Влияние мусульманской диаспоры в Европе продолжит усиливаться параллельно с ростом ее численности, уже сейчас составляющей около 19 миллионов человек. В некоторых странах есть чисто исламские политические партии, а во многих городах — мусульманские районы, куда чужакам, включая полицейских, лучше не соваться. И обособленность от коренного населения с его традициями и правилами только увеличивается. О том, что способствует такому развитию событий, читайте в статье, подготовленной агентством «Внешняя политика».
Впервые выходцы из Марокко и Алжира массово появились в Европе в 1950-е годы, когда потребность в рабочих руках была колоссальной (о жизни на пособие никто из них не мог и мечтать). Большая часть мигрантов селились компактно, и в крупных городах возникли «мусульманские районы», слабо связанные с остальным европейским социумом. Впрочем, не всем таким анклавам присуща жесткая закрытость «горячих пригородов» Парижа, куда опасаются заглядывать даже полицейские. Например, мусульманский район Гамбурга достаточно открыт, а заметная часть местного бизнеса ориентирована на туризм (дешевые гостиницы и сувенирная торговля). Но район все равно африканский или арабский, никак не немецкий. Дело в том, что помимо границ районов и округов есть и невидимая граница, отделяющая приезжих от коренного населения.
Мусульманские диаспоры Европы росли десятилетиями, но вопрос их участия в политической жизни перешел в практическую плоскость совсем недавно. До последнего времени мусульмане не стремились создавать собственные политические партии, предпочитая лоббировать свои интересы через уже существующие политические институты. Большинство европейских мусульман традиционно поддерживают левые партии, которые выступают за либеральную миграционную политику, социальные программы для бедных и развитие «мультикультурной» среды. Однако лимит выгод, предоставляемых таким сотрудничеством, почти исчерпан. Показателем этого стало, в частности то, что приход к власти во Франции социалиста Франсуа Олланда не помог мусульманкам вернуть себе право на ношение хиджабов. Кроме того, накапливающийся в Европе антиисламизм в очень близкой перспективе заставит даже левых ограничить поддержку этно-религиозных меньшинств.
В настоящий момент в Европе действуют минимум две «исламских» политических партии: «Партия возрождения и единства» в Испании и «Партия исламских демократов» в Нидерландах (наиболее активна в Гааге, где ее представителям удалось занять несколько мест в городском совете). Также существуют общественные движения, стремящиеся получить статус партий и не имеющих пока реального политического влияния: «Финская исламская партия» (Финляндия), «Союз исламских объединений и организаций» (Италия), «Союз исламских организаций» (Франции), «Лига справедливости и развития» (Германия). Создание последней вызвало, кстати, большой резонанс, так как организация является клоном одноименной партии Турции. Это обстоятельство заставило многих в Германии осудить попытки турок-иммигрантов перенести на новое место старую политическую борьбу, а лидеров турецкой Партии справедливости и развития — осудить желание эмигрантов «превратиться в немцев».
Проблемы для политического объединения всех европейских мусульман создает и национальный фактор, связанный с обособлением этнических арабов из Северной Африки, выходцев из Турции и чернокожих мусульман. У каждой из этих диаспор свои нормы быта, поведения и даже понимания ислама. В конкретных районах обычно доминирует одна из этнических групп, хотя религиозная близость и общий уровень жизни позволяют мусульманам разных национальностей жить бок о бок и даже совместно противостоять социально-экономическим проблемам и властям.
В Германии, где мусульмане составляют приблизительно 5 процентов жителей, их электоральная активность достаточно высока, поскольку около 63 процентов немецких мусульман имеют турецкие корни, то есть происходят из страны, адаптировавшейся к избирательному процессу. По данным социологических исследований, в выборах участвуют около 90 процентов немецких турок, что существенно выше, чем показатель коренного населения. Их политическая стратегия основана преимущественно на поддержке социал-демократов и «зеленых», небольшая доля избирателей-турок предпочитают Христианско-демократическую партию. В результате ряд представителей традиционно мусульманских этнических групп занимают заметные посты в немецких политических партиях, что способствует мобилизации мусульманского электората для их поддержки. К их числу можно отнести, например, таких видных политиков, как Цема Оздемира, сопредседателя партии «зеленых», и члена Социал-демократической партии Айдан Озгуз, занимавшую пост министра по делам иммиграции в 2011-2013 годах.
Принципиально иная ситуация во Франции, где до 80 процентов мусульманского населения — выходцы из стран Магриба (преимущественно Алжира, Туниса и Марокко) с несколько иным типом политического поведения. Активность мусульман на французских выборах невысока: при доле среди населения французской метрополии в 9,5 процента их доля в электорате — лишь 2-5 процентов. Это связано со слабым доверием многих представителей старшего поколения к выборному процессу и традиционной аполитичностью многих выходцев из стран с менее развитыми демократическими институтами.
По мнению французских политологов, политическая активность мусульманской молодежи несколько выше, чем старшего поколения, но для нее характерны более радикальные требования, которым уже не всегда соответствует даже программа социалистов. Отсутствие иных форм единства помимо ислама создает питательную почву для радикализма. Так или иначе, пока старшее поколение французских мусульман продвигает идеи интеграции во французское общество и культуру (примером могут служить акции объединения «Сыны Франции»), молодежь все больше идет на конфронтацию с окружающим обществом.
Речь не о членстве в экстремистских религиозных организациях, которые играют в жизни европейских мусульман гораздо меньшую роль, чем может показаться. «Французских мусульман, работающих в сфере безопасности, больше, чем тех, кто работает на "Аль-Каиду", — отмечает видный французский востоковед Оливье Руа. — Каждая "исламистская" атака влечет за собой минимум одну жертву-мусульманина из числа полицейских. Например, Имад Ибн Зиатен, французский солдат, убитый Мухаммедом Мера в Тулузе в 2012 году, или Ахмед Мерабет, офицер полиции, убитый при попытке остановить убийц в редакции "Шарли Эбдо". Вместо того чтобы рассматривать как примеры, их считают исключением из правила».
Исламский экстремизм, как и глубокая ассимиляция в европейском социуме, — не более чем крайние варианты, которые выбирают меньшинство европейских мусульман. Для Франции гораздо большую проблему представляет криминальный ответ части мусульманской молодежи на текущие социальные условия. Несмотря на то что мусульмане — это менее 10 процентов населения страны, по официальным данным, 60 процентов обитателей французских тюрем — приверженцы ислама. Наиболее криминализована молодежь из этнических районов, среди которой противозаконная деятельность порой считается допустимым поведением.
После массовых выступлений 2005 года, начавшихся под предлогом протеста против насилия со стороны стражей порядка, французская полиция оказалась вытеснена из многих бедных городских районов, населенных преимущественно мусульманами. Официально такие анклавы имеют статус «чувствительных городских зон» (ЧГЗ), каковых, согласно официальному перечню, насчитывается 751 по стране и 9 в Париже. Формально эти районы должны быть приоритетными объектами политики местных властей, но на деле такой статус — признание того, что посторонним, включая полицейских, туда лучше не соваться. Иногда радикальная молодежь явочным порядком расширяет число районов, «закрытых» для официальных властей. В частности, в одном из районов Амьена, не имевшего статуса ЧГЗ, в августе 2012 года молодые мусульмане устроили массовые беспорядки в связи с арестом местного жителя за езду без прав. Тогда в ходе многодневных выступлений пострадали около 150 полицейских, было сожжено не менее 20 частных автомобилей (хотя население района не превышает 2000 человек).
За этими выступлениями стоит не какая-либо политическая или религиозная доктрина, а лишь неустроенность молодежи, слабо интегрированной в окружающее общество. Нет данных и о создании в таких «освобожденных» от полиции районах параллельных властных структур и аналогов лондонских «шариатских патрулей». Скорее местная молодежь с криминальными связями пытается обезопасить себя от преследований властей. Подобные районы часто превращаются в зоны безнаказанности, что видно на примере уже ставших традиционными массовых поджогов машин в новогоднюю ночь. Так, в нынешний Новый год за ночь было сожжено 940 автомобилей, преимущественно в «чувствительных зонах» и рядом с ними.
В соседней Германии «политизация» мусульман позволяет удержать лоббирование интересов общин в рамках закона. Благодаря усилиям политических лоббистов мусульманские общины Гамбурга и Бремена уже официально признаны в качестве политических субъектов. Городские власти подписали с ними соглашения, причем не только о развитии системы мечетей, но и о признании исламских праздников и снабжении халяльной пищей заключенных-мусульман в тюрьмах.
Маловероятно, что любого рода деятельность мусульманских общин в ближайшее время приведет к «исламизации» Европы. В европейском обществе слишком сильно недоверие к мусульманам-иммигрантам. Например, во Франции и Германии более половины населения убеждены в том, что число мусульман в данных странах слишком велико, а рост их численности в результате иммиграции может быть опасен.
Однако и французская, и немецкая практика превращения «мусульманских» районов в фактически автономные анклавы лишь закрепляет обособленность и делает их труднодосягаемыми для традиционных государственных институтов. Это может привести к сохранению в рамках социума больших групп, плохо адаптированных и даже чуждых ему. Точно так же становление собственных политических партий, тенденция к чему будет естественно усиливаться, способствует маргинализации мусульман.
К сожалению, выхода из сложившейся ситуации в рамках европейской модели социально-культурного развития просто нет. И «политический» путь Германии, и жесткая конфронтация, характерная для Франции, ведут к устойчивому обособлению мусульман от коренных европейцев и укреплению антагонизма между ними.