В последнее время глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров часто выступает с программными политическими заявлениями. До сих пор ни один российский губернатор не мог себе позволить такого. В чем причина столь резкого возвышения Кадырова? Претендует ли он на роль гражданского лидера всех мусульман России? Профессор и заведующий кафедрой связей с общественностью МГИМО Валерий Соловей и генеральный директор Центра политической информации Алексей Мухин специально для «Ленты.ру» объясняют этот политический феномен.
С декабря прошлого года глава Чечни Рамзан Кадыров регулярно выступает на публике, высказываясь о самых разных проблемах в мире и в России. Чем вызвано столь резкое усиление публичной активности Кадырова?
Соловей: По-видимому, верховная власть в лице действующего президента видит в нем одну из своих ключевых опор в ситуации экономического кризиса, который может превратиться в кризис социально-политический.
Мухин: Тут несколько факторов. Во-первых, Кадырову всегда была свойственна манера представлять свое собственное мнение на публику.
Во-вторых, речь идет о повторной попытке главы Чечни создать свой собственный политический капитал как внутри страны, так и за ее пределами. Именно с этим связаны его широко афишируемые отношения с разными представительницами и представителями российского истеблишмента (Тиной Канделаки, Александром Торшиным и т.п.).
В-третьих, Кадыров демонстрирует высокий уровень лояльности по отношению к Владимиру Путину — признанному мировому лидеру, влияющему на глобальную политику. Данное обстоятельство — характерная черта северокавказских политиков, так как производит сильное впечатление на региональный электорат и выступает залогом их собственной влиятельности в республиках.
Рамзан Кадыров заговорил от имени всех мусульман. Он претендует на роль гражданского лидера мусульман России?
Соловей: Я не уверен, что у Рамзана Кадырова есть на это согласие, скажем, явное согласие верховной власти, Кремля. Митинг в Грозном показывает, что он прибегает к средневековой форме легитимности. В средние века мусульманские правители — и не только, кстати, мусульманские, но и христианские тоже — провозглашали себя защитниками веры. У мусульман была такая формула: щит веры — меч пророка.
Сейчас Кадыров говорит что-то очень похожее. Я полагаю, что поскольку он получил от отца достаточно религиозное воспитание, эту часть истории он неплохо знает. Когда человек прибегает к религиозной, средневековой форме легитимации, провозглашая себя фактически защитником веры, это означает, что он полагает, что светской легитимации ему не хватает. То есть легитимность, которую Рамзан Кадыров получает от Путина, ну и от народа, она его не устраивает. Ему нужна новая легитимность. Ему необходимо показать, что он по иному праву является главой Чечни.
На мой взгляд, Кадыров на свой манер тоже готовится к кризису. Кризису, который, возможно, поставит под сомнение его власть в Чечне. Я могу сказать, что в Кремле не все в восторге от происходящего.
Мухин: Едва ли Рамзан Кадыров всерьез рассчитывает на роль общероссийского лидера исповедующих ислам, однако повысить свою роль в качестве защитника веры он не только может, но и уже в значительной мере это реализовал. Как защитник ислама он окажется в гораздо более выгодной позиции, нежели как условный «лидер мусульман».
Справится ли Кадыров с ролью гражданского лидера всех мусульман России? Готовы ли российские мусульмане к тому, чтобы воспринять Кадырова как своего гражданского лидера?
Соловей: Я не уверен, что ему это под силу и что его претензию примут мусульмане даже в Чечне, не говоря уже о других регионах России. Но он старается.
Возможно, для части мусульман — более радикальных и консервативных — он такой фигурой защитника и некоего лидера и станет. Однако далеко не для всех. Более того, я полагаю, что столь откровенные заявления (а Кадыров пользуется свободой, которую себе не может позволить ни один глава субъекта Федерации в России) вызывают очень сильное раздражение. К тому же в России в целом отношение к Чечне нельзя назвать восторженным.
Мухин: Россияне, исповедующие ислам, весьма четко делятся по национальному признаку и имеют своих авторитетных лидеров в пределах территориально-административных образований. Едва ли у Кадырова есть шанс объединить исламскую умму России.
Публичная активность главы Чечни резко повышает его статус среди других глав российских регионов. Означает ли это, что и другие российские губернаторы отныне вправе выступать с резонансными заявлениями, комментировать события в стране и в мире?
Соловей: Безусловно, никто из губернаторов не имеет такого права. Ни губернатор Красноярского края, ни даже губернатор Краснодарского края, считающийся довольно влиятельной фигурой, ни мэр Москвы, ни губернатор Петербурга — никто. Здесь в полной мере применима фраза Оруэлла «конечно, все животные равны, но некоторые равнее других». У Кадырова исключительное право, потому что власть его рассматривает как свою верную опору. Здесь опять же речь идет о средневековом принципе — личной лояльности. Путин выступает в качестве сюзерена, а Кадыров – его личного вассала. Таким образом, их взаимоотношения скреплены личным обязательством.
Мухин: Публичная активность Кадырова не столько повышает его реальный статус среди других глав регионов, сколько вызывает ревность и раздражение, хорошо или плохо скрываемое. Впрочем, модель поведения главы Чечни вполне может использовать кто-либо из региональных лидеров. Однако для этого ему необходимо вступить в особенные, так сказать, «кавказские» отношения и с главой государства, а также пережить непростую семейную историю… В общем, копировать Рамзана Кадырова очень сложно.
Необходимо ли в связи с последними выступлениями главы Чечни усиление присутствия в СМИ Русской православной церкви? Если Рамзан Кадыров говорит от имени всех мусульман России, то кто, по вашему мнению, способен стать гражданским лидером российского православия?
Соловей: В православии иная традиция. Безусловно, у православных есть свой лидер — это патриарх Кирилл.
Несмотря на всю ту критику, которой подвергается в России и за ее пределами институт православной церкви, надо понимать, что это единственный институт в России, кроме, возможно, института президентской власти, который пользуется хоть каким-то уважением, за счет того что обладает некой независимостью, некими традициями и воспринимается самостоятельно, а не как филиал Кремля.
Другое дело, что свобода выражения своей позиции по общественным, социальным актуальным вопросам у Церкви ограниченна. Власти не очень нравится, когда Церковь высказывается, и поэтому я полагаю, что Церковь сама воздерживается от лишних слов из-за опасений конфликта с властью. Хотя я не сомневаюсь, что у Церкви есть своя позиция. Чеченский Кадыров значительно свободнее в России, чем Русская православная церковь. Это реальность.
Мухин: У российского православия есть лидеры. Безусловно, наиболее заметен патриарх Кирилл, однако часть православных россиян ориентируется больше на институт старцев, имеющих безусловный духовный авторитет, «отвязанный» от мирского быта РПЦ. Поэтому растущая политическая активность Московской патриархии вполне может сыграть злую шутку с прихожанами, способствовать еще большей сегрегации и разочарованию в духовной крепости РПЦ.