Александр Любимов покидает пост генерального директора телеканала РБК, который он занял в 2011 году, вскоре после того как холдинг приобрела группа ОНЭКСИМ Михаила Прохорова. По словам топ-менеджера, перед ним стояла задача провести реформу телеканала, обновить его как технологически, так и с точки зрения редакционной политики. В беседе с «Лентой.ру» Любимов рассказал о том, что удалось ему сделать за эти три года, почему он решил покинуть этот пост и чем собирается заниматься после ухода.
«Лента.ру»: Почему уходите?
Любимов: Собственно, в какой-то момент я понял, что мое присутствие здесь просто излишне. Основную работу, которую необходимо было сделать, мы сделали. Оживили работу редакции. Канал был убыточным предприятием, а теперь он убыточным быть перестал.
То есть управление стабильно работающим предприятием не увлекает вас так, как работа кризисного менеджера?
У всех своя судьба. Некоторые приходят на канал и руководят им по 15-20 лет. Им это кажется нормальным. Я не могу так. Мы провели серьезную реформу на канале, сделали большую работу. Теперь все это должно устояться, нужен спокойный поступательный рост. Это уже не так масштабно, как то, что мы делали последние два года. Я могу остаться, но не вижу в этом необходимости. Ну, буду я тут сидеть, делать работу, которую и без меня сделают не хуже. Молодые не получат возможности роста. Это неправильно.
Уже решили, куда пойдете работать?
Я ухожу не потому, что получил какое-то конкретное предложение. У меня уже были такие периоды в перерывах между работой на «Первом канале», на «России 1», когда я просто занимался своими проектами. Это свободный рынок. Можно предлагать разным каналам какие-то свои программы, новые идеи, которые всегда найдут применение. Сейчас, например, начну снимать сериал для «России 2».
Какой?
Это будет очень современный сериал про социальные сети. Он очень экспериментальный, и мне это интересно. У нас крошечные бюджеты, но прекрасная молодая команда. Сейчас встретим Новый год, и пока все будут бухать, у нас начнутся съемочные дни.
Заявление о вашем уходе было сделано еще в апреле, и теперь вот уходите. Что происходило эти восемь месяцев?
Переговоры с группой ОНЭКСИМ.
О размере выходного пособия?
Разные вопросы. Но там не было никаких сложностей. Юристы готовили документы. Обязательства, которые брала на себя ОНЭКСИМ, РБК и я, когда сюда заходил, они были вербальными. Надо было их переложить на бумагу, все правильно оформить. В ОНЭКСИМе сложная корпоративная структура, поэтому все это заняло много времени у юристов.
Вам не предлагали перейти в руководство холдинга?
Нет, потому что нет такой необходимости, как мне кажется. Там все нормально управляется, и делать мне, по большому счету, в оперативном управлении нечего. Сидеть и просто занимать должность у меня не получается. Тем не менее я согласился продолжить консультировать канал, а также вхожу в совет директоров РБК. То есть готов помогать холдингу развиваться, решать вопросы GR. Плюс есть еще ряд очень интересных тем, и мы сейчас ведем переговоры с нашим генеральным директором. Возможно, я буду делать в холдинге что-то еще. Посмотрим.
РБК при прежних управленцах был бизнес-проектом. Что есть РБК сейчас?
Это по-прежнему бизнес. Это не госпредприятие, его никто не содержит. Это компания, живущая за счет рекламы, на рыночных условиях. Собственно, одна из поставленных перед нами задач была превратить это в бизнес. Телеканал всегда был убыточным. Здесь очень много тратилось денег, при том что в день производилось 6-7 часов достаточно вялого прямого эфира. Сейчас у нас вдвое меньше людей, которые делают по 17 часов динамичного прямого эфира, наполненного оперативными новостями и аналитикой. Среди федеральных телевизионных СМИ это сегодня единственный независимый от государства новостной ресурс.
Однако, финансовые показатели холдинга, судя по открытой отчетности, не дают повода для оптимизма. Как это объяснить?
Это как посчитать. Какую отчетность показывать акционерам? Обслуживает компания свои долги или не обслуживает? В зависимости от этого оперативные показатели будут меняться. Если брать операционную деятельность, как таковую, то EBITDA по телевидению (EBITDA — объем прибыли до уплаты налогов, расходов на амортизацию и процентов по кредитам) была где-то минус 200 миллионов рублей по 2008 году. Сейчас же она балансирует примерно на уровне нуля. Это при том, что весь рекламный рынок идет вниз. Но однозначно и канал, и газета, и сайт стали намного лучше. Их стоимость как продукта увеличилась. Но все это разные категории, разные показатели, и все зависит от того, как их считать. Цифры далеко не всегда отражают объективную картину.
Но с EBITDA все же беда…
Да, да… Но EBITDA тоже, знаете, такой показатель специфический. По крайней мере, для медийного рынка. Тут много где можно похимичить. Главное, что мы сейчас находимся в стабильном состоянии, будем развиваться. Конечно, в ближайшие годы мы не продемонстрируем акционерам каких-то выдающихся показателей на таком сложном рынке. Но то, что по мере роста рынка мы начнем показывать хорошие цифры, на мой взгляд, это понятно.
РБК продается? Слухи ходили упорные.
По-моему, нет. Были статьи в газетах. Возможно, это заинтересованные покупатели распространяли информацию, чтобы склонить акционеров к продаже. Мне кажется, сейчас хорошо продать нельзя. Да и какой смысл продавать на низком рынке актив, который постепенно улучшается? Когда мы начинали, было четыре российских бизнес-канала, остался один. Какой смысл? Надо дождаться экономического роста, увеличения доходов, и только тогда продавать. Я бы сейчас не продавал.
Много ли долгов у холдинга?
Не скажу. В том смысле, что не знаю. Я этим плотно не занимался. Компания открытая, все публикуется, можно посмотреть.
Почему закрыта статистика посещаемости на сайте, нельзя посмотреть источники трафика?
Этого я не знаю. Знаю, что у технологических компаний идет конкуренция за трафик, и недобросовестные конкуренты часто обвиняют других в покупке трафика. А добросовестные компании не показывают свою аудиторию, чтобы другие не забирали ее себе каким-нибудь недобросовестными методами. Вот такая, в целом, как я понимаю, там ситуация. Но у нас качество посещений улучшилось. Правда, с переходом на новую платформу ухудшилось попадание в поисковики. Но это сейчас преодолевается.
Ходят упорные слухи, что решение Прохорова приобрести РБК было продиктовано не столько интересами бизнеса, сколько политическими. Дескать, ему порекомендовали приобрести этот актив.
Это, скорее, конспирология. Наверняка Прохоров с кем-то консультировался перед приобретением столь крупного актива. Это нормальная практика. Кто именно был инициатором, я не могу сказать. Но все же это был бизнес-проект. Помню, Михаил Дмитриевич рассуждал, что после 2008 года хороших активов на рынке не осталось. Но если понимать, как все будет развиваться, то можно брать активы, которые в перспективе будут расти, и продавать те, на которые надежды мало. Эту компанию действительно можно было купить не дорого, получив при этом хорошую точку роста. Как только кончится стагнация, она сразу взлетит в цене.
Сейчас телеканал тянет на себе весь холдинг?
Я бы не сказал. Сайт «РБК» по-прежнему остается самым большим деловым медиаактивом холдинга с точки зрения денег. Сейчас он очень качественный и оперативный, в современном дизайне. А главное, практически не осталось копипаста. Появилось очень много оригинальных материалов. Мы теперь не тиражируем чужие новости. Также мне нравится, как сделали новую газету. Это формат XXI века, где только главные события, без маленьких статей, которые мало кто читает.
Шеф-редактор объединенной редакции РБК Елизавета Осетинская провозгласила принцип свободной редакции. Он работает?
Синергия между разными частями холдинга понемногу развивается. На телевизор мы загоняем много экономических новостей с сайта. В эфир приходят журналисты, которые сделали какой-то яркий интересный материал. Либо они его рекламируют, либо рассказывают что-то, что не вошло в газетную статью. РБК в этом смысле уникальный холдинг, потому что он конкурентен во всех средах. И в телевидении, и в интернете, и в печати. С управленческой точки зрения правильно все это сближать, потому что идет экономия. Универсальный журналист, который способен сделать и телевизионный сюжет, и новостную заметку на сайт, и большое интервью в газету, обойдется дешевле трех узких специалистов. Даже если платить ему повышенную зарплату. Но телевидение достаточно специфическая область. Тут меньше авторства. Тут больше продается настроение, а не информация. Оно эмоционально. Для многих журналистов печатных СМИ это проблема. В прямом эфире ты не контролируешь конечный продукт, его нельзя отредактировать. Многих это отпугивает.
Часто можно услышать выражение «честная журналистика». Как вы его понимаете?
Не понимаю я, что такое честная журналистика, и всячески с этим борюсь. Честность — это нравственная категория, непонятным образом проникшая в профессиональную область. Но честность и объективность не одно и то же. Надо учить людей делать объективную журналистику. Надо переходить от эмоциональных представлений о профессии к профессиональным. Наши эмоции могут превалировать над объективностью, а это неправильно.
Но, судя по рейтингам некоторых телепрограмм, аудитории нравятся эмоции.
Да, телевидение очень эмоционально. Но надо чтобы эмоции проявлялись у аудитории, а не у журналиста, который делает какой-то сюжет или программу. Тут легко ошибиться, и такая ошибка дорого будет стоить, если речь идет о такой качественной аудитории, как аудитория РБК.
Политические взгляды журналиста могут отражаться на его работе?
Журналистская корпорация достаточно либеральна. Многие наши журналисты симпатизировали белоленточному движению и ходили на все митинги и шествия. Эти симпатии могут выражаться в конкретном продукте СМИ, но по этому поводу у нас было много споров. Что, собственно, мы можем рассказать нашей аудитории? Что там такого происходит, что могло бы развивать хотя бы интеллектуальный спор вокруг будущего страны? Давайте мы будем их приглашать. Давайте. Но, сказать-то им зачастую нечего. И тогда получается, что ты занимаешься не столько журналистикой, сколько политической деятельностью.
Не приглашать?
Приглашать. Но тогда ты обязан так же адекватно относиться и к представителям правящей коалиции, даже если они тебе не симпатичны. Более того. Это важно для аудитории РБК, которую представляют люди достаточно патриотичные, которые вложили деньги в Россию и здесь зарабатывают. Нас не должны воспринимать как ресурс, занимающийся антигосударственной деятельностью.
Вы же сами прикоснулись к политической деятельности, даже были депутатом Госдумы в 90-х. Не планируете вернуться в политику?
Я всю жизнь так или иначе занимаюсь политикой, потому что люблю свою страну и хочу, чтобы здесь было хорошо. Может быть, в 2016 году снова попытаюсь избраться в Госдуму. Рассматриваем такие планы с партией «Гражданская платформа». Вопрос для меня в том, можно ли и нужно ли там работать. Судя по нынешнему состоянию Думы, я не понимаю, что бы я там делал. На сегодняшний день она не является полноценным парламентом. Некоторые законы проскакивают без всякого обсуждения, потому что это нужно кому-то из администрации президента или каким-то лоббистам. Работать в такой думе я не смогу. Буду только мешать всем. А тратить жизнь на то, чтобы создавать пустоту, я не готов.
Прежний гендиректор РБК Сергей Лаврухин в свое время предложил концепцию 360. Удалось ли ее реализовать? Каковы результаты?
Работает, но не всегда. Это, конечно наше рыночное преимущество — возможность предложить рекламодателю сразу несколько сред в режиме одного окна. Но бывает так, что какому-то клиенту это интересно, а какому-то неинтересно вовсе. А еще есть угроза того, что, как только вы объявите 360, рекламные агентства начнут просить у вас скидку за объем. В итоге вы приходите к выводу, что, продавая все порознь, вы можете заработать больше. Но, клиентам модель 360 нравится.
Какие СМИ, на ваш взгляд, не переживут этот кризис?
Тяжелее всего, конечно же, будет газетам. Нелегко придется и глянцу. Нет сейчас той атмосферы, которая располагает к покупке таких изданий.
Общественно-политическая журналистика осталась на телевидении?
Те программы, которые мы видим сейчас на федеральном телевидении, я не могу назвать общественно-политическими, даже если там обсуждают острые, актуальные темы. Там нет дискуссии. Есть только имитация, когда люди приходят, кричат друг на друга, а не очень требовательная публика наблюдает за всем этим, насыщаясь эмоционально. Содержательного там очень мало.
Не создается ли у вас впечатление, что лейтмотив российской политической журналистики — противостояние Западу. Сегодня все крутится вокруг этого.
Ну, это лейтмотив не столько журналистики, сколько политической пропаганды.
А что первично сегодня?
Тем, кто работает на госканалах, возможно, задача ставится именно так — мобилизовать общественное мнение. Ничего нового в этом нет, и ничего плохого я не вижу в том, что людей мобилизуют на защиту интересов своей страны. Но есть более тонкая часть аудитории, которая не воспринимает столь прямолинейную пропаганду. Вопрос лишь в том, как с этой аудиторией общаться. Можно говорить, что на Западе все враги и хотят нас уничтожить, а можно сказать, что европейцы и американцы просто борются за свои интересы. Считаю, такой подход абсолютно нормальным и честным. В конце концов, пропаганда работает не только у нас, и началось это не сейчас.
Но неужели авторы этих программ не понимают, что граждане рано или поздно устанут от тотальной мобилизации?
Думаю, они выполняют ту работу, которую должны выполнять государственные СМИ. То, что это делается совсем не талантливо, говорит о том, что они не разделяют эти ценности, и поэтому делают плохо. Если бы они делали свою работу хорошо, думаю, вы бы и не задавали эти вопросы.