На телеэкраны страны 24 ноября выходит сериал о ранних годах Екатерины II. Одну из двух главных ролей — царствующей императрицы Елизаветы Петровны — сыграла известная актриса Юлия Ауг, звезда независимого российского кино, в последнее время активно снимающаяся в сериалах. В кинотеатральной карьере актрисы были такие заметные картины, как «Овсянки» и «Небесные жены луговых мари» Алексея Федорченко, а также «Интимные места» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова. Актерские работы Юлии Ауг отмечены многочисленными наградами российских и зарубежных фестивалей. «Ленту.ру» заинтересовало появление ее имени в списке сериальных знаменитостей, и мы решили выяснить, что подвигло представительницу артхаусной культуры к смене амплуа, легко ли обнажаться перед камерой и какая встреча может перевернуть мировоззрение артиста.
«Лента.ру»: До сих пор вы снимались в полнометражных фильмах, причем в основном это был артхаус. И вдруг исторический сериал. Как получилось, что вам предложили играть российскую императрицу?
Юлия Ауг: Наверное, я на нее похожа.
Но вы играете Елизавету Петровну, а не Екатерину Великую, на которую вы действительно внешне очень похожи.
Тот период времени предполагает, что Екатерина еще маленькая, она пока не императрица, всего лишь принцесса, просто немецкая девочка. Ей 16 лет, а сериал охватывает период от приезда Фредерики в Россию до смерти Елизаветы Петровны. Я никак не могла бы играть Екатерину, при всем желании.
Так это сериал про императрицу Елизавету I, а не про Екатерину? В трейлере вы все время в кадре.
Первоначально у сериала было название просто «Императрица». Это история про двух женщин — действующую императрицу и молодую претендентку, которая постепенно, в силу жизненных обстоятельств, иногда очень жестких, обретает право на престол. Коллизия в том, что, по сути дела, маленькая Фредерика многому учится у Елизаветы Петровны. Пройдя через предательство, через невероятную жестокость и поняв, что на мужчин полагаться ни в коем случае нельзя, она становится достойной короны Российской империи.
А вас не смущает, что люди, которые начинают сниматься в сериалах, притом что они, конечно, чаще мелькают на экране, обычно уходят из большого кино ? Некоторые актеры даже отказываются от сериальных ролей. Вот Хабенский, например, перестал сниматься.
Ну, это не так. Хабенский сейчас в течение месяцев четырех снимался в сериале «Метод».
Отлично. Значит, нет такого опасения?
Я в этом году снялась уже в трех сериалах.
Расскажите подробнее.
Второй сериал — «Василиса» (пока рабочее название). Это комедия, история про двух женщин, которые решили открыть детективное агентство. Одна профессионал, другая — нет. Я не профессионал, играю этакую городскую сумасшедшую. Третий сериал мы не досняли, сезон закончился, у нас ушла натура. Печальная и очень страшная история о периоде с 1931 по 1942 год, о том, как постепенно власть ломает жизни людей, корежит так, что одни теряют человеческий облик, а другие приспосабливаются, хотя живут в постоянном страхе. Я не понимаю, как в наше время запустили такой сериал, но его снимают, и я знаю, что там замечательный материал.
Я хочу спросить о фильме, который еще не вышел, но я о нем наслышан. Как раз из сферы, которая принесла вам известность, — независимое авторское кино. Речь идет о картине «Прикосновение ветра». Я узнал удивительную историю, как в 2013 году вы со съемочной группой на машине проделали путь из Москвы в Бурятию, на встречу с уникальным буддийским подвижником Даши-Доржо Итигэловым, чье тело было обретено нетленным спустя 75 лет после официальной смерти...
Это был крайне важный опыт — вся история с «Прикосновением ветра», с тем, как возник этот проект, как я узнала о нем, как появилась возможность сняться в этом фильме... Дело не в том, что твое лицо и тело останутся на картинке. Ты благодаря таким съемкам проходишь определенный путь. У меня такое второй раз в жизни. Первый раз было с «Овсянками» — тот внутренний путь меня очень обогатил. Благодаря «Прикосновению ветра» произошло то же самое. После этого проекта я стала другой. Мне, конечно, очень хочется, чтобы фильм был доделан, чтобы он вышел и его увидел зритель. Ведь с «Овсянками» все тоже было очень-очень непросто. Фильм снят в 2008 году, а вышел на экран только в 2010-м. Мы даже успели о нем забыть, а потом каким-то чудесным образом нашлись деньги и его доделали. И начались все эти приглашения на фестивали. Мне бы очень хотелось, чтобы «Прикосновение ветра» появилось в кино, потому что для меня это невероятный, колоссальный духовный опыт. Я, пожалуй, сейчас после всей этой истории могу сказать: да, наверное, я буддистка.
Как я понимаю, это фильм-эксперимент, поскольку в нем присутствует документальная часть, связанная с вашим общением с буддистскими монахами?
Мне очень нравятся такие режиссерские ходы. Я, например, сама режиссер, и иногда вызываю актеров на предельно откровенные вещи, чтобы впоследствии им было проще работать с материалом. Наше общение с духовными наставниками, вплетенное в повествование, очень сильно обогатило сюжет.
Режиссеры часто используют вашу женскую фактуру. Вы совершенно свободно можете обнажиться перед камерой, что далеко не всем дается. Делаете какое-то внутреннее усилие? Или не стесняетесь совершенно?
У меня в спектакле, который я недавно поставила в Красноярске, актрисы переодеваются прямо на сцене. И им не надо было каждый раз что-то говорить, надо было дать один раз попробовать. Я им просто объяснила: «Девчонки, если у вас останется хотя бы доля стеснения, она, как увеличительным стеклом, будет воспроизведена зеркалом сцены. И зрителю станет крайне неудобно. Если вы будете в этом естественны, если вам будет все равно, зритель даже не заметит, что вы переодеваетесь!»
Да, в откровенных сценах — что в « Овсянках», что в «Интимных местах» — кажется, что для вас камеры вообще не существует. Это несколько неожиданно именно для русского кино, которое, в последнее время особенно, выглядит довольно пуританским.
У нас невероятно табуированное сознание, в том числе и творческое. Отчасти этому способствовало православие, потому что даже католицизм не так табуировал телесность. Но, если вспомнить древнерусские и славянские истоки, в язычестве тело было священным и ни в коем случае не считалось ни сосудом греха, ни каким-то искусительным механизмом.
А буддистская тема что вам дала? Вы говорите о каком-то новом ощущении...
Знаете, я научилась любить даже то, что очень сложно полюбить. Раньше во мне было много ненависти к тому, что происходит, например, сейчас в нашей стране. Я постоянно говорила: «Боже, как я все это ненавижу!» Ненавижу этих людей, которые не хотят думать, ненавижу эту власть, которая ворует и врет, и так далее. Сейчас я отношусь к этому совершенно иначе. Я понимаю, что с этим можно бороться только любовью. Только полюбив этих людей и постаравшись объяснить им, в какой чистоте надо держать мозг, полюбив этих несчастных, готовых уничтожать друг друга, воевать, и, опять-таки, попробовав им сказать: остановитесь, хотя бы сначала увидьте и услышьте друг друга, — может быть, можно что-то изменить... Был момент, когда мне хотелось все бросить, я подумала: все, здесь делать нечего, валю отсюда. Сейчас у меня совсем другое ощущение. Нет, это моя бедная страна, в ней ужас что происходит, но я ее люблю, поэтому я здесь останусь и, может быть, что-то попытаюсь сделать, что-то попытаюсь изменить.
Как вы относитесь к идее, когда независимые фильмы делаются с помощью краудфандинга? Если не государство или продюсеры дают деньги, а сами создатели, в том числе и вы, просят деньги у зрителя?
Краудфандинг — очень правильная идея. Это нормально, потому что, насколько я понимаю, сейчас у государства достаточно жесткий лимит: патриотическое кино или историческое. Так или иначе, это агитпроп. Четкая установка. Это печально, но никуда от этого мы не денемся. Поэтому единственный путь делать другое кино — это или искать спонсоров, или в открытую уходить на такие площадки, у самого зрителя просить деньги. Мне кажется, найдется достаточно много людей, которые захотят узнать, как европейский человек, столкнувшись с буддистской культурой, меняется, что с ним происходит и, вообще, что это за мир такой?
Вы без конца снимаетесь, играете в театре и ставите сами. Тяжело жить в таком ритме?
Я как самозаводящийся механизм, чем больше работаю, тем больше во мне силы. Если я останавливаюсь, то начинаю чахнуть, все очень просто.
Ваша дочь Полина стала актрисой, глядя на маму. Вам это по душе?
Да, она студентка ГИТИСа, перешла туда из школы-студии МХАТ. Конечно, я хочу, чтобы мой ребенок состоялся, чтобы у нее были интересные работы, хорошие режиссеры, узнаваемая биография. Да, я всего этого хочу, почему нет? Но, на самом деле, у Полинки достаточно сложная, я думаю, будет история. У нее же очень необычная внешность, и то, что Леша Федорченко на нее обратил внимание, — очень здорово. Потом на нее обратили внимание Прошкины, старший и младший, и она уже снялась и у того, и у другого.
Юля, все же театр или кино?
Ой, сложный вопрос. Знаете почему? Театр только с несколькими режиссерами. Или для меня театра вообще не существует.