Когда приходит кризис, людям и компаниям становится трудно платить по долгам. Особенно если они крупные. А это значит, что банки заполняются так называемыми токсичными активами. И все чаще звучат предложения переместить весь мусор в специальную структуру — «плохой банк». Проблема в том, что дыры в банковских балансах все равно придется закрывать за чей-то счет. И, похоже, при любом сценарии, — за счет налогоплательщика.
Предложения о создании специальной структуры, занимающейся решением проблемы «плохих долгов» звучали и в кризис 2008-2009 годов. Сейчас среди сторонников этой идеи оказался министр экономического развития Алексей Улюкаев, хотя в прошлый кризис высказывался против. Теперь он изменил свою точку зрения, уточняя, правда, что речь идет о поддержке предприятий реального сектора, а не кредитных учреждений. При этом министр признал, что принцип работы создаваемой структуры будет схож с принципами работы Внешэкономбанка, только нацелен именно на внутреннюю экономическую деятельность российских компаний.
О необходимости «плохого банка» также заявила в середине января первый вице-президент Газпромбанка Екатерина Трофимова. Вполне естественно слышать такое предложение от топ-менеджера именно этого банка, ведь на его балансе — долги компании «Мечел» на 2,3 миллиарда долларов. Другие крупнейшие кредиторы — ВТБ и Сбербанк пытаются взыскать свои деньги у компании через суд. Совокупный долг «Мечела» достигает 8 миллиардов долларов. Это только один пример, но он весьма показателен — и суммами, и значимостью кредиторов для всей финансовой системы страны.
В истории наберется несколько как положительных, так и отрицательных примеров «плохих банков». В США в 1988 году Mellon Bank перевел безнадежные кредиты на 1,4 миллиарда долларов в Grant Street National Bank. Затем долговую помойку ликвидировали, а банк удалось спасти. Аналогично на уровне государства нашли выход из кризиса ссудно-сберегательных ассоциаций в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Жилищные кредиты, составлявшие 8 процентов ВВП США, перевели в Resolution Trust Corporation. Положительный опыт использования «плохишей» также есть у Финляндии (1990 год) и Швеции (1992-й).
Совсем недавно, в 2010-м, в Латвии увязший в проблемной задолженности Parex banka был сначала национализирован, а затем разделен на два: Parex Banka и Citadele. В новый банк ушли «хорошие» активы, а мусор оставили в Parex.
Имеется и отрицательный опыт. «Потерянное десятилетие» в Японии — во многом результат неправильной борьбы с последствиями лопнувшего «пузыря» недвижимости. Правительство субсидировало проблемные банки и предприятия, плодя банки-зомби. В результате страна погрузилась в рецессию, продлившуюся с 2001 по 2010 год. Аналогичный результат получился в Исландии, когда государство просто «простило» часть долгов домохозяйствам.
Нельзя сказать однозначно, унесет ли козел отпущения с собой грехи недобросовестных заемщиков и незадачливых банков или, наоборот, станет дополнительной обузой для его хозяев.
Подсчитать размеры «плохой задолженности» на балансах российских банков непросто. «Каждый проблемный долг уникален. Нужно провести большую работу, чтобы оценить, насколько реально его истребовать, полностью или с дисконтом, как его реструктурировать, давать ли помощь заемщику и т.д.», — пояснил «Ленте.ру» председатель совета директоров Proxima Capital Group Владимир Татарчук, который в 2009-2010 годах работал с проблемной задолженностью Альфа-банка, а с 2010 по 2011-й был зампредом правления ВТБ.
Следует учитывать, что объем проблемных долгов больше, чем просто просрочка. Если, скажем, заемщик взял у банка миллион рублей, а просрочил платеж только на 100 тысяч, то проблемным считается весь миллионный кредит. По данным Центробанка, просрочка по долгам физлиц — 667,5 миллиарда рублей, компаний — 1,25 триллиона рублей. В целом 1,9 триллиона рублей — 4,7 процента от всего объема выданных кредитов. Это почти треть Фонда национального благосостояния. Ожидается, что банковская просрочка увеличится до 6,1-6,2 процента. Объем же проблемных долгов может достигать и 8 триллионов рублей.
Проблема усугубляется тем, что «плохие долги» — не только те, что накопились после кризиса 2008 года. Это во многом результат активной «загробной» жизни обанкротившихся тогда компаний. Заемщики, которые не смогли исполнить обязательства перед кредиторами в прошлый кризис, решили поправить свое положение, набрав новых кредитов. Но ничего не поправилось, а долг растет. Подобные сюжеты можно наблюдать буквально в реальном времени: 18 февраля депутаты Архангельской области попросили у Минфина списать часть накопившегося госдолга региона, выросшего с 2008 года в 16 раз — до 32,7 миллиарда рублей, и одновременно выразили желание взять новый кредит на 21,6 миллиарда рублей.
Но, возможно, «плохой долг» — это проблема исключительно банков? В обществе еще с прошлого кризиса регулярно поднимается вопрос о том, зачем изымать бюджетные деньги, столь нужные пенсионерам, учителям и медработникам, и спасать с их помощью отнюдь не бедных банкиров. На самом деле, предотвращая банкротства системообразующих банков, государство спасает не банкиров, а как раз пенсионеров и бюджетников, которые хранят сбережения и получают пенсии в тех самых банках. Под угрозой окажутся и предприятия, кредитуемые банками. Так что спасать банки так или иначе придется. Вопрос в том, как это сделать дешевле и безопаснее.
Вариантов немного. Первый — вывести долги в «плохой банк», сделав таким образом спасаемую финансовую организацию привлекательной для инвесторов и кредиторов. А «плохая» структура попытается истребовать долги у нерадивых заемщиков, насколько это возможно. Потери неизбежны, и их придется покрывать за счет бюджета. Второй вариант— поддерживать непосредственно банки (естественно, ограничив их круг), а те сами попробуют разобраться с неплательщиками.
Экономист Яков Миркин поясняет, что все зависит от объема плохих активов на балансах банков. Однако сомневается, что в нынешних условиях его можно правильно оценить. «По моим данным, объем проблемной задолженности сильно занижен. Нужную банковскую отчетность можно нарисовать. Боюсь, что именно так и происходит», — считает Миркин.
Владимир Татарчук относится к идее «плохого банка» скептически. «В российских условиях это выльется в снятие ответственности с банков, которые плохо работали с оценкой должников. В результате увеличится нагрузка на бюджет», — опасается он. Финансист отмечает, что особенно трудно работать с задолженностью, оставшейся с прошлого кризиса. Создание особой госструктуры по плохим долгам вряд ли решит проблему, считает Татарчук. «Если плохие долги станут выкупать, банки будут бороться за их высокую оценку. То есть, с одной стороны, постараются завысить количество плохих долгов, а с другой — попытаются представить их более качественными, чем они есть. Совсем безнадежные долги можно выдать за вполне собираемые», — объяснил он «Ленте.ру».
По мнению Татарчука, гораздо эффективнее и экономнее для бюджета поддержать непосредственно банки. «Тогда они постараются сами разгрести эти проблемы. И бюджетные потери, если и будут, то меньшие», — подчеркивает эксперт.
Советник по макроэкономике генерального директора брокерского дома «Открытие» Сергей Хестанов считает, что вопрос «плохого банка» — скорее технический. «Эта мера — чисто бухгалтерская. Регулятору проще работать с банками, чьи балансы очищены от плохих активов. Есть и еще один плюс: когда проблемные кредиты переданы в отдельную структуру, банкам (или предприятиям) легче получить внешнее финансирование. Но в нынешних условиях санкций привлечь иностранные инвестиции сложно в любом случае». В тезис о том, что специализированная организация будет эффективнее работать с плохими долгами, Хестанов не верит.
По мнению начальника аналитического управления банка БКФ Максима Осадчего, на роль «плохого банка» претендует Россельхозбанк, коллекционирующий долги аграрного сектора. «А почему на эту роль не может претендовать ВЭБ? Он ведь продемонстрировал огромный убыток за 2014 год — свыше 100 миллиардов рублей. Создание "плохого банка" в России вряд ли разумно, уж слишком такая инициатива коррупционноемкая», — сказал эксперт в беседе с «Лентой.ру».
Какой путь избавления от плохих кредитов выберет государство, пока неясно. Очевидно, что главный бонус от «плохого банка» — упрощение привлечения внешнего финансирования, сейчас не работает. Российские корпорации крайне ограничены в возможности занять деньги: кредитные рейтинги России снижены, а иностранные инвесторы уже давно скептически относятся к займам российских корпораций. Помощь банкам также напрямую связана с серьезными бюджетными расходами, равно как и «жесткий вариант», то есть банкротство банков, не соответствующих нормативам. Очевидно, что без потерь из долгового кризиса не выбраться. Вопрос в цене.