Россия столкнулась с кредитным шоком. Наряду с падением спроса и резким сокращением числа надежных заемщиков банки испытывают острый дефицит в дешевых и «длинных» ресурсах. Тем временем государство вытесняет «частников» с немногих прибыльных секторов.
«Вот сосед — прикинулся банкиром. Пьет "Клико", к валютным ездит дамам. Правда, Сартра путает с сортиром, а Ван Гога путает с Ван Даммом», — пел в конце 90-х бард Тимур Шаов.
Теперь подобные реликты из «раньшего времени» встречаются разве что в банках, о существовании которых широкая публика узнает лишь из очередных приказов ЦБ об отзыве лицензии. Лидеры отечественного банковского бизнеса приобрели лоск, приличествующий их коллегам с Уолл-стрит или из лондонского Сити. Но топ-менеджеры с MBA, аудит от «большой четверки» и должным образом поставленные PR, GR и IR не могут удержать от возвращения в прошлое.
15-20 лет назад банки были всего лишь красивыми «игрушками» для собственников. В крайнем случае — инструментом для «освоения» бюджетных ресурсов или поглощения промышленных активов. Они не могли оказать экономике свою базовую услугу — предоставить производителям и потребителям дешевые и «длинные» кредиты, способные стать топливом дальнейшего роста.
Сегодня возникает аналогичная ситуация. «Спрос по потребкредитам у нас в четыре раза ниже, хотя сейчас мы снизили ставки, и пошло оживление. По ипотеке — в два раза ниже. По кредитам юридических лиц — совсем слабенький спрос», — констатировал президент Сбербанка Герман Греф в кулуарах Биржевого форума. Статистика ЦБ тоже не внушает оптимизма: к 1 марта 2015 года рублевых кредитов выдали на 1,1 триллиона меньше, чем год назад. По валютным займам падение составило 130 миллиардов в пересчете на рубли.
Заоблачная ключевая ставка ЦБ — лишь одна из причин такого кредитного шока. Будь у банков возможность привлекать ресурсы не только у регулятора, возможно, борьба Эльвиры Набиуллиной с инфляцией не так плачевно отражалась бы на бизнесе ее подопечных. Однако санкции и «мусорные» рейтинги фактически закрыли для банков западные рынки капитала. Те финансовые институты, которые не фигурируют в черных списках США и ЕС, все равно разделяют страновые риски, со всеми вытекающими последствиями для стоимости и доступности внешних заимствований. Наконец, это один из ключевых катализаторов для бегства капитала, исчисляемого не одной сотней миллиардов долларов.
Неприятные геополитические сюрпризы вместе с падением цен на ключевые экспортные товары вынуждают сокращать инвестпрограммы «национальных чемпионов». А ведь деньги крупных корпораций, и особенно сырьевых концернов, — тоже важный источник кредитного бума. Достаточно сказать, что банковский ренессанс, случившийся в начале «нулевых», в немалой степени был обусловлен как раз тем, что нефтяные компании и металлургические концерны быстро вышли «в плюс» благодаря масштабной девальвации 1998 года. А дружественные или принадлежащие им банки перенаправили эти финансовые потоки в другие, не экспортные и не сырьевые секторы экономики.
Сегодня очередное ослабление национальной валюты в лучшем случае помогает сырьевым гигантам минимизировать рублевые издержки и облегчает им задачу по обслуживанию немаленькой внешней задолженности. Хотя, как показывает коллизия вокруг «Мечела», некоторым и девальвация не помогает справиться с ухудшившейся конъюнктурой.
Параллели с ситуацией 15-летней давности скорее негативные, нежели позитивные. Например, Всемирный банк прогнозирует, что уровень бедности в России в ближайшие годы достигнет 14 процентов и отмечает, что это первый заметный скачок соответствующего показателя после 1998-1999 годов. Помимо прочего это существенно сокращает поле для банковского маневра при работе с населением. Хотя в сложившихся условиях привлечение частных вкладов и средств НПФ — едва ли не единственный шанс для банков «удлинить и удешевить» свои пассивы, не прибегая к помощи государства.
Неслучайно руководство ЦБ так активно сопротивляется демонтажу накопительной пенсионной системы. Как подчеркивает Набиуллина, «долгосрочные формы организованных сбережений граждан — принципиальный ресурс. Без этого ресурса, без его задействования долгосрочного инвестиционного роста в стране просто не будет».
Параллельно банковский регулятор крайне скептически относится к долговому стимулированию экономики, в том числе и опосредованному — через потребкредитование. По словам Набиуллиной, оно позволило сгладить последствия кризиса 2008-2009 годов. Хотя ЦБ еще тогда видел системные риски, связанные со стремительным ростом долговой нагрузки на граждан. Кстати, по оценкам Объединенного кредитного бюро только в первом квартале этого года число просроченных розничных кредитов достигло 12 миллионов. А судя по данным ЦБ, к началу марта объем розничной «просрочки» приближался к 730 миллиардам рублей. Для сравнения: год назад этот показатель не превышал 500 миллиардов.
Такая динамика в сочетании со скепсисом ЦБ, скорее всего, приведет к «отмиранию» банков, специализирующихся на кредитовании населения. Но выиграют ли их более крупные и универсальные конкуренты — не очевидно.
Сценарий, за который ратует Набиуллина, предполагает не кредитование, а капитализацию отечественных компаний за счет средств населения. «Free float очень низкий, нет культуры и нет желания делиться собственностью и привлекать инвестиции. Мне кажется, это ключевая вещь, если мы хотим, чтобы у нас инвестиции были не только государственными, но и частными», — подчеркивает глава ЦБ.
По сути, это означает формирование национального финансового рынка по англосаксонскому, а не континентальному образцу, — с преобладающей ролью биржи и публично котируемых ценных бумаг, а не классического кредита. Из этого автоматически не следует, что банки окончательно сбрасываются с корабля отечественной экономической истории. Тем более что крупнейшие из них имеют инвестиционные подразделения, позволяющие и размещать для клиентов акции и облигации, и торговать ими, и организовывать сделки по слияниям и поглощениям. Весь вопрос — в реальной востребованности всех этих услуг.
Какие компании в период экономического спада смогут заинтересовать инвесторов и заставить их рискнуть своими накоплениями? Особенно если это не богатые венчурные капиталисты, а клерки и «синие воротнички» с весьма средним уровнем дохода, не готовые рассматривать игру на фондовом рынке как рулетку. С другой стороны, рецессия вынуждает многие фирмы прибегать к «оптимизации персонала». А выходное пособие — точно далеко не самый удачный инвестиционный ресурс. Чтобы стимулировать экономический рост, сместив акцент домохозяйств с потребления на накопление, недостаточно просто оставить в покое существующую пенсионную модель. Или даже сбить годовые темпы инфляции. Хорошо бы еще изменить ситуацию, при которой значительная часть сограждан допускает ядерную войну. Впрочем, решение этой задачи — точно вне пределов компетенции денежных властей.
Если исходить из известной формулы, что кризис — это не только угроза, но и возможности, то для банков, остающихся на плаву, они заключаются, пожалуй, лишь в «санационном» бизнесе. Как отметил в беседе с «Лентой.ру» один из банкиров, главная цель санатора — «уговорить владельцев депозитов пойти на дисконт». В таком случае, сэкономив на пассивах, есть шанс с выгодой для себя реализовать активы рухнувшего финансового института.
Однако и эта «форточка возможностей» вскоре рискует закрыться. По словам замминистра финансов Алексея Моисеева, сейчас обсуждается идея передачи функций по санации банков «Российскому капиталу», который принадлежит Агентству по страхованию вкладов (АСВ). Как известно, именно АСВ отвечает за аккуратное выполнение обязательств (в рамках обозначенных законом 1,4 миллиона рублей) перед вкладчиками обанкротившихся банков. Поэтому стремление госагентства контролировать процесс санации, что называется, «от» и «до» вполне объяснимо. Другое дело, что таким образом «Российский капитал» превратится в еще один мощный госбанк. А ниша для частного банковского бизнеса, наоборот, станет еще уже.
Это плохая новость отнюдь не только для самих банкиров. Усиление присутствия государства в финансовом секторе мешает определению справедливой стоимости кредита и делает его доступность менее зависящей от сугубо экономических факторов. А это, в конечном счете, препятствует отсеву неэффективных предприятий и структурным реформам.
Собственно, в начале «нулевых» денежные власти пошли именно по такому пути, когда вдобавок к Сбербанку был капитализирован и снабжен розничным бизнесом ВТБ, появился Россельхозбанк, получил возможность кредитовать реальный сектор Внешэкономбанк. Нынешнее далеко не идеальное состояние отечественной банковской системы, а равно и всей экономики, — отчасти следствие такой «национализации». Хватит ли у государства денег, когда возникнет необходимость в санации сегодняшних санаторов и национализаторов, — большой вопрос.