Силовые структуры
18:36, 9 сентября 2014

Осмысление войны Оборонка, политика и философия в поисках общего видения

Илья Крамник
Фото: Reuters

Прошедший в Алексине 5 сентября интеллектуальный форсайт «Философия войны и мира» стал первым мероприятием подобного рода. В режиме круглого стола общий взгляд на проблемы войны и мира искали представители оборонки, военные специалисты, политики и представители гуманитарной интеллигенции. Подобные форумы могут оказаться весьма полезными — как минимум, для поиска общего языка.

Смена концепций

Одной из главных проблем российской политической культуры исторически была изолированность структур, определяющих и осуществляющих политику, от общественной жизни. В результате практическая военная политика и потребности государства в этой сфере сильно расходились с общественным осмыслением военных проблем. Главным следствием этой разобщенности стало отсутствие в обществе, за редким исключением, понимания природы войны и военных интересов государства в принципе. Даже у значительной части людей образованных война представлялась как тот или иной аналог Великой Отечественной, и осмысление ее как политического инструмента было, по сути, табуировано.

С одной стороны, это значительно осложняло понимание обществом военных задач государства и условий возможного применения вооруженных сил. С другой, мир как ценность был подменен известной формулой «лишь бы не было войны». И состояние «невойны» таким образом становилось некой универсальной ценностью, допуская возможность политических поражений с любыми условиями на выходе, главное — без войны.

Эта подмена привела к сильному сужению пространства общественной дискуссии по проблемам войны, Более того, она фактически исключила для СССР возможность активного применения военных инструментов для защиты своих интересов в годы холодной войны. Конфликты чужими руками вели обе стороны, но там, где США и их союзники в итоге всегда имели при себе в качестве аргумента возможность применения регулярных вооруженных сил, СССР такой возможности был, по сути, лишен, и поддержать своих союзников открытым военным вмешательством не мог практически никогда. Можно много рассуждать о том, насколько это обстоятельство способствовало отсутствию прямого столкновения в бою между СССР и США, но в любом случае, это вопрос гипотетический, тогда как политические потери, понесенные из-за этого ограничения в ходе холодной войны, являются вполне реальными.

Более того, идеологическая ловушка, в которую загнал себя Советский Союз, исключив любые иные формы общественного обсуждения проблемы, кроме радикально антивоенных, препятствовала и нормальному развитию вооруженных сил. В частности, заложниками политики оказались экспедиционные силы флота и палубная авиация: открыто развивать силы, уже заклейменные как «орудие империалистической агрессии», СССР не мог, тем самым дополнительно сужая свои военные возможности.

В конечном счете, подобное ограничение скорее подрывало военную безопасность страны, не оставляя иных доступных для осмысления и понимания вариантов войны, кроме очередной мировой — что в годы холодной войны означало — ядерной, с соответствующим набором фобий. В сравнении с данным вариантом, любой другой исход политического противостояния, безусловно, был лучшим, но для победы в Холодной войне подобное сведение проблемы войны к ядерному устрашению и соответствующее сужение выбора инструментов оказалось явно вредным.

В новых условиях, когда очевидно, что для сохранения государства как целостного организма, обеспечивающего развитие страны, защиту правопорядка и умножение материальных благ, необходимы в том числе и военные инструменты, советский подход уже очевидно не работает. Делать при этом вид, что все в порядке, также уже не получается — в условиях, когда войны раз за разом вспыхивают непосредственно на границе России, общество и политические элиты должны, как минимум, иметь общий язык для обозначения и осмысления проблем, связанных с возможным участием страны в той или иной войне, не исключая, в конечном счете, и войны с другим крупным государством/содружеством государств.

«Есть вещи поважнее, чем мир»

Фраза принадлежит одному из самых заслуженных «ястребов» американской политики Александру Хейгу, четырехзвездному генералу, командующему Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе в 1974-1979 годах. Эту фразу Хейг произнес, уже будучи госсекретарем: он возглавлял внешнеполитическое ведомство США первые полтора года президентства Рональда Рейгана — с 22 января 1981-го по 5 июля 1982 года. Хейг считался радикалом даже по меркам отнюдь не вегетарианской в вопросах внешней политики администрации Рейгана, что и привело впоследствии к его замене на Джорджа Шульца, однако эта его фраза характеризовала не только личные убеждения политика, недавно снявшего генеральский мундир, но и общий подход к данному вопросу со стороны политических элит и общества США. Война никогда не рассматривалась как нечто желанное — однако в политической культуре США имелось понимание того, что соответствующий инструментарий может и должен быть использован для достижения определенных целей или сохранения определенных позиций. Спор шел исключительно о том, какие именно цели оправдывают их достижение путем войны и какие позиции — защиты тем же путем.

При этом в теории связанное представительной демократией американское государство оказывалось куда свободнее в использовании военного инструментария, чем теоретически тоталитарный Советский Союз, на деле в куда большей степени ставший заложником собственных идеологических догм. Решить эту проблему до распада СССР не удалось, и она перешла по наследству уже к новому руководству и новому обществу. Долгое время игнорировалось само наличие проблемы, что, в частности, породило тяжелейшую травму 90-х. Развал армии на фоне малоосмысленной первой чеченской кампании и до конца не проговоренных истоков и мотивации второй, породили довольно мощную волну «военного нигилизма»: полное отрицание ценности армии как института и войны как инструмента стали вполне распространенным явлением в обществе.

Ситуация усугубляется и образовательными пробелами: гражданское население в массе своей, включая представителей оборонки, дипломатов, крупных бизнесменов и многих других лиц, просто не представляет себе ни политических возможностей военных инструментов, ни обстоятельств их применения. Военная история как дисциплина с советских времен практически отсутствовала в гражданском научном обороте, военная политика применительно к текущим проблемам мироустройства и столкновений интересов — и вовсе осталась уделом узкого круга интеллектуалов, зачастую не имевших отношения к политике. Долгие годы «запирания войны на замок» привели к тому, что даже такой распространенный на Западе инструмент моделирования, как военно-политическая игра, оказался для большей части российского общества и элиты чем-то маргинальным и не имеющим отношения к реальной политике.

Армия, в свою очередь, отражала проблемы общества: получая отличную военную и инженерную подготовку, офицеры ВС СССР, а затем и РФ, имели, за исключением отдельных энтузиастов и одаренных личностей, крайне ограниченные гуманитарные знания, в том числе в области социологии, политологии, истории (включая и военную историю, преподающуюся у нас в значительно меньших объемах чем, например, в США), психологии и других наук об обществе и человеке. Этот подход был наследием советского — оберегая свою монополию на идеологическую правоту, КПСС дозировала доступ к соответствующим областям знаний. В постсоветском обществе это просто привело к опасному вакууму, который немедленно был заполнен чем угодно — но только не здравым анализом интересов общества, армии, государства в новых исторических условиях.

Поиск выхода

Интеллектуальный форсайт, состоявшийся 5 сентября 2014 года в Алексине, при всей импровизированности первого мероприятия этого рода, прошедшего в здании городского краеведческого музея под модераторством директора Алексинского химкомбината Алексея Рогозина и его заместителя Никиты Гараджи, стоит отметить, как минимум, за сам замысел. В обсуждении принимали участие известные публицисты и политологи, в том числе Алексей Чадаев, Виктор Аксючиц, Егор Холмогоров и другие, а также представители оборонки.

Попытка осмысления проблем войны и мира в современном обществе, формирования общего подхода к войне, к ее допустимым формам и обстоятельствам ее возникновения — жизненно необходимы именно сейчас, когда война угрожает России прямо и непосредственно, как в форме братоубийственной бойни на востоке Украины, так и в форме возрождения холодной войны между Россией и НАТО на фоне противоречий относительно принципиальных вопросов современного мироустройства. Замалчивать войну, выкинув ее из поля общественного обсуждения или, тем более, вновь подменить его догматом «лишь бы не было войны», уже не получится.

Вопрос в том, какие формы это обсуждение примет. В случае, если эта инициатива найдет поддержку со стороны соответствующих государственных структур, формат многоуровневого форума с секциями и рабочими группами по профилям может оказаться вполне адекватным инструментом, который позволит давать необходимый интеллектуальный продукт, полезный как для политической элиты, так и для самого общества, избегая как излишнего смешения различных категорий, так и возникновения изолированных «клубов по интересам».

Альтернативы, в любом случае, нет. Обсуждение и осмысление войны отнюдь не гарантирует ее отсутствия, но отсутствие такого обсуждения — гарантирует поражение.

< Назад в рубрику