Светлана ЧАЛЕНКО
Лика захлопнула чемодан и, присев к столу, пересчитала деньги. За последнюю коробку старых елочных игрушек, оставшихся еще от матери, удалось выручить 400 рублей. 350 — за электрический чайник. А 276 с мелочью у нее осталось от детского пособия. И как им с дочкой жить на эти деньги до конца январских праздников? Продать больше нечего, а работу сейчас вряд ли удастся найти, да и жить им теперь негде.
В полупустой комнате было тепло и тихо. Пятилетняя Аннушка, устроившись на подоконнике, сосредоточенно плела косички из длинной бахромы, пришитой к краю шторы. За окном густела ночь, медленно подкрадываясь к тому часу, когда каждая снежинка станет всемогущей, ели превратят свои хвойные лапы в волшебные палочки, а из бездонного мешка Деда Мороза начнут появляться исполнившиеся желания. Жалко, что в этом году у них нет даже мишуры на стенках. Аннушка немного беспокоилась: а вдруг Новый год наступает только в красивых, наряженных домах, думая, что именно там его ждут? Но ведь и она ждет. И мама. Только вот грустная она сегодня очень, а почему — не говорит.
— Дочка, нам надо собираться, — тихо сказала Лика, когда стрелки часов достигли половины двенадцатого. — Хозяйка просила освободить квартиру к полуночи.
Аннушка послушно соскользнула с подоконника и начала одевать теплый белый комбинезончик, шапку со смешными ушками и расшитые цветами валенки. Мама уже обулась и присела перед ней, помогая застегнуть молнию. Девочка, озорничая, тронула пушистый помпон на маминой шапке, улыбнулась, сморщила носик:
— Мамочка, а там, куда мы пойдем после елки, будет зайчик с таким хвостом? Я хочу поиграть с зайчиком.
— Малыш, я не знаю, — ответила Лика, не глядя на дочку. Но затем, чуть помедлив, набралась-таки решимости и перестала отводить взгляд. — Анют, эту комнату мы больше снимать не можем. Поэтому постараемся найти другую. Ты только потерпи до завтра, утром что-нибудь придумаем. А пока пойдем на площадь, в ледовый городок. Там весело сейчас, в полночь салют будет. Представление посмотришь, с горки покатаешься. Хорошо?
Аннушка радостно закивала. Ну вот, в ближайшие пару часов можно за нее не переживать — благо ребенок не понимает, сколь пугающей стороной повернулась к ним сейчас жизнь. Зима в чужом городе — равнодушная, как вечность. Отказ за отказом на бирже труда. Распродано почти все. В последние недели — чай, жидкий овощной суп, манная каша на воде, для Ани с капелькой варенья. Долг за комнату, который хозяйка простила с условием, что новый год они начнут на новом месте. Но где это место? На какой земле, в каком из городов, в больнице, приюте... морге? Лика шире раскрыла глаза и задышала часто-часто. Еще не хватало, чтобы дочка увидела, как мама плачет в новогоднюю ночь. Пусть праздник будет хотя бы у ребенка.
*** Многоголосый людской гомон, радостная толпа вокруг наряженной елки, сияние вмурованных в ледовые стены гирлянд — все это немного отвлекло Лику от грустных мыслей. Она топталась на краю площадки, глядя, как Аннушка раз за разом скатывается с горки, носится по снежному лабиринту, ныряет в круглые входы зимней крепости-муравейника. На чемодане, стоявшем у ног Лики, за последние три часа наросла шапка из снега. Ноги стыли в осенних сапогах, несмотря на две пары носков. Нужно снова выпить чаю, можно взять один на двоих, им хватит.
Подозвав дочку, Лика потуже затянула ей шарф и протянула пластиковый стаканчик с чаем и пирожок с капустой, купленный в стоящем рядом лотке. Шел третий час ночи. Аннушка жадно вгрызлась в скользкий от масла, пахучий пирожок и, хлюпнув чаем, спросила:
— Мама, мы уже можем идти домой? У меня ножки устали.
Лика смотрела в глаза дочери, в который раз невольно удивляясь, как они напоминают глаза бабушки. И вспоминала, как та когда-то учила ее, еще школьницу: «Если тебе кажется, что все плохо, просвета нет и уже не будет, просто поверь, что хорошее скоро случится. Поверь в это всей душой и повтори. Громко, вслух или про себя. Но повтори так, чтобы твоя жизнь это услышала».
Бабушкина правда — этот способ действительно работал. Лика испробовала его, когда не могла сдать переводной экзамен по английскому. После второй неудачной попытки, проревев до самого вечера, она решила: я просто выкину страх на помойку. Подошла к зеркалу и, упрямо вскинув подбородок, вновь и вновь повторяла: «Я его сдам!» И действительно сдала. «Поверь и повтори» было ее палочкой-выручалочкой долгие годы: когда заканчивала школу, поступала в институт, ждала Витьку из армии, сидела над дипломом, сохраняла протекавшую с осложнениями беременность. Но палочка сломалась, когда Виктор заболел. «Рак желудка, четвертая стадия, готовьтесь к худшему», — сказали врачи. После похорон она осознала, что больше ей не на что опираться. Осталось лишь самой стать опорой их с Витей дочке. Вот только Лика оказалась слабой: так и не оправилась после смерти мужа, не смогла удержаться на работе, сохранить дом для их, ставшей вдруг очень маленькой, семьи. «Поверь и повтори», — сказала она себе. И в который раз почувствовала, что не вызывают больше эти слова душевной бури, не поднимают силы со дна, не направляют их на то, чтобы бороться, жить и ждать лучшего.
— Мама, так мы пойдем? Или ты еще хочешь тут побыть? Я устала...
Лика присела перед дочерью, сняла варежку, погладила Аннушку по щеке. Что делать? Куда вести ребенка? Кому они, к черту, нужны? Можно попробовать добраться до вокзала, но, говорят, там без билета не пустят. Еще вариант пойти в больницу, пересидеть ночь в приемном покое. Ну ладно, а завтра что? А послезавтра?
— Послушай, Аннушка, — начала она, осторожно подбирая слова. — Мы сейчас пойдем с тобой куда-нибудь. Постараемся найти место, где можно переночевать. Потом будем искать себе теплый дом, с постелью, чтобы спать, и столом, чтоб ты могла рисовать или лепить своих пластилиновых зайцев. И мы такой дом найдем. У нас все будет хорошо. Ты веришь в это? Просто поверь и повтори.
Аннушка серьезно смотрела на мать. А затем повернулась и побежала в сторону главной елки — словно снежок, выпущенный в толпу чьей-то рукой. Что с ней? Обиделась? Рассердилась? Не хочет видеть маму? Лика подумала бежать за ней, схватилась за чемодан и тут же отпустила, присела рядом, ощущая бессилие и усталость.
Через несколько минут она собралась с силами и поднялась, глядя на толпу, в которой исчезла ее дочка. И тут же, словно в ответ на ее молчаливую мольбу, маленькая девочка — белый комочек — пробилась сквозь ряды людей и вытянула за собой кого-то высокого, большого, белобородого... Дед Мороз послушно шел за ребенком, тянувшим его за собой, словно буксир — баржу, и приплясывающим от нетерпения в моменты, когда этот всесильный волшебник останавливался, чтобы поправить непослушные полы кафтана, мешающего идти быстрее. Подойдя к растерявшейся Лике, Дед Мороз внимательно посмотрел на нее, на чемодан, на пластиковый стаканчик из-под чая, который она по-прежнему сжимала в руках. И проговорил нараспев, обращаясь к Аннушке:
— Будь по-твоему, девочка! Садитесь в мои колдовские сани, и я отвезу вас домой.
Волшебник нагнулся и прошептал Лике: «Не бойтесь, я не маньяк. Если вам ночевать негде, едем ко мне, а завтра решим, что делать». Это было так неожиданно, что Лика застыла и не нашлась что ответить. Дед Мороз подхватил чемодан, выпрямился, а затем поднял посох и коснулся им Ликиного плеча:
— Отмерзни! — торжественно приказал он. — Сани ждут!
Аннушка рассмеялась, подбежала к матери. Взяв ее за руку, Лика двинулась за Дедом Морозом, который шел к машине, припаркованной на обочине дороги. Устраиваясь на заднем сидении, усаживая поудобнее дочку и не понимая, что же произошло, она лишь спросила у дочки, почему Дед Мороз пришел к ним. Аннушка удивилась:
— Ну ты же сама сказала: "Поверь и повтори". Вот я и поверила, что Дед Мороз подарит нам сегодня дом. Пошла к нему и повторила это. Все же просто, мам. Дед Мороз ведь исполняет желания!
Машина фырчала, прогреваясь, тепло заползало под куртку, нежно гладило озябшие пальцы. Аннушка положила голову Лике на колени и блаженно прикрыла глаза. Передняя дверь открылась, и Дед Мороз, уже очистив от снега стекла, втиснулся за руль, повернулся, глядя на Лику и Аннушку:
— Я Саша. Вы извините, что я так... нахрапом... просто дочка ваша подошла, и вы тут с чемоданом — на улице, зимой, в Новый год... Не по-людски это как-то.
Лика почувствовала, как теплеет в сердце, становится светло в душе, уползают тучи, застилавшие от нее завтрашний день. Вновь подступили слезы, теперь они значили облегчение, благодарность и надежду. Лика хотела выразить все это, сказать сидевшему перед ней человеку то, что не передать словами, заверить его в чем-то и в чем-то признаться. Но вместо этого только и смогла выговорить:
— Спасибо за волшебство...
Итог голосования: «+» 140, «-» 10