Архитектор Эрик ван Эгераат воплощает в жизнь уникальные проекты по всему миру. Он понимает, как планировать общественное пространство в Саудовской Аравии и как строить мусоросжигательные заводы в Дании, знает толк в холодах и шахматах в России, разбирается в потребностях студентов в Германии и в банковских операциях в Венгрии…
— Что вы думаете об изменениях, которые произошли в Москве за последние пять лет?
— Москва становится привлекательным городом. Внимание к общественным зонам в центре российской столицы оказалось очень полезным: пешеходные зоны, грамотное использование пространств, работа по обустройству парков, даже уменьшение площади парковок (я не знаю, где теперь паркуют машины, но, по крайней мере, не на каждой улице). Я могу выступить и как жесткий критик — сказать, что ничего не сделано, ведь почти все перемены затрагивают только центр города, а обо всем остальном «забыли». Но каждый, кто работает в моей сфере, знает, сколько шагов в действительности нужно пройти, чтобы добиться такого результата.
— Что вам нравится в Москве?
— Мне нравится, что в ней много всего разного: это огромный масштаб, но в то же время и множество непохожих друг на друга уголков, которые привлекательны каждый по-своему; это впечатляющая энергия; да и структура города очень симпатичная — кольца легко понять; привлекает и разнообразие стилей архитектуры…
— А что вы скажете о проекте «Москва-Сити»?
— Это типичный результат следования международной тенденции. «Москва-Сити» — довольно «экстремальный» (в смысле, нетипичный для города) район из-за очень плотной высотной застройки. Он сильно отличается от остальной Москвы – это как бы свободная гавань, полигон для строительства современных небоскребов: больше нигде нельзя так делать, но в Сити — пожалуйста. Все выглядит именно так. И, если уж начистоту, это очень плохая часть Москвы. Я работал там над двумя зданиями — я знаю, о чем говорю.
И в то же время, как мне кажется, со временем Сити станет очень интересной частью Москвы. Сегодня он выглядит непривлекательно: стройка, непродуманная функциональность, проблемы с транспортом… Но постепенно район «заселяется», люди начинают жить, работать, открываются небольшие рестораны. Район становится живой частью города.
Красивым он никогда не будет. Но это и не мера успеха города. Успех города измеряется его жизненной силой — я имею в виду, в первую очередь, возможность постоянно меняться. В этом плане очень интересен Нью-Йорк, где много сносили — но сейчас это город с зеленым парком, с интересным сочетанием новой и старой застройки, деловых и жилых зданий, со множеством альтернативных стилей жизни.
— Какие градостроительные ошибки, на ваш взгляд, допускаются сегодня в Москве?
— Самая большая ошибка — это расширение Москвы. Я не против расширения города как идеи, но все-таки в данном случае я был бы осторожен. Меняется характер города, это рождает множество инфраструктурных проблем, решение которых подразумевает и соответствующий бюджет. Простое увеличение зоны коммерческой застройки – плохой путь. Не исключено, что разумнее было бы просто пустить те же средства на развитие метро и решение уже существующих инфраструктурных проблем.
— Если уж речь пошла о проблемах… Порой складывается впечатление, что в Москве и во всей России строят не самые компетентные и профессиональные люди. Мы ошибаемся? Что вы думаете о качестве работе наших строителей? Удовлетворены ли вы качеством работы и строительных материалов?
— В прошлом я неоднократно критиковал работу строителей в России, доходило до реальных сомнений в том, можно ли в принципе построить здесь что-то стоящее. Готов критиковать и дальше, но теперь есть и положительные примеры. Я построил торговый центр в Сургуте — и горжусь этим зданием до сих пор, потому что по качеству строительства это действительно один из лучших в мире торговых центров. Проблема еще и в том, что приходится импортировать практически все. Нет местной индустрии, которая бы обеспечила приемлемое качество материалов.
То есть ситуация выглядит так: в России я строю по качеству, может быть, даже лучше, чем в других точках мира, но это требует огромного количества энергии.
— Если бы вам пришлось строить свой собственный город, какие принципы вы бы заложили в основу? И где бы вы его построили?
— (Вздыхает). На последний вопрос я, наверное, не смогу ответить. Практически каждый день или, по крайней мере, раз в неделю мы с женой обсуждаем, где бы мы хотели жить. И пока ни одно из мест в мире нас не устраивает. Наверное, мы слишком привыкли к разнообразию и к возможности выбора…
Ну а что касается строительства города — я бы сделал как все остальные. Взял бы по чуть-чуть всего: от прекрасного заката до безумного торгового центра, от парка до горы, от свободной реки до канала. Я бы никогда не жил в городе, в основе которого что-то одно, будь то красивая аллея, лес… Но для некоторых людей именно это — лучшая жизнь.
Важно, что идеи меняются. Идеальный стиль жизни после Второй мировой войны — наличие у каждого дачи или собственного дома. Об этом начинали думать с юности. Сегодня такая стабильность не в чести — молодые ищут разнообразия, возможность выбирать краткосрочные перспективы. Это и есть современный «способ» жизни. По крайней мере, для тех людей, у которых есть возможность выбирать.
— Что бы вы посоветовали урбанистам при развитии существующих российских городов?
— Не хочу показаться педантом, придираться, говорить, что современные российские урбанисты недостаточно хороши в своей работе. Были времена, когда все города планировались на 5–10 лет вперед. По-своему это хорошо – планирование касалось всего, от школ до жилья и фабрик. А сейчас побеждает тенденция брать в расчет только один (пусть важный) аспект, прислушиваться только к одному участнику будущей жизни в городе. Думаю, что урбанистам нужно принимать в расчет более сложный набор факторов. И это очень трудно, особенно в России. Ведь механизм принятия градостроительных решений здесь — большая тайна.
С европейской точки зрения, Россия — весьма экстремальное место: стиль жизни, мнения, которые здесь бытуют, поведение людей, все это необычно. По мне, как раз это и делает Россию привлекательной, однако некоторых это может и оттолкнуть. Моя точка зрения такова: я никогда не осуждаю других за то, что они отличаются от меня. Я не говорю, что принимаю их правила. Но не думаю, что моя моральная задача — изменять тот порядок вещей, который устоялся у других.
Добавить что-то из своего опыта — без того, чтобы противоречить культуре или традициям, — другое дело. Это очень сложная тема: важно не стать миссионером.
— Какими будут города лет через 50?
— В последние 100 лет города развивались сверху вниз – от большого плана, по которому все работали. Через 50 лет эта практика не отомрет — она хороша, например, для создания новых городов.
Но при этом развитие существующих городов будет идти от частных инициатив отдельных людей, простых горожан, которые собираются вместе и решают, как организовать свою улицу, сделать парк.
Одно из направлений в развитии городов, которое мне очень нравится — оно очень популярно в Западной Европе — строить блоки зданий, в которых проектируются не только апартаменты, но и рабочие места, рестораны, образовательные площадки. Такие проекты создаются небольшой группой людей, которые организуют финансирование, строительство, а затем управляют своим «микрогородом».
Города в будущем станут более «реалистичными» в вопросах планирования — то есть планироваться будет то, что действительно нужно людям. Сейчас города планируются исходя из того, что градостроители думают о том, что нужно людям. Эта излишняя «итерация» постепенно исчезнет.
— Как по вашему мнению: современность определяет архитектуру или архитектура определяет современность?
— Хотел бы я определять время… Люди — продукт своего времени. Я не могу заранее знать, что понравится людям через 100 лет. Я знаю только то, что людям нравится сейчас. Конечно, речь не о том, что будущие потребности нужно игнорировать. Кое о чем однозначно стоит подумать заранее — об источниках энергии, например.
В конечном счете, суть всех вещей — в том, ценятся они или нет. Простой пример — пирамиды. Как вы думаете, людям нравились пирамиды? Через четыре тысячи лет мы восхищаемся ими, тратим деньги, чтобы поехать на них посмотреть, а ведь человек, который строил их, об этом даже не думал. Он построил «коробку», привлекательную для своего заказчика. Видимо, ему повезло, его боссу работа понравилась, и на этом все.
Хорошая архитектура должна быть дорогостоящей — я имею в виду не только деньги, но энергию, качество, внимание к деталям. «Устойчивое» здание может начать свое путешествие во времени. И это здание должно нравиться уже сейчас. Если оно некрасивое, то рано или поздно от него избавятся, даже если это гениальное или очень умно сделанное здание. Архитектура будущего не создается гением. Архитектура, которая живет во времени, не нуждается в гении, она должна а) нравиться и б) быть хорошо построена. Все остальное не так важно.
— Но вот Эйфелева башня многим современникам не нравилась…
— Эйфелева башня — как раз очень хорошая иллюстрация тому, о чем я говорил. Она была построена, чтобы показать: конструкции можно делать высокими и устойчивыми, при этом строить можно быстро. Результат был уникальным для своего времени. Людей впечатлило качество конструкции. Это сооружение ценили, и довольно быстро оно стало нравиться, стало символом Парижа, «иконой» западного мира, всемирных выставок. Это один из немногих результатов всех всемирных выставок, который до сих пор существует. Все остальные идеи существовали на бумаге, в виде фильмов, презентаций, макетов, моделей – и все, они ушли, о них больше никто не знает. В Париже после выставки осталась башня.
Кстати, я участвую в команде специалистов, которая готовит всемирную выставку 2025 года в Голландии. И я хочу сделать такую выставку, чтобы результат ее, подобно работе Эйфеля, просуществовал еще долгое время.
В интернете тысячи, миллионы хороших идей, и я хочу, чтобы идеи воплощались. Тогда у нас будет что-то материальное, что-то, что мы сможем взять с собой в следующее столетие. Если идея не воплощается в жизнь, это напрасно потраченная энергия. Идеи меня интересуют все меньше — меня интересует хорошее воплощение, такое, чтобы всем нравилось.
В конце концов, какова ценность гения в реальной жизни? Не обязательно быть гением. Я не возражаю, чтобы вы думали, что я гений. Но я хотел бы преуспеть в том, что реально нравится людям.
— Спасибо большое за интервью!
— Что ж, тогда я пойду работать. В этом разница между гением и тем, кто работает. Можно много говорить о своих великих идеях... Но нужно делать что-то реальное.