Национализм играет важную роль в жизни Южной Кореи. Зачастую он принимает по-настоящему радикальные формы. Недавнее покушение южнокорейского ультранационалиста на американского посла в Сеуле наделало много шума, попав в центр внимания мировых СМИ. Отношение к Соединенным Штатам у многих корейцев довольно сложное, чем и был обусловлен кровавый инцидент. Однако есть страна, которую в Южной Корее не любят по-настоящему, представляя главным историческим врагом и виновником многочисленных унижений корейского народа. Эта страна — Япония.
Нападение на американского посла Липперта, совершенное корейским националистическим активистом Ким Ги Чжоном, попало в передовицы по всему миру. Для южнокорейского радикала это было не первое нападение на иностранного дипломата: он уже был осужден за то, что бросался кирпичами в посла Японии (правда, тогда поразить цель он не сумел).
Надо сказать, что такое поведение достаточно обычно для членов корейских националистических групп — а Ким Ги Чжон был именно одним из них. Склонность к причудливым и порой кровавым акциям для радикалов весьма характерна, причем объектом приложения их усилий обычно являются не США или, скажем, Китай, а Япония.
Можно, например, вспомнить, как в июле 2008 года перед японским посольством в Сеуле группа активистов радикальных националистических организаций забила молотками двух крупных фазанов. Корейские националисты полагали, что птицы относятся к виду Phasianus versicolor, который считается символом японского императорского дома. Организаторы живодерского шоу таким экстравагантным образом хотели выразить свое отношение к Японии и ее императорской династии. Правда, на следующий день выяснилось, что знания орнитологии у корейских националистов не идеальны: жертвами перформанса пали представители совершенно другого вида фазанов, которые издавна живут в корейских лесах и не могут быть символом ненавистной империи.
Впрочем, японские дипломаты, наблюдавшие за умерщвлением птиц из окон посольства, едва ли были удивлены происходящим. Шумные демонстрации и своеобразные хеппенинги под окнами — обычный фон их работы. Иногда в качестве пострадавших выступают не невинные птички, а сами демонстранты, — раз в несколько лет какой-нибудь активист отрубает себе палец перед посольством, дабы кровью подписать очередной текст на тему японских преступлений.
Японию в Корее не любят — и, скажем прямо, не любят сильно и порой истерически. Любой корейский политик знает, что он не потеряет голоса, если займет излишне жесткую позицию по отношению к Японии. В глазах корейских избирателей самая оголтелая критика Японии — показатель патриотизма, принципиальности и боевитости политика и, таким образом, способствует росту его популярности.
Часто можно услышать, что, дескать, корейский антияпонизм вызван объективными причинами: памятью о жестоком колониальном правлении, равно как и тем обстоятельством, что японцы официально не признали своей вины за былые преступления. Эта точка зрения верна, но лишь отчасти. Действительно, период 1910-1945 годов, когда Корея была колонией Японской империи, ознаменован мрачными событиями. В частности, в начале 1940-х годов корейцев заставили отказаться от традиционных имен и взять имена и фамилии японского образца. После 1940 года подавляющее большинство изданий на корейском языке было запрещено. В те же годы молодых кореянок обманом вербовали в полевые бордели, которые «обслуживали» японскую армию в Китае и Юго-Восточной Азии.
Обо всем этом корейцам постоянно напоминают и учебники, и популярная культура. Колониальная эпоха в массовой культуре всегда изображается как время террора и унижений, а японцы представляются злобными и жадными садистами, без конца выдумывающими все новые способы унизить корейцев и ограбить их страну (в действительности японские поселенцы в своей массе были не жандармами и содержателями публичных домов, а квалифицированными рабочими и ИТР). Интенсивность антияпонской пропаганды в Корее поражает воображение.
Словами дело не ограничивается: в стране идет кампания и по физическому уничтожению памятников колониального прошлого. В частности, в рамках этой кампании в середине 1990-х было снесено монументальное здание резиденции генерал-губернатора — несмотря на то, что именно здесь в 1948 году была провозглашена Республика Корея.
Конечно, как оно обычно и бывает, реальная картина существенно сложнее. Колониальный период был не только эпохой национального унижения, но и временем социального и экономического роста, — именно тогда была создана современная корейская промышленность. Попытки уничтожения корейского языка и насильственной ассимиляции корейцев действительно имели место, но эта политика в основном проводилась после 1937 года, когда в самой Японии победил агрессивный милитаризм. В 1920-1935 годах пресса на корейском языке выходила внушительными тиражами, а некоторые деятели традиционной корейской культуры даже получали субсидии из бюджета колониальной администрации. Наконец, не укладывается в официальную картину колониального прошлого и такое обстоятельство: среди знаменитых камикадзе были не только японцы, но и корейцы, добровольно пожелавшие отдать жизнь за империю, которую они, в соответствии с официальной мифологией, должны были люто ненавидеть.
В действительности ничего удивительного в этом нет: Японская империя стремилась ассимилировать корейцев и рассчитывала навсегда превратить Корейский полуостров в часть Японии — отсюда и внушительные вложения как в промышленность, так и в начальное образование (на японском языке). В тридцатые годы часть корейцев, особенно молодых, под воздействием пропаганды имперского единства действительно стали ощущать себя почти-японцами, и были вполне готовы умереть за Империю. Но большинство корейцев в те годы вели обычную жизнь, не испытывая особой симпатии к японцам, но и не помышляя о борьбе с ними. Однако такая негероическая картина прошлого не находит отражения в современной корейской массовой культуре и исторической пропаганде. Гражданам сейчас положено знать только о героической антиколониальной борьбе, которую в действительности вели лишь немногочисленные группировки, и о зверствах японских империалистов (часто — реальных, иногда — выдуманных).
Показательным здесь является пример Тайваня, который тоже был японской колонией. Тайваньцам пришлось пройти те же испытания, что и корейцам, но в современном Тайване антияпонские настроения практически отсутствуют.
Едва ли не главная тема для корейских националистов — споры вокруг островов Токто. Сами по себе эти острова представляют собой две ничем не примечательные скалы в Японском море (в Сеуле море, конечно же, именуют «Восточно-Корейским»), примерно в 200 километрах от Корейского полуострова. В конце XIX века эти скалы оказались объектом территориального спора. Сначала Япония заявила о своем контроле над островами Токто, а в 1905-м, накануне захвата Кореи, объявила Токто своей территорией. После окончания Второй мировой войны корейская сторона заняла острова и контролирует их по настоящее время. С 1954 года на Токто находится небольшой южнокорейский гарнизон. Гражданского населения там сейчас нет, хотя в отдельные периоды на островах жили корейские рыбаки и смотрители маяков.
Таким образом, уже более 60 лет «спорные» острова находятся под контролем Кореи. Казалось бы, этого обстоятельства достаточно, чтобы закрыть вопрос и не реагировать на периодические заявления Токио, настаивающего на спорном статусе островов Токто.
Однако для корейской стороны подобное спокойствие неприемлемо. Каждое японское заявление, включая и те, которые делаются на уровне местных властей, вызывает в Сеуле взрывы народного негодования (жертвами одного из подобных взрывов стали упомянутые выше фазаны). У иностранного наблюдателя, который судит о ситуации по интенсивности корейских протестов, может легко создаться впечатление, что японские фрегаты постоянно кружат вокруг спорных островов (в действительности японцы выражают свое недовольство лишь редкими официальными заявлениями).
Южнокорейская правящая элита, равно как и корейская оппозиция, активно поддерживает и разжигает антияпонские настроения в стране. Причина этого понятна. Корея — страна глубоко националистическая. Национализм в той или иной форме является важнейшей составляющей почти всех идеологических пакетов современной корейской политики. Очевидно, что национализм является мощнейшим мобилизующим фактором, средством сплотить нацию. Особенно хорошо это работает в практически мононациональной стране, которой Корея являлась до самого недавнего времени. Поэтому в Южной Корее национализм пользуется поддержкой как со стороны государства, так и со стороны тех сил, которые считают себя противниками нынешнего истеблишмента и рассчитывают, что им удастся прийти к власти, напирая на собственные патриотические добродетели и суровую непреклонность.
Именно власть и оппозиция, действуя в унисон, всячески разжигают антияпонские страсти, ведь национализму нужен враг, а Япония — удобный и, главное, безопасный враг. Никакие словесные нападки не влияют на экономические отношения двух стран, в которых движущим мотором является взаимная выгода, а в военно-стратегическом отношении Япония мало интересует Сеул, сделавший ставку на двухсторонний союз с США. Так что ругать Японию можно сколько угодно, используя антияпонский национализм как допинг, укрепляющий национальное единство. Иногда особо ретивые активисты типа «охотника на послов» Ким Ги Чжона проявляют излишнее рвение, но на подобные перегибы корейская элита смотрит сквозь пальцы.