С правдой искусства Андрея Кончаловского, автора фильма «Белые ночи почтальона Тряпицына», российского зрителя обещают познакомить уже этой осенью. Правда жизни Кенозерья, где снималось это кино, в том, что слухи о смерти русской северной деревни все же преувеличены.
До деревни Вершинино, сердца Кенозерского национального парка, от Плесецка с его космодромом ехать около 200 километров «на Губине» либо «на Мамае». Если, конечно, Губин не сломался, а Мамай не празднует — или наоборот. Когда нет ни того, ни другого водителя вместе с их маршрутками, то можно доехать на автобусе до Конёво, а там поймать частника уже до самой деревни за 1700. Ну, или напрямую с вершининским жителем Сергеем Тарасовым на «Ладе» — 3 500 рублей. Если Сергей привез кого-то в Плесецк, то обратно можно и в несколько сотен уложиться, как на попутке. Такое везение, правда, нечасто.
До прошлогодних съемок «Белых ночей…» Тарасов, в прочее время работающий кочегаром при школе, возил за 3 200, но кино — с постоянными экспедициями до станции Плесецкая и обратно в Вершинино — внесло свои коррективы в ценообразование. Денег таких у вершининских людей, чаще всего, нет. Зато есть гордость.
— Дурочками выставляться? — негодуют почтенные дамы в бухгалтерии Кенозерского сельского поселения на одно только предположение, что они могли принять участие в съемках. В одноэтажном сельсовете три двери: направо — к председателю, прямо — к участковому, а налево — к бухгалтерам. Над одной из них, надев медицинскую маску, корпит приезжий из города парикмахер, родной кому-то из вершининских. Мастеру сначала не повезло: клиентка, ради которой он проделал неблизкий путь, сделала выбор между перманентом и копанием картошки не в пользу красоты. Зато нашлась желающая в бухгалтерии, так что уже съездил не зря.
— Ну, да, шли так отсюда сниматься-веселиться. На ровном месте, а все как бочку со спиртом нашли в том кино с Евдокимовым, — констатирует Елена Капустина, специалист первой категории. — Но я кусочек по телевизору видела — очень красиво снято: что есть, то есть.
Гордость Вершинино — федеральный национальный парк и все, что с ним связано. Коровы здесь идут вечером домой не просто так, а от «Гефестова подворья» — кузницы, к «Рухлядному амбару», где краеведческий музей. На постоялом дворе, где год назад жил Кончаловский со съемочной группой, сейчас обретаются очередные волонтеры-экологи из Вологды, Питера и Рязани. Они едут сюда в режиме «все флаги в гости будут к нам»: столбы для электричества привели в порядок поляки, а часовенку километрах в 15 от деревни помогли починить испанцы. Магазинов в Вершинино пять вместе с сельпо — и в каждом икона здешней небесной покровительницы Богородицы Семистрельной. И в Косицыно, где живет почтальон Алексей Тряпицын, было сельпо, но теперь там осталось всего пять живых домов и, рассказывает Алексей, «дело стало до конца нереспектабельным», как и в прочих деревнях. На вершининской почте — одной на десятки километров вокруг — иконы нет, но там, если что, тоже можно прикупить тушенки, горошка и шампиньонов.
В Вершинино есть школа и детсад. Телефон и интернет здесь ловят стабильно, когда дают свет (если нет — винят поляков, ставивших столбы). Фельдшерско-акушерский пункт работает каждый день до обеда. И даже пожарная машина имеется — как положено, красного цвета.
— 200 человек пожилых, 200 среднего возраста, 100 — детского, — подсчитывает население Вершинина и окрестностей Елена Роймуева, сотрудница Кенозерского национального парка. — А в год мы принимаем до 14 с лишним тысяч туристов. Почти в 30 раз больше, чем жителей. Я тоже не снималась, некогда…
Кого в Вершинино ни спросишь, никто не снимался.
— А на что мне в кино сниматься, людей смешить, — удивляется продавщица в коммерческом магазине «Кенозерочка». — День за днем проходит, и без веселья хорошо.
— Попросил меня на тракторе поездить. Говорит, зачем трактору стоять просто так, — вспоминает съемки Николай из деревни Зихрово. Вокруг Вершинино нравы в целом проще: если снимался — так и снимался, чего скрывать.
— Я что, я поездил. Жаль, он деда не застал. Боевой, хоть сейчас для кино. Однажды туристы сюда приехали, часовню Иоанна Богослова смотреть. Спрашиваем: «Откуда?» — «Чили, Чили». Дед воевал, в слове «Чили» услышал чего-то и — шась к нему: «Дойчланд?» Разобрались, оттащили. 94 было, помер недавно.
Николай — из самых здешних и самых типичных: хитер, беззуб и органически навеселе, без подогрева.
Если же увидите в этих местах, к примеру, человека бородатого, степенного, с волосами, перехваченными тесемкой, и хоть сейчас бы этого человека на картинку да в подарочное издание северных сказов Бориса Шергина, — знайте: скорее всего, москвич либо петербуржец. Возможно, со степенями MBA и уж точно прошедший 90-е. Укрепился в нулевых, разочаровался в десятых, «вышел в кэш» и пару лет назад построил здесь небольшой и правильный домик, который с берега можно и не увидеть, только с лодки и под хитрым углом.
Живет здесь месяцами, отвлекаясь на Европу и прочий мир. Осколки заморской материальной культуры щедро дарит. В контору Кенозерского национального парка зайдешь — стенные часы с маркировкой французского винного дома увидишь, в дом к кому — то ступку каменную, то хитроумную рыбацкую снасть (вот у Коли спиннинг особенный), то еще что. Жизнь такой человек ведет, в точности по Платонову, бережную и укромную, от публичности отказывается вежливо, но твердо — даже если просит Кончаловский в кино сняться. И вам с ним толком познакомиться не светит, если приехали не насовсем.
Персонаж вышел собирательным только по одной причине: есть из кого собирать. Людей таких в Кенозерье и вокруг него, по уверениям местных, не один и не пятеро. А кто попроще, но тоже приехал сюда поселиться — тех давно не считают. Но про то, кто чем живет — здесь и сейчас, знают точно и наверняка.
У Владимира Березина, бывшего мурманчанина, например, самая годная на 100 километров вокруг лебедка. Около нее — зависть, торг за обладание, очередь попользоваться для хозработ. Поскольку нрава этот Березин, говорят, совсем не лилейного даже по местным меркам, о том, у кого на дворе обретается вожделенный агрегат, предпочитают справляться... правильно, у Тряпицына. Тот везде ходит, все видит. Не все и не каждому, конечно, скажет, но, в конце концов, лебедка же может понадобиться и почтальону.
Брат Владимира Березин Виктор разложил на берегу четыре лодочных мотора, пытаясь собрать из них два, а лучше три. Пока получается только один, и то надо просить какой-то кожух в городе, где у Виктора родня. Просить не хочется, потому что характер, а мотор необходим, хотя бы и один.
Сергей, тоже из Мурманской области, поймал не то пять, не то шесть щук. Окрестным жителям это понятно по количеству птиц, прилетевших к нему на берег: Сергей туда щучьи головы и кости скидывает. Подъехали почтальон и корреспондент «Ленты.ру» счета завезти, спросили — не ошибся народ, шесть и есть.
Да еще вернулась на Кенозерье старая байка про то, как кто-то из жителей района лет 40 назад будто бы миновал всю охрану на космодроме Плесецк, забрался в секретную ракету и навсегда покинул Землю. Говорят, что очень хотел мир посмотреть, а по-другому никак было. Возвращение бродячего сюжета понятно: Кончаловский снимал не только у озера, но и на космодроме — вот и вспомнилось через поколение. Но у тех, кто не застал здесь 70-е, история вызывает только недоумение.
— Люди ни *** (ничего — прим. «Ленты.ру») не понимают, а ****** и ****** (продолжают говорить — прим. «Ленты.ру»), — объясняет корреспонденту «Ленты.ру» герой «Белых ночей…» Юра: инженер-путеец, поразивший кинокритиков монологом «Вот там где-то за горизонтом жизнь такая, не знаю, сиреневая, алая, ну, хорошая, а подходишь — вблизи такая же серая». — Плесецк, который поселок Мирный, — военный космодром, поэтому и Мирный. Там ни мышь, ни таракан не проскочат. Это только на Байконуре быть могло, и то вряд ли!
— Леша, давай к нам, я грибов со сметаной навертела, — зовет Тряпицына соседка. Она с мужем, отставным офицером Сергеем, перебралась сюда из Московской области.
— Мы решили приехать в Россию, — объясняет Сергей. — И тут, в России, жить.
Вершинино — Плесецк — Москва