Доктор исторических наук, профессор Европейского Университета в Петербурге Алексей Миллер в интервью «Ленте.ру» рассказывает о разделении украинцев на три общности, о том, зачем генерал Корнилов поддерживал гетмана Скоропадского, и для чего Сталин финансировал Бандеру и окончательно ли сегодня победил западноукраинский вариант национализма.
«Лента.ру»: Алексей Ильич, вы известны как автор концепции двух украинских идентичностей. Напомните нашим читателям ее суть.
Алексей Миллер: Статью, где излагается эта концепция, я написал давно, почти десять лет назад. Суть ее состоит в том, что в постсоветское время на Украине существовали даже не две, а целых три общности: украиноязычные украинцы, русскоязычные украинцы и русскоязычные русские. Во многом с этим разделением совпадали и ментальные установки населения Украины. Эти идентичности формировались в первой половине XX века, в основном в межвоенный период. Поэтому на территории советской Украины доминировало представление о том, что украинцы и русские — это действительно братские народы.
Эти украинцы считали, что воевали на правильной стороне во время того, что они называли Великой Отечественной войной. Другие украинцы, которые после Первой мировой войны оказались в составе Польши, к России и русским относились враждебно, большинство из них воевало на противоположной стороне во время той войны, которую они называли Второй мировой. И, кстати, после ее окончания многие из них еще очень долго оказывали вооруженное сопротивление СССР. Поэтому наличие двух основных типов украинской идентичности стало важным фактором развития страны после обретения ею независимости в 1991 году. В то же время я не уверен, что анализ десятилетней давности остается актуален сегодня.
Но если существуют две украинские идентичности, то уместно ли говорить о двух версиях украинского национализма, каждая из которых развивалась на украинских территориях Российской и Австро-Венгерской империй?
Можно так сказать. Действительно, есть две версии украинского национализма. Но важно понимать, что не было прямого пути от украинского национализма, который формировался на территории дореволюционной России, к украинской советской идентичности. Это не так. И тот вариант украинского национализма, который развивался в Австро-Венгрии, не объясняет того, что произошло в межвоенный период на землях под властью Польши.
Что вы имеете в виду?
Давайте вспомним, что в период между Первой и Второй мировыми войнами в составе Польши находилась Волынь, которая до этого в течение почти полутора веков принадлежала Российской империи и, в отличие от Галиции, никогда не была под властью Австро-Венгрии. И именно в это время, когда Волынь стала частью Польши, там сформировался западный тип украинской идентичности и, соответственно, украинского национализма.
Давайте вернемся немного назад во времени. Как повлияли на развитие украинского национального движения Первая мировая война и последующая революция? Если бы этих событий не было, «украинский проект» имел шансы на осуществление?
Понимаете, без Первой мировой войны вся история Восточной Европы была бы другой. Ведь именно этот грандиозный конфликт привел к краху четырех континентальных империй на этой территории: Германской, Российской, Австро-Венгерской и Османской. Поэтому трудно говорить о том, как развивалась бы история, если бы не война. Понятно, что все было бы совсем по-другому. Что касается влияния Первой мировой войны на развитие украинского национализма, то оно, безусловно, было огромным.
До начала войны украинские националисты на территории Российской империи особых успехов не добились. В Киеве и на Волыни на выборах в Государственную Думу уверенно побеждали русские националисты, в то время как в Москве и Петербурге — либералы и социалисты. Сам факт этой войны резко изменил ситуацию: активисты националистических движений лихорадочно просчитывали варианты развития событий, в глазах властей этничность становилась индикатором лояльности в новых военных условиях. В борьбу за лояльность жителей территории, которую сейчас занимает Украина, помимо Австро-Венгрии и России, включился новый мощный игрок — Германия. Например, в Германии и в Австро-Венгрии были созданы специальные лагеря для украинских военнопленных. В них было около 400 тысяч человек и с ними работали украинские националистические организации. То же самое, кстати, делала и Россия с чехами и словаками. Соперничавшие империи разными способами закачивали существенные ресурсы в поддержку сепаратистских движений по другую линию фронта.
Другой важный фактор — оккупационная политика. Осенью 1914 года после занятия русскими войсками Галиции там начались антиукраинские репрессии. Такая политика русской оккупационной администрации очень обострила ситуацию в Галиции. Когда в следующем году во время отступления русская армия ее покинула, вместе с нею ушли на восток более ста тысяч местных жителей, которые идентифицировали себя как русины, некоторые из них боялись наказания за сотрудничество с русскими. При дальнейшем продвижении германских войск по территории уже российской Украины оттуда эвакуировалось немало русского населения, особенно из привилегированных слоев. А в самом конце войны, когда Российская империя рухнула, немцы дошли до Харькова, и везде, где они были, они проводили политику украинизации оккупированных территорий.
Летом 1917 года командующий Юго-Западным фронтом генерал Корнилов приказал Скоропадскому украинизировать свой корпус. Скоропадский поначалу даже возражал ему.
А Корнилову это зачем было нужно?
Он совершенно справедливо считал, что главная угроза для России — это большевики. Корнилов отчаянно искал способы противодействия их пропаганде в войсках. И он думал, что создание национальных воинских частей, в том числе украинских, будет этому способствовать. Как известно, такая мера не помогла, но национальные части остались и в дальнейших событиях сыграли важную роль. И вот все эти факторы — общая ситуация неопределенности, оккупационная политика, пропагандистская обработка военнопленных, масштабное перемещение населения, создание национальных воинских частей в русской армии в 1917 году — в результате самым серьезным образом способствовали усилению украинского национального движения.
Вы упомянули Скоропадского. Вы ранее не раз писали, что гетман — несостоявшийся «украинский Маннергейм» и что он был, пожалуй, наилучшим вариантом для тогдашней Украины.
Я поясню. Откуда мы что-нибудь знаем о Скоропадском? Из «Белой гвардии» Булгакова, конечно. С одной стороны, Булгаков его высмеивал, но, с другой, тот же Булгаков ведь показывает, что у Скоропадского служили достойные русские офицеры. Почему? Да потому что они считали его последним шансом предотвратить распространение большевизма. Скоропадский был царским генералом, человеком из старой элиты, поэтому он потенциально мог консолидировать вокруг себя людей, которые имели управленческие навыки и государственные инстинкты.
В этом, кстати, ключевая проблема всей истории построения украинской государственности — отсутствие опытной элиты, ориентированной прежде всего на интересы государства. И сейчас мы видим то же самое — почти все, кто сейчас находится у власти на Украине, преследуют в основном свои партикулярные цели. Скоропадский пытался сохранить на Украине старые элиты и выстроить баланс интересов разных групп. Когда, например, при создании украинской Академии наук ему пришлось выбирать ее будущего руководителя между Грушевским и Вернадским, он предпочел последнего — который видел задачу в создании украинских научных структур рядом и в сотрудничестве с русскими, в то время как Грушевский хотел их создавать вместо русских.
Почему же Скоропадский в итоге потерпел крах? И почему вообще первый опыт украинской государственности в годы Гражданской войны оказался неудачным?
Все попытки построения государственности на национальных окраинах бывшей Российской империи были неудачными, большевикам почти везде удалось установить свою власть. Исключениями стали только Польша, Финляндия и страны Балтии. Польше и Финляндии удалось мобилизовать мощное военное усилие в противостоянии с большевиками. А страны Балтии сохранили независимость от Москвы не потому, что они были сильны, а только благодаря своему географическому положению и поддержке Антанты, прежде всего Англии. Правительство независимой Латвии, например, в 1918 году сидело на пароходе «Саратов» в Балтийском море под охраной британских судов. А Скоропадский сначала ориентировался на Германию, потому что ему было некуда деваться — немецкие части уже стояли на Украине. Потом он пытался установить контакты со странами Антанты. Но Украина была на периферии их интересов, да и к самому гетману Британия и Франция относились с подозрением, помня о его сотрудничестве с немцами. Поэтому в борьбе с радикальными украинскими националистами вроде Петлюры и с большевиками Скоропадскому никто не смог помочь.
Итак, после советско-польской войны 1920 года Галиция и Волынь отошли к Польше, а остальная территория нынешней Украины стала советской. Как вы можете охарактеризовать национальную политику большевиков на Украине в это время?
Национальная политика большевиков на протяжении 1920-1930-х годов неоднократно менялась. В 1920-е годы Советы реализовывали большой идеологический проект по строительству социалистических наций на окраинах СССР. На Украине это сочеталось с борьбой с главным врагом большевизма — русским национализмом, позиции которого на этой территории, как я уже говорил, до революции были очень сильны. Советская власть проводила политику украинизации не только в УССР, но и на Кубани, в Ставрополье, российском Черноземье и даже Приморье — везде, где проживало значительное число украинцев. А понятие «малоросс», которое служило многим людям для самоидентификации, большевиками было изгнано из публичной сферы.
Почему же тогда потом маятник качнулся совершенно в другую сторону? Сначала украинизация, коренизация, а затем все это было свернуто, и опять на Украине началась русификация.
Не совсем так. Коренизация, то есть подготовка и выдвижение на первые роли национальных кадров, продолжилась и в 1930-е годы. Дело в том, что были силы, в том числе внутри местного большевистского руководства из числа бывших левых украинских националистов, которые рассматривали украинизацию 1920-х годов как лишь начальный этап такой политики, и стремились ее интенсифицировать. Но у Сталина на этот счет были уже другие соображения. Он не отменил коренизацию полностью — украинский язык по-прежнему учили в школе, воспитывали украинскую национальную интеллигенцию, в том числе научно-техническую. Но в 1930-е годы те, кто выступал прежде в пользу более форсированной украинизации, были Сталиным уничтожены. И теперь весь процесс коренизации был ограничен только границами национальных республик.
А что же в это время происходило на той территории Украины, которая входила в состав Польши? Там, кажется, стал формироваться новый вид украинского национализма — интегральный?
Украинский интегральный национализм возник еще до Первой мировой войны. Его главным идеологом стал Дмитрий Донцов, который, кстати, был русским. В межвоенный период этот проект получил дальнейшее развитие в Галиции и на Волыни и вполне вписывался, как бы сейчас сказали, в общеевропейский тренд. Его сторонники были радикальными революционерами. Своим главным приоритетом они считали интересы нации, которая бы строилась по лидерскому принципу. Саму нацию они разделяли на доминирующую активную группу, которая указывает, как надо жить, и всех остальных.
Можно ли этот проект назвать фашистским?
До сих пор идут споры, что считать фашизмом и чем он отличается, например, от нацизма. В любом случае, интегральный национализм примерно из той же области. Фашистские тенденции в нем совершенно четко прослеживались и понятно, что в случае прихода к власти, его сторонники не стали бы переориентироваться на либеральные ценности. Большевики, кстати, тоже имели концепцию вождистской партии-авангарда, которая выступала в защиту интересов пролетариата как класса, но при этом сама эти интересы определяла.
А чего в идеологии украинского интегрального национализма времен существования ОУН (Организации украинских националистов) было больше — антисоветизма или русофобии?
Русофобия там, конечно, присутствовала, так же как и антисоветизм. Я не вижу способа разделять эти вещи, потому что в идеологии ОУН Советы — это «коммуна и евреи», которых тоже ненавидели, но они олицетворяли еще и восток, Москву. А Москва и «москали» для этих людей были символами азиатчины.
И это было еще до 1939 года, когда Галиция и Волынь стали советскими?
Да, конечно. При этом главными врагами для ОУН до 1939 года были поляки. И во время террора, развязанного западноукраинскими националистами в 1930-е годы, больше погибло не поляков, а лояльных Польше украинцев. Конечно, близкое знакомство с советской властью в 1939-1940-х годах не прибавило ей симпатий на Западной Украине. Любопытно, что в 1930-е годы через Литву Советский Союз тайно финансировал Бандеру и его сторонников.
Зачем?
Потому что Сталину было приятно помочь кому-то, кто дестабилизирует Польшу, которую он в то время считал главным противником СССР на западных рубежах.
Считаете ли вы события Второй мировой войны и после нее, когда одни украинцы убивали других, некой формой гражданской войны на Украине?
Гражданские войны во время Второй мировой шли по всей Европе. Даже холокост был своего рода гражданской войной, потому что во время него истребляли собственных граждан. Причем зачастую этим с энтузиазмом занимались не немцы даже, а местное население. Многочисленные этнические чистки, например, резня на Волыни, тоже были формой гражданской войны. Украинскую учительницу, посланную в послевоенную Западную Украину из Харькова, бандеровцы убивали, а за ними по лесам охотились украинцы в советских погонах — все это, конечно, можно считать вариантом гражданской войны.
В период после окончания Великой Отечественной войны и до распада СССР были ли на Украине попытки повторения украинизации или, наоборот, русификации?
В рамках общего тренда было и то, и другое. Подразумевалось, что советская Украина была, есть и будет. Поэтому спокойно существовали украинские газеты и украинские театры. При Шелесте (первый секретарь ЦК Компартии Украины в 1963-1972 годах — прим. «Ленты.ру») были попытки ползучей украинизации, а при Щербицком (первый секретарь ЦК Компартии Украины в 1972-1989 годах — прим. «Ленты.ру») они сменились некоторой русификацией. Но понятно, что особенно на востоке Украины, хотя и не только там, было представление о том, что украинский язык — это язык села. Поэтому если молодой человек стремился получить высшее образование, он обязательно должен был овладеть русским языком. Для украиноязычного украинца это означало, что по мере его продвижения по образовательной, а затем и служебной лестнице, он становился двуязычным. А для русскоязычного человека знание украинского языка вовсе не было обязательным, даже если он его и проходил в школе.
Это была целенаправленная политика?
Конечно. Русификация высшего образования на Украине в это время была сознательной политикой советской власти. То есть выйти из украиноязычного села и дойти до верхушки образовательной пирамиды, не выучив русский язык, было невозможно. В то же время выходцам из русскоязычного города на Украине для продвижения по образовательной и социальной лестнице знание украинского языка было необязательным. Поэтому да, украинский язык по отношению к русскому был подчиненным.
Алексей Ильич, хотелось бы узнать ваше мнение о современном состоянии украинского национализма. В последнее время, особенно за прошедший год, приходится наблюдать, в том числе по социальным сетям, что этими идеями прониклось много людей с русскими именами и фамилиями, живущих на Украине. И это касается жителей не только, например, Киева, но и традиционно пророссийски настроенных регионов юга и востока страны. Причем, многие из них эту идеологию усваивают в ее крайнем, радикальном варианте. Как вы это объясните?
Но мы же не удивляемся, когда видим среди тех русских националистов, которые враждебно настроены к Украине, людей с украинскими фамилиями? Почему нас тогда должна удивлять схожая ситуация на Украине? Да, есть люди с русскими именами и фамилиями, которые идентифицируют себя с украинской национальной идеей. Я уже упоминал, что родоначальником украинского интегрального национализма был русский человек Дмитрий Донцов. Нельзя забывать, что за двадцать с лишним лет существования независимой Украины там выросло новое поколение, которое получило соответствующее образование и не помнит Советского Союза. У этой молодежи иные механизмы социализации — в том числе фанатские футбольные организации, радикальные движения. Кто-то из русскоязычных или этнически русских сознательно становится украинским националистом по идеологическим соображениям.
Возвращаясь к вашей концепции двух украинских идентичностей: какие процессы происходят между их носителями сейчас? Они взаимодействуют каким-либо образом или же одна подминает под себя другую?
Восточный вариант украинской идентичности событиями последнего времени был поставлен на разрыв. Сегодня быть украинским патриотом как бы предполагает испытывать неприязнь к России. А многие из тех жителей страны, которые отрицают Майдан, перестают идентифицировать себя как украинцы. Это хорошо видно на примере донецких и луганских ополченцев. Я думаю, уже сейчас можно смело признать тот факт, что произошла победа западноукраинского варианта идентичности в центральной части страны, хотя еще не ясно, насколько она окончательна. Но драматические и пока еще не вполне понятные изменения происходят также на востоке и юге Украины. Для носителей восточной версии идентичности сейчас наступили трудные времена — сложно понять, возможно ли для них в нынешней ситуации одновременно оставаться украинскими патриотами и при этом благожелательно относиться к России.