На Украине вернулись к идее отмены депутатской неприкосновенности. Соответствующий пункт, как стало известно, решили включить в соглашение о создании новой правящей коалиции. Лишение депутатов иммунитета от уголовного преследования было одним из лозунгов Майдана, его поддержали политики разного уровня, включая президента Петра Порошенко. Хотя в нынешних условиях идея потеряла часть своей актуальности. Фактически положение депутатов — и не только их — определяет не столько официальный статус, сколько неформальная система отношений, критериями которой являются принадлежность к Майдану, «революционная целесообразность» и готовность применять силу.
Сама по себе идея отмены или ограничения неприкосновенности имеет давнюю историю. Еще в 2000 году этот вопрос, среди прочих, вынесли на референдум о реформе государственного устройства. Тогда за это высказались около 90 процентов участников голосования (в абсолютных цифрах — около 26 миллионов человек). Тем не менее до внесения соответствующих поправок в Конституцию дело так и не дошло.
Идею обсуждали и в период президентства Виктора Ющенко, и позднее — при Викторе Януковиче. Поправки в Конституцию рассматривались в Верховной Раде, но окончательно приняты не были.
Сторонники отмены неприкосновенности считали, что такая мера позволит лишить депутатов статуса «священных коров», повысит их ответственность и поможет в борьбе с коррупцией. Скептики опасались, что власть может воспользоваться этим для расправы с парламентской оппозицией.
На данный момент основной закон (статья 80) и регламент Верховной Рады (статья 27) гарантируют, что депутат не может быть привлечен к уголовной ответственности, задержан или арестован — если на это не даст согласие парламент. Санкция парламента на уголовное преследование депутата требуется и в том случае, когда речь идет об обыске или прослушивании его телефонных переговоров.
Действующее законодательство при этом предусматривает довольно простую процедуру лишения неприкосновенности. Закон о прокуратуре (статья 218) позволяет снять с депутата Верховной Рады иммунитет по ходатайству генерального прокурора — если это одобрит большинство членов парламента. В разное время неприкосновенности лишились диссидент Степан Хмара (он проходил по делу о нападении на милиционера), бывший вице-премьер Ефим Звягильский (его обвинили в злоупотреблении служебным положением) и бывший премьер Павел Лазаренко, уличенный в финансовых махинациях. В конце 2000-х годов запрос прокуратуры поступил на депутата Виктора Лозинского, проходившего по делу об «охоте на человека» (в итоге его лишили не только неприкосновенности, но и депутатского мандата).
Уже после «революции» 2014 года Верховная Рада сняла неприкосновенность с Олега Царева, на которого завели дело о призывах к сепаратизму. Запросы Генеральной прокуратуры поступили также на Владимира Олейника и Игоря Калетника, которых обвинили в причастности к принятию так называемых «диктаторских законов» (речь идет о законах, принятых в январе 2014 года и ограничивавших, в частности, свободу собраний, позднее они были отменены).
Последние случаи, правда, коснулись лишь тех, кто ассоциировался с прежней властью — депутатов от Партии регионов и Компартии Украины. С представителями тех партий, которые принимали участие в «Революции достоинства», дело обстояло иначе.
Можно вспомнить историю с нападением группы депутатов от националистической партии «Свобода» (которая после Майдана вошла в состав новой правящей коалиции) на директора Первого национального канала Александра Пантелеймонова. Парламентарии тогда явились в кабинет к телевизионщику, отвесили ему несколько подзатыльников и, перемежая свою речь бранью, потребовали написать заявление об отставке. Тогдашний генпрокурор Олег Махницкий — выдвиженец от той же «Свободы» — обещал, что действиям его соратников «будет дана объективная оценка». Завели даже дело по статьям о препятствовании журналистской деятельности и грубом нарушении общественного порядка. Однако позднее дело без лишнего шума закрыли — «за отсутствием состава преступления».
Героем другой истории стал депутат, лидер Радикальной партии Олег Ляшко. В августе он вместе с бойцами батальона «Шахтерск» задержал начальника милиции Мариуполя Олега Моргуна — якобы по подозрению в «сотрудничестве с террористами». Вскоре, однако, выяснилось, что уголовное дело на Моргуна не заводилось. Начальника милиции отпустили с извинениями. Советник главы МВД Антон Геращенко признал действия депутата незаконными. «Для того, чтобы задерживать работника милиции, должны быть основания, мотивированные решением прокуратуры, — заявил он. — Насколько нам известно, таких решений прокуратура Украины не выдавала, соответственно подобные действия депутата Ляшко и лиц, которые были в этом задействованы, являются самоуправством». Однако наказания лидера Радикальной партии не последовало.
Если бы прокуратура в случае с Ляшко — как и в случае с представителями «Свободы» — начала процедуру лишения неприкосновенности, а парламент бы этому воспрепятствовал, тогда действительно можно было бы говорить о том, что депутатов спас их иммунитет. Но до рассмотрения этого вопроса в Раде дело даже не дошло. Что изменилось бы, если бы официальной неприкосновенности у депутатов не было?
Внимание привлек и недавний случай в Полтаве, где депутат Верховной Рады Сергей Каплин (от Блока Петра Порошенко) явился в городскую администрацию с топором и стал ломиться в кабинеты, требуя встречи с мэром. Милиция этому не препятствовала. Как сообщило местное издание «Полтавщина», «наряд милиции зафиксировал взлом дверей, описал повреждения и отправился в Октябрьский райотдел». На вопрос журналистов, почему представители правоохранительных органов не помешали ломать коммунальную собственность, начальник городской милиции заявил: «Потому, что он является народным депутатом» (позднее стало известно, что в связи с инцидентом все же завели дело о хулиганстве).
Неизвестно, вмешалась бы милиция, даже если бы человек, ломавший двери в мэрии, вообще не имел депутатского статуса. Когда в Одессе пару месяцев назад избили представителя бывшей правящей Партии регионов Нестора Шуфрича, депутатами нападавшие не являлись, и рядом присутствовали сотрудники милиции. Однако расправе это не помешало (хотя позднее в МВД утверждали, что милиция Шуфрича якобы спасла — в противном случае его, как выразился советник министра Антон Геращенко, вообще разорвали бы на части).
Комментируя волну так называемой «народной люстрации» (нападений на чиновников и политиков, ассоциируемых с прежней властью), генеральный прокурор Украины Виталий Ярема сетовал, что органы правопорядка занимают «молчаливую, наблюдательную позицию», провоцируя дальнейшее беззаконие. Хотя милицию, наученную опытом Майдана, едва ли можно осуждать, если с радикалами (с депутатским мандатом или без такового), действующими «революционными» методами, она предпочитает не связываться. «Силовики боятся наказывать за беспредел, тем самым его поощряя, — констатировал юрист Николай Лукаш. — Потому что уже завтра сами могут оказаться в [мусорном] баке».
Подобная система отношений была бы невозможна, если бы этого не позволяла украинская власть. А она в какой-то степени даже оправдывала эти процессы. Тот же генпрокурор заявлял, что «на эмоциональном уровне ко многим "деятелям" современности с корнями в прошлом хочется применить нормы физического воздействия». А министерство юстиции признавало «мусорную люстрацию» (засовывание представителей прежней власти в мусорные баки) «фактически требованием общества». И если после этого депутат Каплин, комментируя свои действия, рассуждает о том, что «добро должно быть с топором», этому едва ли стоит удивляться.