Оптимизация бюджетных расходов не может не затронуть военные статьи. О том, что затраты на оборону будут сокращаться, говорилось неоднократно, и новое заявление министра финансов Антона Силуанова не стало неожиданностью. Однако выбор сокращаемых программ способен послужить поводом для серьезных разногласий.
Главный отличительный признак госпрограммы вооружений (ГПВ) на 2011-2020 годы, объем которой, как ожидается, превысит 20 триллионов рублей, — ее чрезвычайность. По сути, Россия должна за 10 лет (очень короткий для нынешних темпов развития вооружений срок) практически полностью обновить свои арсеналы, доведя количество современной техники в войсках до 70-100 процентов, в зависимости от вида и рода войск. Даже с учетом значительно уменьшившихся по сравнению с временами холодной войны объемов закупаемой техники, речь все равно идет о многих тысячах боевых машин, летательных аппаратов, сотнях кораблей, подлодок, катеров и вспомогательных судов, тысячах ракет разных классов и так далее.
Следующие программы, в том числе и готовящаяся сегодня ГПВ на 2016-2025 годы, должны быть куда скромнее и соответствовать нормальному темпу обновления современной военной техники, срок службы которой — от 30 до 50 лет. Даже с некоторым увеличением количества заказов ввиду необходимости не только обеспечить ВС мирного времени, но и создать пристойный мобилизационный запас, объемы военного производства в госпрограммах будут меньше.
Так, очевидно, снизятся темпы производства самолетов и вертолетов — с учетом ремонта и модернизации имеющихся машин советской постройки, Россия к 2020 году сможет располагать военным воздушным флотом (суммарно ВВС, авиация ВМФ и других видов сил и родов войск с собственной авиационной компонентой) численностью свыше 2500 самолетов и вертолетов, не включая беспилотные аппараты. Сохранение нынешних темпов производства, даже учитывая ожидаемое списание в ближайшие 10-15 лет всех машин советской постройки, кроме наиболее долговечных транспортников и «стратегов», привело бы к увеличению численности военной авиации до 3,5 тысячи машин и выше с соответствующим ростом расходов.
Сократятся темпы строительства атомных подводных ракетоносцев. В рамках ГПВ на 2011-2020 годы флот получит восемь ракетоносцев проекта 955 «Борей», которые позволят компенсировать выбытие в 2000-2010-х лодок проектов 667БДР «Кальмар» и 941 «Акула», однако строительство еще восьми ракетоносцев в следующем десятилетии не предвидится. В 2020-х годах флоту предстоит заменить шесть ракетоносцев проекта 667БДРМ «Дельфин», и, учитывая установленные на сегодня договором СНВ-3 лимиты развития стратегических ядерных сил, скорее всего, вместо шести «Дельфинов» будут построены четыре новых ракетоносца. Головной «Борей» — К-535 «Юрий Долгорукий» — должен прослужить 35-40 лет, поэтому строительство ракетоносца нового поколения вряд ли начнется раньше середины 2030-х.
Подобные примеры имеются практически по всем основным категориям закупок для вооруженных сил. Сегодняшние темпы, обусловленные необходимостью замены устаревшего арсенала, не обновлявшегося более 20 лет, при их сохранении приведут к резкому росту количества техники в строю и на складах, а этот путь, как показывает советская практика, не лучшим образом отражается на экономике страны.
Если указанные выше обстоятельства при составлении перспективных госпрограмм вооружения являлись, по сути, плановыми, то резкие изменения политической обстановки застали врасплох и военных, и политиков с обеих сторон. Нельзя пока прогнозировать, как и чем закончатся события на Украине, однако легкость, с которой Россия и НАТО вернулись к риторике и приемам холодной войны, говорит о сохранении фундаментальных противоречий, обострившихся при первом же серьезном столкновении интересов.
Рост напряженности в отношениях с НАТО заставляет Москву пересмотреть отдельные положения военной доктрины и планы переоснащения вооруженных сил. Конечно, перемены не были абсолютной неожиданностью: так или иначе, НАТО рассматривалась как военная угроза и до 2014 года. Усиление этой угрозы, с одной стороны, грозит ростом затрат в ряде дорогостоящих разделов ГПВ — от стратегических ядерных сил и воздушно-космической обороны до ВМФ и фронтовой авиации, но, с другой, возможности для экономии военных расходов все равно остаются, в основном за счет отказа от ряда дублирующих друг друга статей бюджета.
Было бы ошибкой пытаться экономить, например, на подготовке к возможным локальным вооруженным конфликтам: при всей опасности гипотетического прямого столкновения с НАТО локальные конфликты представляют собой куда более реальную угрозу, в том числе и благодаря обострению отношений между Москвой и Брюсселем — от провокации войн как средства ослабления соперника пока никто не отказывался.
Как и большая часть подобных программ, действующая ГПВ составлялась с определенным запасом. Вариации возможны как по количеству и срокам поставки техники в рамках конкретных программ, так и по самому списку этих программ, имеющих различную ценность и приоритеты.
К числу абсолютно защищенных в настоящее время, судя по всему, относятся программы развития стратегических ядерных сил и средств воздушно-космической обороны. В остальном возможны вариации. Если брать наиболее дорогостоящие программы, в частности для ВВС и ВМФ России, то здесь значительная экономия может быть обеспечена простым сокращением номенклатуры закупок. Например, в настоящее время для ВВС одновременно производятся три типа боевых вертолетов, три типа многоцелевых истребителей и вдобавок фронтовой бомбардировщик.
Сокращение данной номенклатуры даже без уменьшения объемов закупок уже само по себе сэкономило бы значительные средства. Еще больше можно сэкономить посредством сдвига части программ «вправо», с временной их заменой модернизацией остающихся в строю машин советской постройки, тем более что вполне успешные варианты модернизации большей части техники ВВС уже испытаны и во многих случаях осуществлялись серийно.
Определенный запас есть в планах производства бронетехники для сухопутных войск и ВДВ. Особенно это касается десанта, который продолжает получать бронетехнику, созданную в рамках советской концепции применения этих войск.
Сменяющие друг друга поколения боевых машин десанта строились по советской концепции — внезапная парашютная выброска больших масс десанта в глубоком тылу противника. По мере того как эта схема устаревала, становились все более заметны и органические недостатки боевых машин десанта. Обладая небольшим весом и высокой огневой мощью, эти машины сильно уступают бронетехнике сухопутных войск по уровню защищенности.
Естественный выход в условиях, когда парашютное десантирование с бронетехникой практически невероятно, а роль ВДВ в локальных конфликтах благодаря их высокому уровню готовности, очевидно, растет, — отказ от разработки и производства специализированных боевых машин десанта. Вместо них ВДВ можно оснастить современной бронетехникой сухопутных войск.
Свои источники экономии есть практически в любой категории бюджета вооруженных сил, включая, в том числе, финансирование ряда научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, однако при попытке оценить возможный совокупный эффект от их сокращения мы упираемся в главное препятствие — принципиальную закрытость ГПВ как цельного документа.
Возможный эффект от сокращения объема гособоронзаказа может дать экономике, по разным оценкам, от 1 до 2 триллионов рублей до 2020 года, однако сам разброс говорит о том, что ни общество, ни даже многие представители власти не знают, как в действительности распределяются средства в рамках 20-триллионной госпрограммы вооружений. Эта закрытость — главная проблема: келейность принятия решений без внятного обсуждения структуры военных расходов лишь повышает вероятность серьезных ошибок и не менее серьезных злоупотреблений.