В Латинской Америке Китай добывает медь и нефть, строит дома и гидроэлектростанции, шоссе и железные дороги. Пекин даже готов проложить новый путь из Атлантического океана в Тихий — создать альтернативу Панамскому каналу. При этом КНР воздерживается от нравоучений и навязывания своей модели развития, что облегчает взаимопонимание с местными элитами. В итоге регион, который США привыкли считать своим «задним двором», постепенно переходит в сферу влияния Китая.
Главные рычаги китайского влияния в Латинской Америке связаны с торговлей и льготными кредитами. С 2000 по 2013 год товарооборот между Китаем и государствами этого региона вырос более чем в 20 раз — с 12,6 до 261,6 миллиарда долларов. Односторонняя экономическая ориентации латиноамериканских стран на Соединенные Штаты остается в прошлом. По объему торговли с Бразилией, Перу и Чили Китай уже обогнал США. Только за последние три года КНР предоставила странам региона кредитов на 50 миллиардов долларов. В Аргентине появилась целая новая отрасль, ориентированная на удовлетворение китайского спроса — выращивание сои и производство продуктов из нее.
Южная Америка стала не только рынком для ширпотреба с лейблом Made in China, но и ведущим зарубежным покупателем продукции китайского автопрома. В Чили и Бразилии, в Венесуэле и на Кубе трудятся тысячи китайских строителей и инженеров. С китайского космодрома Сичан в октябре 2008 году был запущен первый в истории Венесуэлы спутник «Симон Боливар», разработанный в КНР. Сотрудничество в космической области Китай развивает и с Бразилией. Телекоммуникационный гигант «Хуавэй» также уверенно обосновался на латиноамериканском континенте.
С 2012 года Министерство обороны КНР провело уже два «оборонных форума» в Пекине для высших офицеров из стран Латинской Америки. Эти мероприятия, как следует из официальных заявлений, призваны создать «прагматическую систему коммуникации и сотрудничества с латиноамериканскими странами по вопросу оборонных стратегий».
Эксперты обычно говорят, что системный интерес к освоению «континента надежд» у Пекина возник относительно недавно — на рубеже 2000-х годов. А главной его причиной стала возросшая потребность китайской экономики в ресурсах, прежде всего в углеводородах и минеральном сырье.
Между тем, работе в латиноамериканской части «третьего мира» уделял внимание еще Мао Цзэдун. Правда, в основном тогда речь шла о налаживании контактов с идеологическими собратьями. Фидель Кастро, Рауль Кастро и Че Гевара были частыми гостями в китайском посольстве в Гаване (Куба на тот момент была единственной страной Нового света, признавшей КНР).
Как вспоминали работавшие тогда на Острове свободы китайские дипломаты, иногда Фидель задерживался в здании посольства до утра, беседы продолжались часами за накрытым столом. Чтобы угодить гостю — а он очень любил утку по-пекински — из легендарного пекинского ресторана «Цюаньцзюйдэ» были «выписаны» два повара.
Частые посиделки с китайскими представителями не скрылись от глаз советских товарищей. Москва, уже тогда заявившая об идеологических разногласиях с Пекином, весьма ревниво следила за романом кубинских руководителей с «маоистами». В рассекреченных сейчас архивах МИД СССР есть немало записей бесед, в ходе которых советские дипломаты настойчиво интересовались у кубинских руководителей, не пойдет ли Остров свободы по китайскому пути. Особенно волновала Москву позиция «команданте Че», который порой слишком уж одобрительно отзывался о китайской практике ускоренной индустриализации.
С посетившим Пекин Эрнесто Че Геварой Мао Цзэдун встречался лично и беседовал более двух часов. Для 32-летнего революционера, который тогда занимал пост министра промышленности, честь была оказана очень большая. Мао не только поинтересовался расстановкой сил на полях классовой борьбы, но и похвалил кубинских товарищей за суровость к контрреволюционерам и американцам. Беседа не носила характер политического инструктажа. Председатель задавал вполне конкретные вопросы и по латиноамериканской экономике. Например, вдруг поинтересовался, насколько велико участие американского капитала в металлургической промышленности Бразилии. Прибегал Мао Цзэдун и к привычным для него парадоксальным высказываниям. «У нас есть еще учитель, который является империализмом. Это наш долгосрочный педагог. Лучший учитель — это американский империализм», — сказал своим кубинским гостям Мао.
Неизвестно, что говорили китайские наставники перуанскому преподавателю философии, специалисту по кантианской теории пространства Абимаэлю Гусману, однако вскоре после поездки в Пекин у себя на родине он возглавил маоистскую партию «Сендеро луминосо» («Светлый путь»). В 60-е годы она стала одной из самых известных в Латинской Америке левацких группировок. Самого Гусмана соратники называли «четвертым мечом марксизма» — после Маркса, Ленина и Мао Цзэдуна. Позже, в 1980-е годы, Гусман, начитавшись трудов Мао о народной войне, перешел к тактике партизанской борьбы. Однако здесь повторить успех своего учителя перуанскому революционеру не удалось. «Великий поход», который на самом деле был серией безжалостных терактов, в конце концов привел Гусмана в тюрьму. Сейчас 79-летний бывший бунтарь-маоист продолжает отбывать пожизненный срок на военно-морской базе к западу от Лимы.
В отношениях двух стран досадный эпизод из прошлого давно забылся. В 2008 году Перу и КНР объявили об установлении стратегического партнерства, которое недавно было повышено до «всеобъемлющего». В ноябре 2010 года подразделение НОАК участвовало в двусторонних учениях в Перу, первых подобных маневрах китайских военных в южноамериканской стране. Во время визитов в Латинскую Америку в июле этого года Си Цзиньпин предложил совместно реализовать проект строительства трансконтинентальной дороги, соединяющей тихоокеанское побережье Перу и атлантическое побережье Бразилии.
Еще более невероятной кажется история отношений Пекина и Сантьяго. В 1970 году Чили стала второй латиноамериканской страной, признавшей КНР. Однако дни прогрессивного президента Сальвадора Альенде были сочтены. Военный переворот 1973 года привел к власти хунту во главе с генералом Пиночетом. Это казалось бы должно было поставить крест на отношениях страны с «коммунистическим Китаем». Однако Пекин прекрасно ужился с диктатором. Вероятно, определяющими здесь были два момента: последовательный антисоветизм Пиночета и высказанная им поддержка принципа «одного Китая». Если советские газеты писали о том, что в Чили «наступила ночь», Китай своего посла отзывать не стал, а спокойно и уверенно торговал с хунтой. Пекин поддержал территориальные претензии Чили на часть антарктической территории, а в 1982 году открыл первую свою исследовательскую станцию «Великая стена» вблизи чилийской станции «Президент Эдуардо Фрей».
Такая «принципиальная позиция» удивила многих бывших верных союзников Пекина. Албанский лидер Энвер Ходжа возмущенно писал про латиноамериканскую политику Мао: «Даже Соединенные Штаты Америки не помогают так открыто Пиночету, фашистскому палачу Чили, как ему помогает Китай… Своей позицией Китай, так называемый социалистический, идет вразрез с интересами и чаяниями народов, коммунистов, революционеров, вразрез с чаяниями всех прогрессивных людей Латинской Америки».
Можно спорить о том, насколько основательно дореформенный Китай подготовил почву для нынешней экономической экспансии в регионе. Однако ясно, что вклад в развитие левого движения и рост антиамериканских настроений в Латинской Америке Пекин начал вносить еще задолго до того, как пришел в регион с большими деньгами. Во время выступления в Пекинском университете Уго Чавес сделал характерное признание, заявив, что сам с детства «был маоистом». По его словам, Мао Цзэдун и Симон Боливар наверняка подружились бы, если бы знали друг друга.
В свое время, выдвигая знаменитую «доктрину Монро», пятый президент США и не думал о том, что принципу «Америка для американцев» могут бросить вызов азиаты. Речь шла исключительно о европейцах. Свое видение внешней политики Джеймс Монро сформулировал предельно четко: «американские континенты, добившиеся свободы и независимости…не должны рассматриваться как объект будущей колонизации со стороны любых европейских держав». В ежегодном послании Конгрессу в 1823 году Монро заявил: «Мы не можем рассматривать любое вмешательство европейской державы с целью угнетения этих стран или установления какого-либо контроля над ними иначе, как недружественное проявление по отношению к Соединенным Штатам».
О том, что эпоха «доктрины Монро» ушла в прошлое, а США теперь рассматривают страны Латинской Америки как равных себе партнеров, официально было объявлено лишь в прошлом году. Это сделал госсекретарь США Джон Керри в программной речи в штаб-квартире Организации американских государств в Вашингтоне. Многие китайские комментаторы в связи с этим ехидно замечали, что это вынужденное признание Керри озвучил в связи с тем, что США уже не в силах противостоять растущей роли, которую играет на континенте Китай. Одновременно китайские эксперты отмечали, что США, отказываясь от «доктрины Монро», все равно ставят задачу «продвигать и защищать демократию». Китай же навязывать кому-то свою модель развития не намерен.
В 2009 году тогдашний заместитель председателя КНР Си Цзиньпин совершил серию зарубежных визитов, которая фактически стала его первыми международными смотринами. Короткое выступление Си на встрече с китайскими эмигрантами в Мексике якобы случайно попало в эфир одной из местных телестанций. Естественно, откровения будущего лидера Китая тут же разошлись по миру. «Некоторые хорошо откормленные, скучающие иностранцы не находят ничего лучшего, как тыкать пальцем в нашу страну. Во-первых, Китай не экспортирует революцию, во-вторых, Китай не экспортирует голод и нищету, и, в-третьих, Китай не причиняет вам головной боли, разве этого мало?», — заявил будущий председатель КНР. Поскольку это было сказано буквально под боком у США, многие наблюдатели сочли слова Си Цзиньпина китайским ответом на «доктрину Монро».
Определенную роль в налаживании отношений Пекина и стран Латинской Америки сыграло и то, что часть государств этого региона, например, Куба и Венесуэла, открыто выступают против гегемонии США, а задачей своей политики называют построение социализма. Однако переоценивать значение идеологического родства КНР и этих стран не стоит. Для китайского руководства латиноамериканские страны — это, прежде всего, поставщики сырья, а не единомышленники. Китай последовательно усиливает свое влияние в Южной Америке, руководствуясь стратегией «мирного возвышения» в тылу у США. Причем мирное возвышение как раз и реализуется через масштабные экономические проекты, все теснее привязывающие эти страны к Китаю.
Среди китайских коммерческих проектов по всему миру транспортные занимают особое место. Неслучайно одной из внешнеполитических новаций Си Цзиньпина стала реализуемая в Евразии концепция нового Шелкового пути. Ключевым для повышения роли Китай в регионе Южной и Центральной Америки может стать строительство трансокеанского канала в Никарагуа.
Сама история участия в этом проекте китайской компании достаточно темная. Хотя бы потому, что Никарагуа признает Тайвань и не имеет с КНР дипломатических отношений. Тем не менее, малоизвестная гонконгская фирма HK Nicaragua Canal Development Investment неожиданно для многих получила концессию на строительство канала сроком на 50 лет. Инициатива вроде бы частная. Генеральный директор компании Ван Цзин отрицает, что связан с китайским правительством. Правда, как сообщала гонконгская печать, он долгое время ездил на автомобиле с военными номерами, а его предприятия часто посещают высокопоставленные китайские чиновники.
Недавно компания загадочного Ван Цзина представила в Манагуа окончательный проект строительства, которое должно быть начато в декабре нынешнего года. Возведение межокеанского пути обойдется в 40 миллиардов долларов. Протяженность канала составит 278 км (больше чем длина Панамского и Суэцкого каналов вместе взятых). Ширина — от 230 до 520 метров, а его глубина будет доходить до 30 метров. Проектировщики подсчитали, что суда смогут переплывать из Тихого океана в Атлантический примерно за 30 часов.
Эксперты пока скептически оценивают перспективы проекта. Торговый представитель России в Китае Алексей Груздев считает, что проект по строительству так называемого Никарагуанского канала пока находятся в стадии «громких решений». В интервью ИТАР-ТАСС российский торгпред обратил внимание на то, что «нет информации об источниках финансирования, хотя были заявлены колоссальные цифры». Вместе с тем, он подчеркнул, что торгпредство РФ в Китае со своей стороны будет «продолжать изучение этого проекта» с точки зрения его возможной реализации.
В рамках концессионного договора китайская фирма получила в качестве бонуса множество безналоговых «побочных проектов». Среди них — строительство железной дороги, международного аэропорта, океанских портов, нефтепровода и двух зон свободной торговли. Не исключено, что какое-то время все силы могут быть брошены именно на эти проекты, а строительство канала будет законсервировано. Между тем, получать отчисления от проекта Никарагуа начнет только после начала эксплуатации канала.
Между тем, планы по строительству канала тревожат экологов, поскольку протяженная водная артерия пройдет по уникальным природным территориям. Однако, учитывая, какие суммы поставлены на кон — строительство канала в пять раз превышает годовой показатель ВВП Никарагуа — нет сомнений, что власти страны и компания-концессионер сделают все возможное, чтобы развеять опасения тех, кто считает, что пока с экономической и экологической точки зрения все выглядит достаточно туманно. Но Китай и не кладет все яйца в одну корзину — возможно, что проект «сухопутного канала» с участием Бразилии и Перу будет реализован раньше.
Во время визитов в Южную Америку Си Цзиньпин вспомнил о любимом виде спорта латиноамериканцев — футболе. Председатель КНР процитировал слова бразильского нападающего Пеле о том, что самый важный гол — это следующий гол. «Таким и должно быть наше двустороннее сотрудничество — мы всегда должны стремиться забить самый выдающийся гол», — сказал Си Цзиньпин. Пока «хорошо откормленные и скучающие» показывают на Китай пальцем, Китай последовательно закрепляется на латиноамериканском поле, на деле демонстрируя, что «доктрина Монро» безнадежно устарела.