Экономическая ситуация в мире крайне неопределенная. Эксперты говорят об отсутствии надежных активов и перспективных отраслей. Можно ли в стагнирующей экономике нащупать точки роста? «Лента.ру» решила выяснить это у ректора Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ Владимира Мау.
«Лента.ру»: Владимир Александрович, неужели и правда нет надежных активов для инвестирования?
Мау: Понятие надежности активов не является однозначным. Надежность активов меняется в зависимости от времени, состояния экономики, ситуации на финансовых рынках. Сейчас самые надежные активы несут в себе более высокий риск потерь, чем многие активы, которые оценивались как рискованные в прежние годы. И инвестору, который формирует портфель либо инвестирует средства, не только в текущий момент времени, но и с учетом межвременного перераспределения, современные «надежные» активы не кажутся таковыми.
Сегодня в мире многие инвесторы предпочитают переждать время в наиболее ликвидных активах или «кэше», пока не снизится общий уровень неопределенности и рисков в мировой экономике. Аналогичная ситуация и в России — наиболее привлекательные в текущий момент сектора экономики (например, продуктовый ритейл) по текущему уровню риска заметно уступают многим отраслям, которые в период бума 2000-х годов считались рискованными.
То есть инвесторы боятся рисковать?
Вот именно! Скажем, европейские банки предпочитают держать деньги в депозитах ЕЦБ даже при отрицательной ставке, то есть когда с них берут плату за хранение депозита. То есть банк настолько боится потерять деньги, что он согласен лучше нести небольшие, предсказуемые, убытки, чем вложиться в какой-либо проект с риском потерять много. Российские банки, конечно, не держат деньги в депозитах с отрицательной доходностью. У нас этого нет из-за более высокой инфляции, чем в Европе. Но линия поведения такая же — боязнь рисков. Поэтому мы и говорим о надежности.
Но почему сразу депозиты ЦБ? Неужели традиционный для России нефтегазовый сектор не является «тихой гаванью» инвестора?
Я думаю, что в ближайшие три года ситуация в нефтегазовом секторе будет достаточно напряженной. Во-первых, консенсус-прогноз ведущих мировых экспертов сходится в том, что рост цен на нефть на мировом рынке маловероятен. Я не хочу в очередной раз говорить о высокой вероятности снижения цен на нефть, хотя, конечно, текущие уровни высоки. Однако стабильность цен на нефть на уровне около 100 долларов за баррель — это тоже отсутствие серьезных ресурсов для добычи и роста сектора. Аналогичная ситуация с ценой на газ. Даже если не принимать во внимание прогноз о падении цен по мере роста предложения на мировом рынке сланцевого газа из США, условия для повышения цен на газ также отсутствуют.
Во-вторых, со временем истощается извлечение на месторождениях с «дешевой» добычей. Российские компании вынуждены идти на восток и север, разрабатывать новые месторождения нефти и газа. Очевидно, что издержки добычи на этих месторождениях выше, а финансовые результаты деятельности компаний в условиях стабильных цен на товар ухудшатся.
В-третьих, определенную роль играют принятые санкции со стороны западных стран независимо от того, в каком виде и объеме они сохранятся. Даже если Европа не откажется от российской нефти и газа, результатом санкций может стать отсутствие новых экспортных контрактов. Расширение экспорта будет происходить за счет азиатско-тихоокеанского региона. Однако экспортные мощности на том направлении крайне ограничены. Три года — это минимальный срок, за который можно только начать выстраивать полноценную экспортную инфраструктуру.
Но ведь и в правительстве, и в экспертном сообществе уже несколько лет говорят, что нужно «слезть с нефтяной иглы». Нынешняя стагнация нефтяных цен — достаточно серьезная причина для развития обрабатывающих секторов? Другими словами, «жареный петух» уже клюнул?
Да, доля нефтяного сектора в экономике России снижается уже на протяжении ряда лет. По оценкам Института Гайдара, максимальная доля сектора в ВВП была в 2003-2005 годах (около 25 процентов ВВП) и в настоящее время снизилась примерно до 21 процента ВВП. При стабильном объеме добычи и стабильных ценах на нефть дальнейшее снижение вклада нефтяного сектора в ВВП неизбежно. Мы это наблюдаем и в снижении доли нефтегазовых налоговых доходов.
Безусловно, с точки зрения «центрального планировщика» это удачный момент для диверсификации экономики и развития обрабатывающих секторов. Однако проблема в том, что мировая и внутренняя экономические конъюнктуры складываются таким образом, что и другие сектора входят в стагнацию. Все-таки необходимо не только снижение привлекательности нефтегазового сектора, но и перспектива развития рынков сбыта и объемов продаж в других секторах, а с этим ситуация обстоит не лучшим образом. Я думаю, что реальная диверсификация экономики возможна только при улучшении глобального и внутреннего делового климата, видения несырьевыми компаниями перспектив развития своих секторов.
Химпром оценивается как весьма успешная отрасль отечественной экономики...
Я бы не стал переоценивать успехи химпрома, особенно с точки зрения его долгосрочных перспектив. В последние два года действительно завершилась реализации нескольких крупных проектов в области нефте- и газохимии, ориентированных как на внутренний рынок, так и на экспорт. В прошлом году эти проекты вышли на полную мощность и стали приносить доход.
Однако хотелось бы заметить, что химпром из всех секторов экономики получает наибольшую поддержку за счет поддержания на внутреннем рынке относительно низких цен на нефть и газ, которые являются входящим сырьем для отрасли. А вот цены на химическую продукцию — как экспортные, так и внутренние — находятся на мировом уровне. Поэтому большой вопрос: сможет ли российский нефтегазохимический комплекс оставаться конкурентоспособным, зарабатывать прибыль и развиваться, если цены на входящее сырье будут также сопоставимы с мировыми.
В начале нашей беседы вы назвали привлекательным сектором продуктовый ритейл. Говоря о потребсекторе в целом, можно ли рассчитывать, что он будет привлекательным в условиях сокращения покупательной способности населения?
Если мы говорим о внутреннем потребительском секторе, производстве потребительских товаров внутри страны или секторе услуг, то он вполне конкурентоспособен и достаточно быстро развивается. Снижение покупательной способности населения в данном случае — скорее плюс, так как люди начинают отказываться в первую очередь от дорогих (или подорожавших из-за снижения курса рубля) импортных товаров и услуг.
Однако это же означает лишь то, что отечественный потребительский сектор будет расти быстрее (падать медленнее), чем потребительский импорт. Без возобновления роста реальных доходов населения, снижения уровня закредитованности населения рассчитывать на то, что потребительский сектор станет новым лидером российской экономики, нельзя.
А как насчет механизмов ВТО? Ведь Россия вступила в эту организацию, чтобы продвигать свой товар на мировые рынки. Вот металлурги, например, так рассчитывали на наше членство в ВТО.
К сожалению, ситуация на внешних рынках и является в значительной степени причиной ухудшения финансового положения российских металлургических компаний. Ведь ситуация сейчас резко отличается от периода глобального экономического бума 2000-х годов, когда наблюдался дефицит металлов на мировом рынке. Было начато строительство большого количества новых металлургических мощностей во многих странах мира, прежде всего в Китае.
Кстати, обновление и расширение производственных мощностей наших компаний — это тоже часть того процесса. Однако ввод этих мощностей и производство дополнительных объемов металлов пришлись уже на период после кризиса, что и вызвало более глубокий и продолжительный спад цен на рынках, чем это могло быть объяснено собственно кризисом. В настоящий момент на мировых рынках практически всех металлов (кроме отдельных редкоземельных металлов, но их запасы в России невелики) наблюдается профицит предложения и расширение экспорта практически невозможно. Тем более в этом нам не может помочь ВТО. Я думаю, что российским металлургам не избежать закрытия, или хотя бы временной консервации, части своих мощностей в ближайшие годы и переориентации на внутренний рынок.
Получается, что все сектора российской экономики в той или иной степени в зоне риска. В следующем году разморозят пенсионные накопления. А куда их вкладывать?
Проблема в отсутствии надежных заемщиков и просчитанных проектов для инвестирования. Мы видим, как увеличивается доля просроченной задолженности по кредитам банков не только физическим, но и юридическим лицам. То есть даже тот объем инвестиций, который в настоящий момент имеется в экономике, используется неэффективно, качество реализуемых заемщиками инвестиционных проектов невысокое. В такой ситуации стимулирование банков или других инвесторов для новых вложений не представляется оправданным — риск потерь только возрастет.
Соответственно, «размороженные» пенсионные накопления могут пойти, по сути, только на финансирование тех же самых государственных проектов, только не напрямую через бюджет, а через финансирование дефицита бюджета (вложения в государственный долг).
Куда же податься? Что в условиях стагнации может стать точкой развития?
Если говорить о государственных инвестициях, то здесь приоритетной сферой вложений становятся инфраструктура и человеческий капитал, прежде всего образование и здравоохранение. В современных условиях стало очевидно, что это не расходы, а вложения, которые вытягивают и другие отрасли экономики. Эти вложения стимулируют рынок труда, фискальную систему, инновации. Главный экономический ресурс — это прежде всего люди.