В Центре документального кино в рамках проекта «Исторический момент» Фонда Егора Гайдара и Вольного исторического общества состоялась дискуссия на тему «XX съезд КПСС: незавершённая революция». В ней приняли участие историк, член правления Международного общества «Мемориал» Борис Беленкин и историк, руководитель Центра гуманитарного образования издательства «Просвещение» Александр Данилов. Модератором дискуссии выступил историк и телеведущий Николай Сванидзе.
25 февраля 1956 года на закрытом заседании Никита Хрущев выступил с секретным докладом «О культе личности и его последствиях», в котором обвинял Сталина в преступлениях. Именно после этого доклада в СССР начался пересмотр политики сталинского режима. Участники встречи попытались ответить на вопросы: почему, несмотря на разоблачительный доклад, так и не произошло окончательной перестройки режима? могла ли она произойти? есть ли в этом вина лично Хрущева или же общество было не готово к трансформации системы? «Лента.ру» записала основные тезисы участников дискуссии.
«XX съезд — это наша историческая карусель, к которой мы уже много лет возвращаемся, иногда в исходную позицию, иногда сильно скакнув вперед. Это что-то мистическое и страшное, и я этого не понимаю», — начал свое выступление Борис Беленкин.
По его мнению, XX съезд не имеет аналогов в нашей истории, это событие включает в себя не только доклад Хрущева, но и возвращение после него из заключения десятков тысяч людей. Однако в обществе это событие мало кто вспоминает. Даже в 1989 году, на пике горбачевской перестройки (публикация многих, до этого неизвестных фактов о сталинском времени, возвращение имен репрессированных), социологический опрос показал, что только 10 процентов респондентов считают XX съезд важным событием.
После XX съезда к концу 1956 года было освобождено из тюрем и лагерей около 100 тысяч человек. «А дальше происходит, то, что можно назвать "исторической каруселью": разоблачают культ личности, в "Правде" выходит статья, подтверждающая доклад, затем постановление немного смягченное, потом происходят события в Венгрии, и то, что казалось либерализацией и демократизацией, останавливается — и все возвращается назад, начинается заморозка», — говорит Беленкин.
На XXII съезде партии история повторяется: снова обличительные речи, Сталина выносят из Мавзолея, в СССР публикуют Солженицына и биографии репрессированных партийных деятелей с описанием того, что с ними произошло, как их допрашивали и даже с упоминанием пыток. Затем Хрущева снимают — и снова заморозка и брежневский застой. Затем приходит Горбачев — и опять обличительные речи, вспоминают «Завещание Ленина», происходят политические события (развал СССР, отставка Горбачева и т.д.), а в 1992 году происходит попытка провести суд над КПСС.
«Тогда казалось, что осиновый кол в сталинизм вбит. Но карусель останавливается. В 2000 году начинаются "заморозки" вплоть до 2011 года, когда при президенте Медведеве снова начинается процесс десталинизации, но после его ухода карусель резко возвращается к временам XX съезда: снова идут споры в книгах и учебниках о роли Сталина», — говорит историк Борис Беленкин.
По мнению историка Александра Данилова, перестройка в 1956 году на волне доклада Хрущева состояться никак не могла, но XX съезд сыграл огромную роль в истории страны, и не в 1956 году, а много позже. Современные исследователи не учитывают общественные настроения того времени и то, как они влияли на политику партии.
«В той системе, которая была после смерти Сталина, перемены могли идти только сверху, но к революции сверху руководители партии были не готовы. Более того, люди, общество тоже были не готовы к таким переменам, даже люди просвещенные и образованные», — считает Данилов.
Лазарь Каганович в беседе с Феликсом Чуевым вспоминал: «Когда умер Сталин, что-то наступило: надо было обязательно раскритиковать все, что было при нем, и сказать, что виноват был только он».
Хрущев не был первым реформатором сталинской системы, и XX съезд стал не первым местом, где обсуждался культ личности Сталина. «Хрущев просто использовал наработки и идеи Берии. Созыв съезда готовился при нем, его собирались проводить в Грузии, чтобы прощупать почву. Идея культа личности, его развенчания, правда, без упоминания этой самой личности, принадлежала Георгию Маленкову и была озвучена в 1953 году на апрельском пленуме», — уверен Данилов.
После знакомства с документами о XX съезде и, особенно, о подготовке доклада к съезду, охватывает разочарование. Ведь многие до сих пор считают, что был искренний порыв, желание разоблачить сталинизм как явление, но на самом деле это была политическая борьба в верхах партии. Судя по записям заведующего общим отделом ЦК партии Владимира Малина, ни одного человека в Политбюро и в президиуме ЦК партии против доклада не было. На обсуждении доклада звучали более жесткие и образные оценки роли Сталина. Хрущев пытался смягчить ситуацию, он говорил: «Вы знаете, надо пощадить и сказать, что Ежов был хорошим человеком и был ни при чем, и что Ягода был приличным и в репрессиях не участвовал». Хрущев предлагал все свалить на одного Сталина.
Почему доклад был «закрытым»? Хорошее объяснение этому дал Ворошилов. В записях у Малина говорится: «Стали обсуждать, когда произносить доклад, и дремавший Ворошилов вдруг встрепенулся: "Да кто ж нас в ЦК после этого изберет?! Давайте зачитывать потом, когда выборы в ЦК пройдут — вот тогда мы и произнесем этот доклад"».
Как только была выполнена главная цель осуждения культа — выиграна политическая борьба, сразу пошло свертывание критики. Хрущев был вынужден принять в том же 1956 году два секретных постановления о необходимости вогнать критику культа личности в определённые рамки, в том числе с помощью уголовного преследования. Пик репрессий после Сталина за все время СССР приходится как раз на правление Хрущева — 1958 год, когда завершается борьба за власть и он становится председателем Совета министров.
Спецслужбы собирали все отзывы о XX съезде и, если поработать с этими документами, видно, что люди в основном высказываются против того, что было при Сталине, связывают все это только с ним самим. То есть получили ровно тот результат, на который была рассчитана вся кампания по разоблачению культа личности.
«Реально же XX съезд сделал свое дело значительно позже. Все, кто участвовал в перестройке в 80-е, по моему убеждению, были разбужены сигналом XX съезда партии», — уверен Александр Данилов.
Борис Беленкин, напротив, убежден, что со стороны общества существовал запрос на перемены. Сразу после доклада Хрущева члену ЦК, видному партийному деятелю Анне Михайловне Панкратовой было поручено выступить в Москве и Ленинграде на собраниях партийного и беспартийного актива. В одном только Ленинграде она выступила перед шестью тысячами человек и получила 823 записки из зала (они хранятся в архиве «Мемориала»), некоторые из них историк привел в подтверждении своих слов:
Первая: «Во время Гражданской войны Троцкий вредил, а Сталин спасал от этого вредительства. Правильно ли такое утверждение?»
Вторая: «Некоторые заочники, ознакомившись с докладом Хрущева на XX съезде, пишут в своих работах: 1) Сталина именуют Джугашвили 2) Сталинград называют Царицын. Как бы вы реагировали в рецензиях на такие высказывания?»
Третья: «Товарищ Панкратова, из доклада Хрущева о культе личности ясно, что Сталин совершил целый ряд преступных и кровавых дел, вы называете его товарищем, это значит, вы разделяете его преступления? Где же тут последовательность, принципиальность и идейность?»
Четвертая: «Как освещать вопрос о ликвидации кулачества как класса? Есть ли что нового? Расскажите, пожалуйста, о заслугах Сталина в развитии до революции и после смерти Ленина».
Пятая: «Говорят так: Сталин сделал много полезного, но Бухарин и Троцкий тоже сделали что-то полезное, как их оценивать? Кто больше принес вреда? Верно, что есть указание об отмене антисемитизма?»
Шестая: «В чем положительное значение деятельности Сталина?»
Эти шесть записок выбраны не по принципу хорошо/плохо. Конечно, среди 800 записок есть и сталинистские («не трогайте Сталина!»), есть растерянность («что же делать?»), но подавляющее большинство — вопросы о том, чего не было сказано в докладе.
«Мне кажется, что это достаточно репрезентативно, чтобы утверждать: население не было бездумным и застигнутым врасплох», — подытожил Беленкин. Кроме того, он рассказал про итальянское исследование того времени по низовым собраниям в Горьковской области, где обсуждали доклад Хрущева.
«Поразительно, но из 100 участников собрания тема Сталина и культа личности не заинтересовала никого. А что интересовало людей? Они спрашивали: "Почему нашим коровником руководит такая сволочь?", "А почему в райкоме до сих пор сидит второй секретарь, которого давно пора гнать?" Все вопросы касаются их жизни. Это смелые вопросы и критика. Сталин и Бухарин — это игры больших городов, а регионы волновали местные проблемы. Но культ личности — это не только Сталин, это и запрос на решение проблем, реформы и модернизацию», — сделал вывод Борис Беленкин.
Николай Сванидзе заметил, что требования людей на низовых собраниях Горьковской области больше напоминают требование дать нового Сталина, а не желание проводить реформы. По итогам беседы оба гостя — историки Беленкин и Данилов согласились, что культ личности Сталина до сих пор развенчать не удалось, а система, созданная им, по-прежнему существует и периодически проявляется в истории страны.