В Вологде завершился пятый фестиваль молодого европейского кино VOICES. В конкурсной программе было представлено 10 фильмов из Германии, Голландии, Норвегии, Чехии, Словении, Польши и России. Жюри под председательством режиссера Светланы Проскуриной единогласно приняло решение присудить Гран-при фестиваля работе итальянского режиссера Уберто Пазолини «Натюрморт» с британским актером Энди Марсаном в главной роли, который также получил приз за лучшую мужскую роль. Картина «Натюрморт» рассказывает историю скромного чиновника средних лет, который в силу профессии уделяет больше внимания мертвым, нежели живым, но при этом оказывается самым гуманным человеком среди всех персонажей.
«Лента.ру» поговорила с режиссером, продюсером (из самых известных картин, спродюсированных им — «Милый друг» с Робертом Паттинсоном), сценаристом Уберто Пазолини, для которого «Натюрморт» — вторая полнометражная работа, о жизни, русской литературе, фестивальном движении, минимализме, иронии и о том, почему кино — искусство молодых.
«Лента.ру:» VOICES — фестиваль молодого европейского кино, а вы в кинематографе уже более 30 лет. По-вашему, это честно, что вы соревновались с режиссерами, которые вдвое младше вас?
У. Пазолини: Я думал об этом и немного испытываю чувство вины. Награды должны вдохновлять молодых людей, помогать им поверить в себя и не сходить с выбранного пути. Если бы призы раздавал я, то они всегда бы доставались молодым режиссерам, потому что кино — это искусство молодых, это они формируют новый киноязык, налаживают какие-то новые связи, что-то меняют. Люди моего возраста в большой степени выполняют функцию хранителей.
Ваш фильм «Натюрморт» — это очень минималистичное кино, чем это обусловлено?
Прежде всего, самой идеей фильма, он очень тихий и спокойный в плане драматургии и в плане того, какой характер у главного героя. Он работает в похоронном отделе при муниципалитете и не очень часто имеет дело с живыми людьми — поэтому большая часть его переживаний так и остается внутри. И мне показалось очень важным уважать это, когда я начал думать о структуре и грамматике моего фильма. У меня статичная камера, приглушенные цвета, много фоновой музыки — все это работает на то, чтобы как можно полнее раскрыть моего героя.
Даже в каталоге фестиваля главного героя фильма сравнивали с Макаром Девушкиным, писали, что вы развиваете тему «маленького человека», столь значимую для русской литературы, так ли это?
Разумеется, я, как и все, без ума от Чехова, Гоголя. Мне очень нравится «Обломов» Гончарова, но признаться, я не думал о русской литературе, когда писал сценарий, наверное, это какое-то подсознательное движение. Конечно, та сцена, где герой встречается с начальником, типична для произведений о «маленьких людях», но в моем случае он немного другого склада, меня намного сильнее привлекала его внутренняя способность к трансформации, хотя со стороны он выглядит статичным.
Русское название фильма — «Натюрморт», считаете ли вы такой перевод верным?
Перевод — это всегда большая проблема, название весьма точно передает общий смысл, но в английском варианте, Still life, остается больше пространства для интерпретации, там есть некая игра слов, что позволяет подходит к фильму с разных сторон и предлагает несколько точек зрения. Мне очень важно, что в название есть слово «жизнь», хотя большую часть времени разговор идет о смерти.
При этом фильм наполнен иронией, абсурдными деталями и черным юмором, можно ли смеяться во время просмотра?
Наверное, именно так я себе и представляю жизнь. Я не могу сказать, что это какой-то специфический юмор: британский или итальянский, это просто моя реакция на то, что происходит вокруг нас каждый день, и я старался заполнить фильм этими маленькими деталями, которые могут кому-то показаться безумными, кому-то смешными и нелепыми, но при этом именно они определяют то, кто мы есть.
Почему на главную роль вы выбрали именно Эдди Марсана («21 грамм», «V значит вендетта», «Иллюзионист» — прим. «Ленты.ру.»)?
Десять лет назад я продюсировал картину о Наполеоне («Новое платье императора», 2001 — прим. «Ленты.ру.») и Эдди играл там совсем небольшую роль — камердинера императора, у него было буквально три выхода за весь фильм и пять строчек текста, но при этом он смог создать цельного понятного персонажа, настоящего живого человека. Я был просто поражен. Как мне кажется, это почти невозможная актерская задача. Когда я писал сценарий «Натюрморта», я постоянно думал о нем. К счастью, сценарий Марсану понравился и он согласился. По-моему, он никогда до этого не играл такие роли, когда на нем держится весь фильм, и мне интересно было его увидеть именно с такого ракурса. Он феноменально работоспособен, очень вдумчив и делает ровно то, что нужно его персонажу, а не пытается покрасоваться перед камерой, как некоторые другие актеры, когда им дают возможность устроить бенефис.
Ваш путь в кинематограф был весьма тернист, и вам даже пришлось лететь через весь мир в Бангкок, чтобы убедить продюсера Дэвида Паттнэма поработать с вами. Что вы посоветуете молодым режиссерам, которые встречают трудности на своем пути?
Это было очень давно, в 1983 году, и мне тогда чертовски повезло поработать над великолепным фильмом «Поля смерти», а потом мы еще 10 лет делали вместе с Дэвидом различные проекты. В самом начале нашего знакомства он сказал мне: «Нет!» И я, наверное, хотел бы сказать молодым режиссерам: никогда не слушайте тех, кто говорит вам «Нет!». Таких людей вокруг вас всегда будет огромное множество, они будут ругать ваш сценарий, выбор актеров и манеру съемки, но вы должны делать только одно — продолжать верить в себя, и тогда что-нибудь получится.
Что вы думаете о фестивальном движении в целом? Ваш фильм был представлен более чем на десяти различных кинофестивалях. У вас в активе призы из Эдинбурга, Рейкьявика и Абу-Даби. Помогают ли они фильму найти свой путь к массовому зрителю, который покупает вместе с билетом колу и попкорн?
C коммерческой точки зрения, ощутить эту поддержку довольно трудно, но с другой стороны, если ты сделал фильм, то твое первое желание —поделиться им, фестивали в этом вопросе незаменимы. Мне нравится идея, что даже если я делаю некоммерческую картину, то люди в разных концов света все равно смогут ее увидеть. Один или три показа в России, Чехии или Польше — это уже очень неплохо, по крайне мере точно лучше, чем ничего. Кто-то делает кино специально для фестивалей, кто-то для зрителя с попкорном, как, например, большие американские студии. Я делаю кино, которое интересно мне и, если оно хотя бы краешком может попасть в обе категории, это замечательно, но специально подстраиваться и что-то для этого менять — это не по мне.