Мировая история всегда помнит имена победителей и обычно не забывает проигравших. Однако в истории войн очень редко остаются имена тех, кто хотел и имел возможность их предотвратить. Не стала исключением и Первая мировая война. Мы хотим, хотя бы частично, исправить эту несправедливость, рассказав о тех, кто в силу своего тогдашнего положения и возможностей мог, но не сумел остановить ту войну, которую мы знаем как Первую мировую, а наши предки, которые в ней участвовали, — как Великую.
Об обстоятельствах смерти австрийского кронпринца Рудольфа Габсбурга историки спорят до сих пор. Что известно о тех событиях точно? Только то, что утром 30 января 1889 года в одной из спален охотничьего замка в местечке Майерлинг недалеко от Вены было найдено два трупа — сына императора Австро-Венгрии Франца Иосифа I Рудольфа и его любовницы Марии Вечера. Все остальное, как пишут в авантюрных романах, покрыто мраком неизвестности. До сих пор гибель Рудольфа и его возлюбленной проходит по «бытовой категории». О политической и общественной деятельности кронпринца упоминается как бы между делом.
А между тем об этом стоит поговорить детальнее...
Известно, что у Рудольфа был особый пунктик: он ненавидел Германию — в отличие от своего отца, который как раз в то время вел политику активного сближения с Берлином. Наследник австрийского престола имел весьма тесные отношения с австрийскими либералами и даже анонимно публиковал в венских изданиях статьи, где критиковал политику отца вообще и ее «прогерманский» вектор в частности. Таким образом, действия Рудольфа все чаще стали напоминать конкретную программу, суть которой — ни в какие союзы с Берлином не вступать, продвигаться на Балканы, а то и дальше.
Сохранились воспоминания одного очевидца, который писал, что, будучи с женой — принцессой Стефанией — в Стамбуле, Рудольф произнес странную фразу: «Здесь будет наша империя». После смерти кронпринца и вовсе стали говорить, будто он намеревался свергнуть отца с престола (к тому времени Франц Иосиф правил Австро-Венгрией уже 40 лет). Известно и то, что Рудольф несколько раз показывал отцу профессионально составленные концепции национальной обороны, где об австро-германском союзе не было ни слова. Так было вплоть до самой гибели кронпринца...
У историков много вопросов и касательно причин смерти Рудольфа. Если кронпринц решил покончить с собой, то почему позвал гостей на охоту, назначенную на 31 января? Почему распорядился разбудить его утром и подать завтрак? Кто и зачем вырвал из придворной книги рецептов страницы, касающиеся кронпринца, и вклеил на их место совсем другие? Что за чужие люди несколько раз были замечены в окрестностях Майерлинга накануне гибели Рудольфа? Не означает ли это, что кронпринца все же ликвидировала германская разведка как мешавшего планам Вильгельма II? Ведь его смерть была исключительно выгодна именно германской «партии войны».
Как бы то ни было, первая жертва будущей мировой войны появилась за 25 лет до ее начала. Стань Рудольф императором, кто знает, по какому пути пошла бы европейская история. Во всяком случае австро-германский альянс мог и не состояться.
Cвою долю ответственности за развязывание Первой мировой войны несет и Россия. В ней тоже была своя «партия войны», которую, по всем признакам, возглавлял тогда великий князь Николай Николаевич. Была в России и своя «партия мира» — правда, более разобщенная, но все же имевшая некоторое влияние на императора Николая II. Если проанализировать слова и поступки тогдашних государственных и прочих деятелей, свою принадлежность к «партии мира» особенно явно демонстрировали четверо. Сергей Витте и Петр Дурново (вспомним его знаменитую «Записку», где он предсказал начало революции в России в случае неудачи в войне) умерли естественной смертью. А вот двое других... Впрочем, обо всем по порядку.
В конце августа — начале сентября 1911 года в Киеве проводились торжества по случаю открытия памятника Александру II. 1 сентября в Киевском оперном театре в присутствии императора Николая II в начале второго акта оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» был смертельно ранен двумя выстрелами премьер-министр Российской империи Петр Столыпин. Стрелял агент Охранного отделения Дмитрий Богров. Это единственное, что в этой истории известно совершенно точно.
Следствие по факту убийства изначально выглядело не установлением истины, а заметанием следов, чему есть надежный свидетель — товарищ министра внутренних дел, начальник департамента полиции и командир отдельного корпуса жандармов генерал Павел Курлов. Тот самый, который в те дни в Киеве осуществлял общее руководство охраной высоких гостей, прибывших на торжества. Позднее именно его обвинят в том, что, дескать, он способствовал убийству Столыпина. Причем, как пишут историки, Курлову предъявили два взаимоисключающих обвинения — в «бездействии» и «превышении полномочий». Правда, когда сам Курлов задал вопрос сенатской комиссии, в каком случае конкретно он «бездействовал», а где — «превысил полномочия», внятного ответа ему дать так никто и не смог. Да и само поведение генерала в этой истории никак не способствует версии о «бездействии».
Тому есть, как минимум, два доказательства. Первое: Курлов настаивал на том, чтобы Столыпина охранял профессионал — жандармский ротмистр Константин Дексбах. Однако от него отказался сам Столыпин. Вместо жандарма премьера охранял армейский штабс-капитан Есаулов, который в момент покушения прогуливался в театральном фойе. Второе доказательство — уже после покушения на Столыпина, только Курлов требовал, чтобы в отношении Богрова было проведено самое тщательное расследование. Однако Богрова казнили через неделю после смерти Столыпина — настолько быстро, что хочется спросить: куда так спешили?
У ряда современных исследователей есть все основания полагать, что убийство Столыпина — удачная акция российской «партии войны» по устранению опасного препятствия на пути к войне с Германией и Австро-Венгрией. И здесь есть смысл вернуться на два года назад.
Итак, на дворе 1909 год. В Европе бушует Боснийский кризис, вызванный тем, что в октябре 1908 года Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Строго говоря, эта область и так принадлежала Вене — согласно статье 25 Берлинского трактата 1878 года. Однако, когда она решила официально вступить в права владения Боснией и Герцеговиной, это не понравилось Сербии — там объявили мобилизацию. Сербия обратилась за помощью к России, в которой к тому времени началась широкая кампания, суть которой выражает одна фраза: «Освободим боснийцев от австрийского гнета!». Самих боснийцев, конечно, никто не спросил. Германия объявила, что поддержит Австро-Венгрию. По свидетельству историков, в Берлине заявляли, что наступил «самый лучший момент, чтобы рассчитаться с русскими».
До сих пор неизвестно, кто именно уговорил Николая II объявить мобилизацию трех военных округов на границе с Австро-Венгрией. И тут ситуацию спас Столыпин. Он сумел убедить царя, что война неизбежно уничтожит и династию Романовых, и империю вообще. В конце концов мобилизацию военных округов отменили, хотя Боснийский кризис в истории российской дипломатии остался как «дипломатическая Цусима».
Могут возразить: за подобное не убивают. Пусть так, но если анализировать долгосрочные планы Столыпина, можно обнаружить вполне правдоподобный мотив для убийства.
В чем состояла суть этих планов? Во-первых, никакой войны еще два-три десятилетия. Во-вторых, для того чтобы исключить возможность любой войны, необходимо создать нечто вроде международного парламента. В-третьих, России необходимо развивать экономику, торговлю и промышленность. Армия и вооружение — только для достижения паритета между великими державами.
С точки зрения «партии войны», за такие планы, пожалуй, можно и убить.
После гибели Рудольфа, наследником австрийского престола стал его дядя — эрцгерцог Франц Фердинанд. Он был сыном младшего брата императора Франца Иосифа I… и полной противоположностью как дяди, так племянника. Племянника — потому что был не прожектером, а практиком, имеющим, опять же не в пример Рудольфу, команду единомышленников. Дяди — потому что не считал союз с Германией спасением для Австрии. Современники записали для истории его слова: «Я никогда не поведу войну против России. Я пожертвую всем, чтобы этого избежать, потому что война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, а то и свержением обеих династий... Война с Россией означала бы наш конец. Если мы предпримем что-нибудь против Сербии, Россия встанет на ее сторону и тогда мы должны будем воевать с русскими».
Франц Фердинанд на всех уровнях отстаивал идею триединой монархии — Австро-Венгро-Славии. Он полагал, что в пользу славян необходимо ограничить права венгров. История сохранила слова премьер-министра империи — венгра Иштвана Тисы: «Если престолонаследник, став императором, выступит против Венгрии, я подниму против него национальную революцию». Еще в 1912 году во французской прессе появилось пророчество о Фердинанде: «Он умрет на ступенях трона».
Механизм триединства империи секретом тогда ни для кого не был: сначала появляется Хорватское королевство, ему передаются все славянские земли, что находятся в составе империи, после чего новое образование получает те же права, что и у Австрии с Венгрией. И вот здесь планы эрцгерцога радикально расходились с планами сербских радикалов. Те как раз хотели создать свою «Великую Сербию» на тех же землях, которые Франц Фердинанд хотел объединить мирным путем под австрийской короной.
На 28 июня 1914 года — время маневров австрийской армии — был назначен визит кронпринца в столицу присоединенной шесть лет назад Боснии Сараево. Закончится он бомбой террориста Неделько Габриновича и выстрелами Гаврилы Принципа...
Кому была выгодна смерть Франца Фердинанда? При ближайшем рассмотрении — очень многим. Всем, кто хотел большой войны в Германии, Франции, Австрии, Сербии и России. Мешал эрцгерцог также венгерским и чешским националистам. Кстати, в день сараевского убийства редактор итальянской левой газеты «Аванти» Бенито Муссолини сказал своему коллеге: «Ситуация ясна. Центральные державы, атакуя Сербию, нападают таким образом на Англию и Францию. Всеобщий конфликт неизбежен». На эти слова стоит обратить внимание. По сути, будущий дуче очень точно выделил роль России в этой войне: по замыслу Англии и Франции — вспомогательную. Хотя именно российский солдат вынес на себе тяготы войны, спасая поочередно то Францию, то Англию.
Ну а что касается темы «российского следа», то историки сообщают о том, что за месяц до убийства Франца Фердинанда из российского Генштаба в сербский пришло странное во всех смыслах письмо. В нем сообщалось, что кайзер Вильгельм и эрцгерцог Франц Фердинанд якобы договорились напасть на Сербию под прикрытием вышеупомянутых маневров. Судя по всему, в российском Генштабе давно обосновались представители «партии войны», которые вели свои собственные игры. Кроме того, историки давненько приглядываются к послу России в Сербии Николаю Гартвигу, поверенному в делах российской миссии Василию Штрандтману и военному агенту (атташе, по-нашему) Виктору Артамонову. Но имели ли они на самом деле какое-то отношение к сараевскому убийству, мы уже никогда не узнаем.
Хорошо известно имя еще одного человека, помешавшего царю втянуть Россию в Боснийский кризис. Это Григорий Распутин. По официальной должности при дворе — возжигатель царских лампад. Кто-то считал его святым, кто-то — негодяем, но все же думается, он не был ни тем ни другим.
Сохранились воспоминания иеромонаха Илиодора, в которых Распутин говорил ему по поводу Боснийского кризиса: «Вот, брат, при дворе-то было охотников много воевать с Австрией из-за каких-то там земель. Но я, дружок, отговорил Папу, потому не время, нужно дома все в порядок приводить».
В 1912 году Россия едва не ввязалась еще в одну войну. На сей раз Первую Балканскую: Болгария, Греция, Сербия и Черногория выступили против Турции. Великий князь Николай Николаевич уговорил царя провести частичную мобилизацию. И было понятно: ввяжись Россия, на нее тут же набросятся Германия и Австро-Венгрия.
Столыпина уже не было в живых. Зато был жив и здоров Распутин, который сумел отговорить Николая II вступить в эту войну. Витте вспоминал: «Пришел Распутин, в пламенной речи, лишенной, конечно, красот присяжных ораторов, но проникнутой глубокой и пламенной искренностью, он доказал все гибельные результаты военного пожара — и стрелки истории передвинулись по другому направлению. Война была предотвращена».
А это — Дурново: «Распутин заявил, что "воевать вообще не стоит, лишать жизни друг друга, отнимать блага жизни, нарушать завет Христа и преждевременно убивать собственную душу. Пусть забирают друг друга немцы и турки, это их несчастье и ослепление, а мы любовно и тихо, смотря в самого себя, выше всех станем"». На этот раз тоже обошлось. Сам Распутин, по свидетельству современников, говорил: «Германия — страна царская. Россия — тоже... Драться им друг с дружкой — это накликать революцию. Революция значить — царям по шапке. А куды ж тады Григорий?».
Строго говоря, у нас больше известно, что Распутина ударила ножом в родном селе Покровское некая Хиония Гусева. Гораздо менее известно, когда именно это произошло. А произошло это, по некоторым данным, 27 июня 1914 года — за день до убийства в Сараево. Дочь же Распутина Матрена позднее утверждала, что покушение произошло 28 июня — в тот самый день.
В этом покушении тоже полно странностей. Например, Гусева утверждала, что Распутин в свое время соблазнил ее и бросил. По идее, тогда она должна была хорошо знать Распутина в лицо. Но при обыске у Гусевой нашли журнал «Свет» со статьей о Распутине писателя Амфитеатрова. Таким образом, Распутин оказался выведенным из игры, хотя в тот раз и остался в живых. Будучи прикованным к больничной койке, остановить войну на сей раз он не сумел. Убили же его два с половиной года спустя. И тоже при весьма загадочных обстоятельствах...
18 февраля 1913 года президентом Франции стал Раймон Пуанкаре, который пришел на этот пост, уже имея прозвище Пуанкаре-война. Один из виновников Боснийского кризиса — бывший министр иностранных дел России Александр Извольский был тогда послом во Франции. Пуанкаре при личной встрече сказал ему очень интересные слова: «Для французского правительства весьма важно иметь возможность заранее подготовить французское общественное мнение к участию Франции в войне, могущей возникнуть на почве балканских дел».
Дальнейшее тоже известно: на смену послу Франции в России Жоржу Луи Пуанкаре назначил Теофиля Делькассе — одного из создателей Антанты, да еще и с репутацией главного врага Германии. Самого же Пуанкаре Николай II наградил орденом Андрея Первозванного.
Однако у милитаристских планов Пуанкаре в самой Франции имелся серьезный противник — лидер социалистов Жан Жорес. В энциклопедиях о нем написано: «Будучи убежденным пацифистом, сделал основным направлением своей деятельности в 1905-1914 годах борьбу за предотвращение надвигающейся войны в Европе. Призывал правительство достичь взаимопонимания с Германией. В 1911 году принял активное участие в Базельском антивоенном конгрессе. Возглавил кампанию против предложенного президентом Пуанкаре закона о трехлетней военной службе; в ее рамках организовал 25 мая 1913 года грандиозный (150 тысяч человек) митинг в Париже».
И дальше: «В июне 1914 года по его инициативе социалистическая фракция проголосовала против предоставления правительству крупного военного займа. В разгар июльского общеевропейского кризиса, вызванного убийством сербскими националистами австрийского кронпринца Франца Фердинанда, добился на чрезвычайном съезде СФИО (14-15 июля) резолюции о проведении всеобщей стачки в случае войны. Отверг все предложения премьер-министра Вивиани войти в правительство и содействовать единству нации перед лицом германской опасности. 25 июля в речи в Лионе, ставшей его политическим завещанием, призвал к совместному антивоенному выступлению пролетариата всех европейских стран. 28 июля вместе с Гедом потребовал немедленного созыва парламента для обсуждения вопроса о войне».
Понятно, что после таких слов и действий, в условиях всеобщей военной истерии, долго не живут. За день до проведения мобилизации во Франции — 31 июля 1914 года — Жореса застрелил в парижском «Кафе дю Круассан» некий молодой человек по имени Рауль Виллен. Спустя пять лет на суде Виллен заявил, что в момент убийства был студентом Луврской школы изящных искусств. Но позднее журналисты раскопали, что перед этим его выгнали за профессиональную непригодность с должности инженера по сельскому хозяйству и уволили из коллежа «Станислас», где он служил надзирателем, за неспособность держать учеников в повиновении. Виллена тогда — в 1919 году — оправдали. Расстреляли его только через 18 лет на Балеарских островах испанские республиканцы — в самый разгар гражданской войны в Испании.
Подводя итог, можно сказать: все пятеро были людьми незаурядными и многое их объединяло. Все они предчувствовали, что погибнут. В деле с кронпринцем Рудольфом упоминаются два выстрела. По два выстрела было сделано в Столыпина, Франца Фердинанда и Жореса. На Распутина также было совершено два покушения. Есть в этом определенная мистика. Но самое главное — все пятеро искренне хотели помешать надвигающейся большой войне.
Первая мировая война собрала страшный урожай: более десяти миллионов погибших и еще больше искалеченных физически и морально людей. Война уничтожила четыре империи: Российскую, Германскую, Австро-Венгерскую и Османскую, а также создала предпосылки для еще более страшной войны — Второй мировой.
Сейчас в мире есть предпосылки для развязывания уже Третьей мировой войны. И хочется надеяться, что тем, кто попытается ее остановить, повезет больше, чем героям данного материала, и новой войны не случится.