В конце 2014 года в издательстве «МГИМО-Университет» вышла книга руководителя агентства «Внешняя политика», колумниста «Ленты.ру» Андрея Сушенцова «Очерки политики США в региональных конфликтах 2000-х годов». Эта монография стала результатом многолетнего исследования автором мотивов внешней политики США в международных конфликтах в Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии и на постсоветском пространстве. Мы представляем вниманию читателей «Ленты.ру» фрагмент этой книги.
В основе стратегии США в конфликтах в Афганистане и Ираке в 2000-х лежали национальные интересы Соединенных Штатов в том виде, как их понимали руководители республиканских администраций Джорджа Буша-младшего. Попавшие в документы внешней политики США официальные обоснования стратегии — политические, идеологические, военные — звучали глобально, формулировались в отрыве от конкретных региональных и страновых проблем. С одной стороны, это стало очередным следствием исторического отсутствия на границах США значимых угроз безопасности и связанной с этим привычки к осмотрительности в делах войны и мира. Другой причиной было то, что политическое творчество и принятие решений по ключевым вопросам внешней политики в администрации Джорджа Буша-младшего сосредоточились в руках специалистов по общим проблемам, среди которых регионоведы почти не встречались.
Стратегические цели Соединенных Штатов на уровне доктринальных формулировок в принципе не были операциональными, не касались уровня конкретного целеполагания («война с террором и тиранией», противостояние со странами «оси зла», глобальная демократизация), а решения о практических шагах по реализации курса принимались ситуативно. Другими словами, в начале 2000-х в Вашингтоне существовал принципиальный настрой на проведение силовой демонстрации где-либо в мире, но не было понимания, когда именно, где и против кого такую демонстрацию следует осуществить. Осенью 2001 года в Белом доме решение об объекте первой силовой акции в рамках «войны с террором» (выбор между Афганистаном и Ираком) принималось членами Совета по национальной безопасности в течение всего четырех дней.
В результате недооценки ресурсоемкости стратегии ведения двух войн одновременно в двух странах, имевших ярко выраженную специфику, во второй половине 2000-х США столкнулись в Афганистане и Ираке с проблемой перенапряжения сил. Ее осознание американским избирателем повлекло отход умеренных слоев американского общества от поддержки курса республиканцев. В сочетании с нарастанием финансового кризиса 2008-2009 годов это дало тот перелом общественных настроений, который привел к поражению республиканцев на президентских выборах 2008 года.
С приходом в Белый дом администрации Барака Обамы в США была разработана система мер по модернизации стратегии участия в региональных конфликтах в Афганистане и Ираке под лозунгом «ответственного завершения войны». Смена курса выразилась в отказе от исключительной опоры на военную силу и методы оперативного контроля извне. Из политического лексикона американских политиков были изъяты провокационные формулировки о «строительстве демократии». Вместо этого американцы стали говорить о «партнерстве», особенно в ходе публичных выступлений Обамы в столицах мусульманских стран.
Внешнеполитический активизм привел к относительному ослаблению военно-политического влияния США в конце первого десятилетия 2000-х годов. Оно произошло в результате чрезмерного напряжения сил, связанного с попыткой Вашингтона осуществить политическую «трансформацию» обширных регионов на Ближнем Востоке и в поясе границ России. Переоценка эффективности силового инструментария политики вкупе с неоправданно высокими ожиданиями от программ содействия международному развитию привели руководство США к просчету в вопросе о политических траекториях режимов в Афганистане, Ираке, Тунисе, Египте, Ливии, Сирии, Украине, Грузии и др.
Вопреки надеждам на модернизационный рывок в странах, добровольно принявших американское доминирование (Грузия, Украина) или вынужденных сделать это под давлением силы (Афганистан, Ирак, Ливия), в них произошла глубокая архаизация жизни, которой не знали даже те государства региона, которые пострадали в 1990-х от гражданской войны. В результате слома существовавшей в этих странах государственной системы и замены ее на условно «демократическую» произошла катастрофическая деградация сложившейся системы властных полномочий и социальных институтов. Эти процессы вызвали к жизни череду локальных международных конфликтов (грузино-югоосетинский, конфликт на Донбассе, на границе иракского Курдистана и Турции, в афгано-пакистанском пограничье, в Мали) и усугубили дестабилизацию региональных систем безопасности.
Начало народных волнений в странах Ближнего Востока и Магриба имело самостоятельную динамику и застало США врасплох. Нецеленаправленная политика Вашингтона по смене режимов дала толчок этим драматическим процессам, хотя именно США стимулировали их и приняли участие в силовом свержении режима Муаммара Каддафи в Ливии. Однако заметно, что региональная политика США на Ближнем Востоке в 2011-2014 годах давала характерный пример кризисного реагирования в ситуации неопределенности.
Сложность ситуации состояла в том, что США фактически были вынуждены поддержать протестующих против тех своих союзников, на которых держались основы региональной системы безопасности. Вашингтону было важно сохранить преемственность египетско-израильских отношений, но было сложно не приветствовать приход к власти в Каире ревизионистов. Косвенно это сыграло на пользу идеи демократизации, но повредило непосредственным стратегическим целям Вашингтона и ухудшило среду безопасности в регионе.
По итогам военных кампаний в Афганистане и Ираке возникла основа для американского долгосрочного военного присутствия на материковой части Ближнего и Среднего Востока. Впервые со времени войны в Персидском заливе 1991 года Соединенные Штаты получили инструмент прямого силового воздействия на ситуацию в Центральной Евразии, опираясь на материковые плацдармы. В начале 2000-х в литературе была выдвинута гипотеза об «окружении Ирана» силами США с восточного и западного флангов.
В результате операции в Афганистане американские вооруженные силы заняли стратегически важные позиции на северных и южных границах Пакистана, что значительно облегчало возможность опосредованного контроля над ядерным потенциалом Исламабада с перспективой его силового захвата в случае угрозы попадания оружия массового уничтожения в руки исламских экстремистов. Свергнув режим Саддама Хуссейна в Ираке, Соединенные Штаты получили дополнительный эффективный рычаг воздействия на мировой рынок нефти в сторону его стабилизации или контролируемой дестабилизации.
При этом в долгосрочной перспективе сохранялась опасность раскола Ирака после предстоящего вывода американских войск. По крайней мере с начала 1990-х курды проживали в самоуправляющемся анклаве на севере Ирака и, опираясь на идею «курды — крупнейший в мире разделенный народ», вынашивали планы обретения суверенитета и независимости. Идея возможного отделения иракского Курдистана питала сепаратистские силы в странах проживания значительных общин курдов (прежде всего в Турции, Иране, Сирии).
Россия реагировала на стратегию США в афганском и иракском конфликтах избирательно. По-видимому, в осуществлении своей линии Москва ориентировалась главным образом на безопасность СНГ. Насколько можно судить, именно поэтому Российская Федерация демонстрировала низкую активность в вопросах иракской ситуации и вела себя активно в Афганистане, оказывая на определенных условиях помощь США и отдельным странам НАТО. В ряде случаев это заметно повышало эффективность кампании союзников против талибов.
В ходе реализации политики «демократической трансформации» на Ближнем Востоке и в поясе границ России, США получили болезненный опыт, который побуждал их к осмотрительности в таких типологически сходных ситуациях, как конфликт в Сирии и на Украине. Вашингтон также стремился прекратить свое участие в инициированных администрацией Джорджа Буша-младшего затяжных конфликтах в Афганистане и Ираке. Зачастую США проводили этот процесс в одностороннем порядке и не сопровождали его необходимой координацией действий с заинтересованными и вынужденно вовлеченными в эти ситуации странами. В этом просматривалось появление новых узлов международных противоречий.
Активность американского вмешательства в дела Ближнего Востока, Центральной Азии, Южного Кавказа остается высокой. В этом просматриваются симптомы сглаживания исторической закономерности переходов между периодами внешнеполитического активизма США и этапами замкнутости, накопления сил. Но если в начале 2000-х американский политический активизм был произвольным, то в начале второго десятилетия XXI века он все более становился вынужденным.