На протяжении многих лет Китай был главным спонсором и патроном Северной Кореи. Однако в последние годы дружеские чувства Пекина к Пхеньяну заметно охладели. Китайцев раздражает северокорейская ядерная программа, архаичность политической и экономической системы КНДР. Объективные разногласия усугубляются отсутствием личных симпатий между лидерами двух стран. Одно из проявлений этого разлада в том, что Си Цзиньпин стал первым китайским лидером, посетившим Сеул до визита в Пхеньян. В свою очередь Ким Чен Ын в качестве пункта назначения своего первого за годы пребывания у власти вояжа, похоже, выбрал не Пекин, а Москву. И, вероятно, именно Россию в КНДР рассматривают как альтернативный Китаю источник финансирования.
Вот уже больше месяца, как в дипломатических и около-дипломатических кругах обсуждается вероятность того, что на празднование 70-летия Победы в Москву приедет необычный гость — первый председатель и высший руководитель КНДР маршал Ким Чен Ын. Полной ясности с его приездом пока нет, но показательно уже то, что северокорейский руководитель, по крайней мере, теоретически готов рассматривать и обсуждать возможность такого визита. За три года своего правления маршал не встретился ни с одним из своих коллег — первых лиц государств мира.
Возможный московский саммит и общее оживление в российско-северокорейских контактах, наблюдаемое в последнее время, связаны в первую очередь с резким охлаждением между КНДР и Китаем — многолетним спонсором и покровителем Северной Кореи.
Признаки кризиса в китайско-северокорейских отношениях наметились еще в первые месяцы правления Высшего Руководителя — летом и осенью 2012 года, — и с тех пор ситуация постоянно ухудшается.
На первый взгляд, это странно. Китай не просто крупнейший торговый партнер Северной Кореи — контролируя примерно три четверти всей внешней торговли страны, КНР давно добилась в этой области фактически монопольных позиций. На протяжении последних 7-8 лет Пекин является и почти единственным поставщиком продовольственной и гуманитарной помощи в КНДР. Наконец, из Китая приходили и почти все инвестиции в КНДР — хотя, надо признать, весьма скромных масштабов.
Поворотным моментом стало решение Пхеньяна проигнорировать китайские предупреждения и провести в феврале 2013-го очередные ядерные испытания. Не одобрили в Пекине и арест в декабре 2013 года Чан Сон-тхэка — дяди Ким Чен Ына и одного из самых влиятельных чиновников страны, через которого, в частности, координировалось экономическое взаимодействие с КНР. После этого в северокорейской прессе прозвучала прямая критика Китая, который якобы пользовался в КНДР неоправданными льготами.
Впрочем, отдельные проблемы были и раньше. Достаточно вспомнить дело группы «Сиян» — китайской горнодобывающей компании, вложившей около 40 миллионов долларов в постройку в Северной Корее шахты по добыче железной руды. Сразу после завершения строительных работ шахта и ее оборудование были конфискованы, а китайский персонал выдворили из страны. Китайские протесты эффекта не произвели, и никакой компенсации не последовало.
После всех этих конфликтов в начале 2014 года КНР приняла решение о замораживании тех проектов по развитию инфраструктуры в КНДР, которые финансировались из китайского центрального бюджета. В итоге череда мачт ЛЭП, тянущаяся из китайской Маньчжурии в приграничный порт (и особую экономическую зону) Расон, остается без проводов. Еще выразительнее выглядит мост в нижнем течении реки Ялуцзян — китайской стороной он построен почти на 90 процентов и доведен до северокорейского берега, но работы прекращены, и мост обрывается в никуда.
Прекращение инвестиций не коснулось местных и частных предприятий. Если китайская частная компания готова вкладывать деньги в КНДР или заниматься с северокорейцами бизнесом, власти ей не препятствуют, но и не оказывают особой поддержки.
Замораживанием инвестиций дело не ограничилось. В последнее время китайская официальная печать публикует материалы с весьма нелицеприятными замечаниями в адрес Северной Кореи. Подобные замечания китайские дипломаты и связанные с властью аналитики часто делали и ранее, но не публично.
В конце прошлого года, например, на северокорейские темы высказался Ван Хунгуан, генерал-лейтенант в отставке, бывший заместитель командующего Нанкинского округа. Ван Хунгуан — личность, хорошо известная в Китае благодаря его манере озвучивать то, о чем в Пекине думают, но не говорят публично. Выступая в газете, принадлежащей холдингу «Жэньминь жибао» (самая официальная площадка из всех возможных), Ван Хунгуан сказал, что если пхеньянский режим столкнется с острым внутренним кризисом или же начнет конфликт с Югом, Китаю не следует оказывать ему помощь.
Осложнились и дипломатические отношения двух стран. Резко сократилось число официальных визитов, снизился их уровень. Порой северокорейская сторона просто отказывается принимать официальные китайские делегации — такой случай произошел, например, в феврале. Официальные поздравления, направленные из Пекина в связи с Днем основания КНДР, северокорейские газеты опубликовали на последних страницах, а аналогичный по содержанию текст, подписанный президентом России Владимиром Путиным, красовался, как и положено, на первых полосах. В закрытой пропаганде Китай рисуют мрачными красками, как державу «ревизионистскую» и «соглашательскую» — причем особо достается Пекину от северокорейских пропагандистов за критическое отношение к ядерному проекту КНДР.
Примечательно, что Си Цзиньпин стал первым руководителем КНР, который посетил Сеул до визита в Пхеньян (в столице КНДР он пока так и не побывал).
В общем, кризис между КНДР и КНР налицо. В последний раз Пхеньян и Пекин всерьез ссорились в 1992 году, когда Пекин установил официальные дипломатические отношения с Южной Кореей. Хотя у этого конфликта есть рациональные объяснения, тем не менее трудно отделаться от ощущения, что причиной его во многом стали эмоции.
Если говорить о вещах рациональных, то в Китае восприятие КНДР всегда было не самым простым. Китайское руководство с самого начала высказывало недовольство северокорейским ядерным проектом. Официально признанная ядерная держава, Китай, как и все члены «ядерного клуба», с подозрением относится к попыткам распространения атомного оружия, а Северная Корея — единственная страна мира, которая сначала подписала Договор о нераспространении, а потом, получив доступ к необходимым технологиям, вышла из него.
Кроме того, северокорейские ракетно-ядерные экзерсисы создают немалую напряженность у китайских границ, оправдывая сохранение и наращивание американского военного присутствия в Восточной Азии.
Наконец, у большинства китайцев не вызывает ни малейших симпатий принятая в КНДР модель государственного устройства, которая кажется им архаичной и иррациональной. Особенно это относится к новому поколению китайских лидеров, включая и самого Си Цзиньпина. Китайцев раздражает и культ личности, и национализм (часто направленный и против Китая), и, особенно, крайне неэффективная централизованно-командная экономика КНДР.
Есть свои резоны и у северокорейской стороны. Во-первых, на протяжении многих десятилетий Пхеньян всегда стремился к тому, чтобы иметь нескольких соперничающих между собой спонсоров. Это позволяло северокорейским дипломатам играть на их противоречиях. Практически полная экономическая зависимость от Китая не может не беспокоить Пхеньян.
Вдобавок, северокорейские руководители отлично понимают, что для Пекина Южная Корея сейчас важнее, чем Северная. Объем торговли Китая с Республикой Корея в сорок с лишним раз больше, чем с КНДР, и вдобавок в Пекине есть надежда на то, что со временем Южную Корею удастся вывести из американской зоны влияния. Понятно, что в Пхеньяне многие, наблюдая за нынешним цветением китайско-южнокорейской дружбы, опасаются сговора против Севера.
Однако можно предположить, что рациональными соображениями дело не ограничивается. Похоже, тут еще и личная неприязнь, испытываемая к Китаю в нынешнем северокорейском руководстве.
В любом случае КНДР сейчас активно ищет страну, готовую стать новым партнером и спонсором, заменив — или, скорее, дополнив — в этой роли Китай. Соответствующие надежды возлагают и на Россию, и даже отчасти на Японию. Впрочем, надежды эти достаточно утопичны: что бы ни думали в Пхеньяне, от партнерства с КНР Северной Корее не уйти, и партнерство это просто по определению не может быть равным.