В библиотеке американского VOD-сервиса Netflix появился новый сезон его флагманского детища — сериала Бо Уиллимона и Дэвида Финчера «Карточный домик». Свежие эпизоды главной политической драмы на телевидении США примечательны не только возможностью вновь подивиться властным аппетитам Фрэнка Андервуда (Кевин Спейси), но и злободневной темой русско-американских отношений на высшем уровне, которой Уиллимон и компания в этот раз посвятили не менее трети сезона. Пережив 13-серийный марафон из кабинетных интриг и государственных страстей, «Лента.ру» рассказывает о том, какими Россия и ее власть видятся создателям сериала. Предупреждаем — тех, кто не видел первые два сезона «Карточного домика», в тексте ждут спойлеры.
«Если ваш народ будет недоволен властью, он покажет это на выборах. Но если мой народ будет мной недоволен, он начнет сбрасывать статуи. Прольется кровь, всем овладеет хаос», — услышит в узловой точке третьего сезона «Карточного домика» Фрэнк Андервуд, главный последователь советов Макиавелли в богатой на злоупотребляющих властью политиков современной сериальной индустрии. Главный — вплоть до этой самой сцены: президент России Виктор Петров (отличный датский актер Ларс Миккельсен, брат звезды «Ганнибала» Мадса Миккельсена) по части верности принципу «цель оправдывает средства» обаятельному людоеду Андервуду может еще и дать фору.
В самом деле, ради достижения своих целей, как раз и обозначенных в вышеприведенной цитате (то есть сохранения власти и доминанты порядка перед остальными общественными ценностями), В. В. Петров идет на те шаги, которые в исполнении его реального прототипа представляются фантастикой. Например, во время визита в Вашингтон пытается использовать для демонстрации своей власти даже Pussy Riot (те, правда, покорности не оказывают, устраивая на совместном ужине с двумя президентами скандал). Впрочем, этот короткий эпизод, пожалуй, так и останется единственным абсолютно нереалистичным допущением, которое авторы «Карточного домика» позволяют себе применительно к России.
В остальном Уиллимон и его соавторы демонстрируют не самое плохое понимание обстоятельств российской внутренней и внешней политики. Петров получает возможность объяснить закон о запрете фантома под названием «ЛГБТ-пропаганда» («Лично мне до геев дела нет, но в России традиции важнее!»), в геополитическом размене с Андервудом настаивает на сокращении ракетного арсенала НАТО в Восточной Европе, реалистично оценивает интересы страны на Ближнем Востоке («России мир в этом регионе ничего не даст») и даже декларирует причины пристрастия к брутальным топлесс-фото («Моя молодежная аудитория это ценит»).
Надо понимать: политические декорации, сколь бы они ни были правдоподобно представлены, в «Карточном домике» всегда были именно что декорациями, интеллигентной оберткой для низкого в смысле жанра содержания — в сущности, мыльной оперы об убийственных механизмах выживания в мире беспринципных акул (сводящихся, конечно, к превращению в самую кровожадную акулу из всех). Этот сериал оказывается интереснее всего, когда выводит на первый план не кабинетные манипуляции, а людскую природу. Поэтому президент Петров оказывается более интересным персонажем, когда вступает с Андервудом в противостояние. Однако речь идет не о политической повестке, а о личной харизме.
Это противостояние — возможно, лучший мотив третьего, несколько уступающего двум предыдущим в интенсивности грызни за место под политическим солнцем, сезона «Карточного домика». Хотя бы потому, что Петров оказывается Андервуду ровней не только в плане жесткости методов руководства. Нет, он ухитряется безраздельно править кадром и в эпизодах, прямой конфронтации не подразумевающих, — его маскулинная бравада в своей изощренности не уступает андервудовской. Президент России по версии «Карточного домика» может быть не лучшим властителем, но оказывается шикарным, увлекательным персонажем. Он способен мгновенно поставить оппонента на место унизительной шуткой («Это мой первый визит в Белый дом. Зато вы уже третий президент на моей памяти», — намекает он Андервуду на временность его положения). Демонстрирует впечатляющее умение пить водку — и еще более эффектную наглость в обращении с первой леди. Хвастает успехами на постельном фронте и масштабами вечеринок на своей сочинской даче. Декларирует, проще говоря, себя несколько большим мужиком, чем его вашингтонский оппонент, — и, что даже важнее, таковым и выглядит. Уиллимон с соавторами, конечно, позволяют себе изредка подшутить над прототипом Петрова, но так или иначе отдают ему должное: такого оппонента у их главного героя еще не было.
Откуда у авторов «Карточного домика» такой пиетет перед условным президентом России? Думаю, дело не в отношении к реальному Путину и его политике. Этот сериал, успешно спекулируя на некоторых из самых низменных зрительских привычек (например, готовностью жадно следить за кровавым путем к власти убийцы, лжеца и лицемера — и болеть за него), демонстрирует, что в наши циничные времена Фрэнк Андервуд может и не олицетворять тот тип политика, который кто-то хотел бы видеть у власти. Но он абсолютно точно отражает тип властителя, который его общество заслужило. Выводя на ту же авансцену еще и Виктора Петрова (и делая его персонажем, который ни в чем Андервуду не уступает), «Карточный домик» дает понять: в этом плане все современные общества одинаковы. Только некоторые из них лишь воображают подобного главу государства в сериалах, другие же обречены со смешанными чувствами своего правителя в героях сериалов узнавать.