Не успел закончиться январь, как в издательском комплексе на улице Правды в рабочей обстановке прошла презентация сайта, посвященного Году литературы в России. Патриотическая кириллица как-то незаметно исчезла из названия, так что давно обещанный сайт годлитературы.рф служит только для редиректа на godliteratury.ru. Вряд ли это важно: по статистике, подавляющее большинство адресной строкой просто не умеют пользоваться и набивают в поисковике примерное название сайта — как слышится. Как оно пишется, мало кого интересует.
Сайт открылся уже наполненным, там есть новости литературы (дворник-блогер собрал в подвале библиотеку, Цукерберг взял обязательство читать по одной книге каждые две недели и т.п.), январские литературные юбилеи, интервью с Владимиром Шаровым (хорошее) и с Ксенией Букшей (так себе). О целеполагании Года литературы там, правда, не сказано ничего.
Инициировал Год литературы указ президента от 12 июня 2014 года, где отмечается:
«В целях привлечения внимания общества к литературе и чтению постановляю: провести в 2015 году в Российской Федерации Год литературы». Все. О прочем должен позаботиться организационный комитет. В составе которого, разумеется, нет ни одного мало-мальски известного, хоть в узких кругах, писателя (если не считать таковым главреда журнала «Знамя», литературного критика Сергея Чупринина). Так что вопросом, к какой литературе будет целый год привлекаться внимание, задается писатель Павел Басинский в «Российской газете». Вопрос это риторический: что такое русская литература — сумма всего написанного на бумаге? Национальный ресурс? Комбинация признанных классиков и избранных современников? Ни оргкомитет, ни Басинский того не ведают.
Вслед за Белинским Басинский решительно утверждает: «Литературы у нас нет». При этом в одной только Москве насчитывается несколько десятков литературных премий, на любой вкус и компанию. От маленьких, которые дает своим авторам каждый толстый журнал, до национальной премии «Большая книга», собравшей в 2014 году на удивление разношерстных финалистов — между слезоточивой публицистикой Светланой Алексиевич «Время секонд-хэнд» и любимицей Дмитрия Быкова Ксенией Букшей, которая благодаря совершенно изумительной наивности родила полуживого кентавра «Завод "Свобода"», — затесались книги очень и очень достойные.
Все последние годы самыми тиражными авторами в России являются четыре героических женщины: Александра Маринина, Татьяна Полякова, Юлия Шилова, и впереди всех — Дарья Донцова. Они не получают премий и рецензий авторитетных критиков, зато имеют любовь миллионов. Тиражи Донцовой стабильно держатся около планки три миллиона экземпляров ежегодно, так что, если Россия до сих пор называется самой читающей страной, это во многом ее заслуга.
Могла бы Донцова, со своим опытом литературной многостаночницы, написать «Каменный мост», чтобы заслужить внимание критиков? Наверняка. Только не снисходит. Предположу, что, по мнению многомиллионной аудитории автора, богатый словарный запас — признак недостаточного писательского мастерства. Популярной литературе не нужен культурный перегной, ей на стероидах хорошо. Борис Акунин, стабильно догоняющий по тиражам четырех ударниц, — исключение, подтверждающее общее правило.
Последние исторические изыскания Акунина подтверждают также тезис, что массами любима литература в наиболее пережеванной форме: журналистика под маской беллетристики. Фельетонные романисты — называли таких писателей задолго до рождения Булгакова, Солженицына, Проханова и Быкова. Солженицыну принадлежит глубокая почвенная мысль, что от погибшей (под большевистским гнетом) России останутся лишь письменные памятники. Вот только в качестве памятника антисоветская публицистика наравне с советской не пригодилась. «Солженицын — блестящий архивный работник и журналист-хроникер, но его проза...» — так, и это еще мягко, припечатывает Солженицына и его литературных родственников-деревенщиков едкий Алексей Смирнов (фон Раух), сборник эссе которого «Полное и окончательное безобразие» магазин интеллектуальной литературы «Фаланстер» объявил недавно бестселлером. Тираж толстой книги — целых 200 экземпляров.
Разобраться, за какой совестью нации правда — Солженицына или, например, противоположного ему во всем, кроме имперской идеи, Кожинова — за год точно не получится, но не беда: Год литературы обещает усиленную эксплуатацию классики. На логотипе — три профиля нашего всего Пушкин, Гоголь и Ахматова, раскрашенные в веселенький триколор. Здесь есть, однако, трудность: классическая русская литература — от Карамзина до Бунина — писалась для людей грамотных, чей культурный бэкграунд (а до революции и язык) был весьма далек от подавляющей массы населения России. Знание букв и сегодня не гарантирует автоматического вхождения в книжную культуру. Платон Каратаев, читающий «Войну и мир», — такой же грустный анекдот, как жители поселка Териберки, смотрящие в сельсовете «Левиафан» (телеканал «Дождь», друг народа, привез им ленту до официальной премьеры). Не для них снято и написано. По поводу целевой аудитории «Левиафана» есть разные мнения, но она, очевидно, не пересекается с аудиторией «Особенностей национальной охоты», хотя нечто общее в оптике Звягинцева и Рогожкина найти можно.
Любопытная статистика показывает, с какого боку в самой читающей стране мира востребована классика. В конце прошедшего года одна из популярных онлайн-библиотек, BookMate, составила топ-10 читаемости книг. Список заслуживает того, чтобы привести его полностью:
1. А.Н. Островский, «Гроза»
2. Э.Л. Джеймс, «50 оттенков серого»
3. М. Горький, «Старуха Изергиль»
4. З. Прилепин, «Обитель»
5. А. Куприн, «Гранатовый браслет»
6. И. Тургенев, «Отцы и дети»
7. Э.Л. Джеймс, «На 50 оттенков темнее»
8. А.С. Грибоедов, «Горе от ума»
9. А.П. Чехов, «О любви»
10. А.П. Чехов, «Палата №6»
Две трети списка — школьная программа старших классов. На полках дома, значит, не нашлось. Девичий эпос про оттенки, о которых благодаря меткому пиару наслышана каждая живая душа, грешновато хаять за содержание, но перевод этих книжек мог бы быть и получше. Прилепинская «Обитель» была на слуху благодаря «Русскому Букеру» (а к тому же все номинированные на «Русский Букер» книги можно было читать на BookMate бесплатно на специальной странице премии).
Этот топ-10 красноречиво свидетельствует, что за книгу массовый читатель берется только по принуждению. Школы, рекламы, общественного мнения — насколько его могут передать соцсети. Массовый читатель внушаем, податлив и книгопродавцев слушается. Ему можно впарить и нигилистический памфлет «Горе от ума», и гипертекстовый роман «Возвращение в Египет». Но с удовольствием он будет читать все равно про оттенки серого, спецназ и сыщицу-самоучку Дашу Васильеву.
Однако эти кривые зеркала отличаются гипнотизирующим воздействием. «Литература производство опасное, равное по вредности изготовлению свинцовых белил» (это уже не Солоневич, а ненавистный ему Зощенко). Все знают историю, как Некрасов по дороге из Петропавловской крепости, от Чернышевского, от изумления выкинул рукопись «Что делать» в канаву, да неизвестный доброжелатель нашел и принес ее Некрасову к парадному подъезду. Сколько душ сгубило это психопатическое сочинение — подсчитать невозможно.
100 лет назад люди переписывали от руки подрывную литературу. В 1936 году Владимир Ставский, генсек Союза писателей, после смерти Горького, отнес к художественной литературе слова Сталина о печати: «Других средств протянуть духовные нити между партией и классом, другого такого гибкого аппарата в природе не имеется». Позже сотни людей рисковали свободой, переправляя в СССР «тамиздат», к концу века оказавшийся по большей части макулатурой. Сейчас «духовные нити» тянутся через телевизор, а литература как-то сама по себе, что с большой буквы, что с маленькой. «В целях привлечения внимания общества к литературе и чтению постановляю» — только-то о ней и сказано. Так чем загипнотизирует проницательного читателя Год литературы, или нам предстоит год спотыкаться то о Пушкина, то о Гоголя, пока театр не закроется, потому что вся совесть нации разбрелась по закоулочкам? Возможные механизмы просветительской работы пока не обнародованы, а сдается, что без разъяснений разница между Диной Рубиной и Дарьей Донцовой и через год останется многим недоступна.
Есть, однако, целый разряд литературы, который вплотную сомкнулся с жизнью незадолго до наступления Года литературы. В этом жанре с начала века печатаются десятки авторов, а многие не издаются на бумаге и вполне удовлетворены — удовлетворен и читатель — сетевой публикацией. Изрядную часть данных текстов приличный редактор в мир бы не выпустил, но редактор нынче, следуя запросам читателя, непривередлив. Этот жанр, за 20 примерно лет развившийся в огромный корпус со своими правилами, сквозными темами и признанными лидерами, — «русская боевая фантастика». Циклы про «попаданцев», наводящих свой порядок там, куда фантазия автора занесет, тысячи страниц «альтернативной истории», гигабайты текста о постапокалиптической России входят в нее же. Вся она основана на идеях реваншизма, построения мира из руин, восстановления порядка, пишется часто бывшими военными.
С одним таким я виделся недавно. Лауреат десятка нишевых премий, теперь большой начальник, писать некогда: война. Но когда он пьет «За Родину, за Сталина», трудно понять, от чьего лица этот тост — от лица солдата, защищающего свою страну, или писателя-альтернативщика, реализующего свои представления о мире? Это серьезная разница. Чернышевского тоже ведь ругали за неизящность слога и бредовые идеи, а жизнь перевернуть ему удалось, и коммуны из сверкающего алюминия (а больше из камышита) на самом деле построили. Недолго грезила Вера Павловна — но все же не из нее лопух вырос.
Вечер, посвященный открытию Года литературы, прошел в среду в МХТ имени Чехова. Поздно вечером его показали на канале «Культура». Прозвучал золотой фонд русской поэзии — от Пушкина до Бродского. Современные поэты — а среди них есть два с половиной человека, кто смог бы удержать МХТ, — не приглашены.