Владимир Путин в 13-й раз пообщался с россиянами в рамках прямой линии. В этот раз у граждан накопилось рекордное количество вопросов к президенту, — их было задано более трех миллионов. Также возможность обратиться к Путину из передвижных студий была у строителей космодрома «Восточный», украинских беженцев, жителей Крыма и фермеров из Костромской области. Свои вопросы задали политик Ирина Хакамада, бывший министр финансов России Алексей Кудрин, главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, ректор МГИМО Анатолий Торкунов. Россиян волновал рост цен, санкции, ситуация с валютной ипотекой, пенсии, Украина, расследование убийства Бориса Немцова, борьба с ИГИЛ и многое другое. «Лента.ру» собрала основные заявления Путина.
Хочу это подчеркнуть: у нас нет цели возрождения империи. У нас нет имперских амбиций. Но обеспечить достойную жизнь, в том числе и русским людям, проживающим сегодня за границей, в близких для нас странах СНГ, мы можем, развивая взаимодействие и сотрудничество.
Быть нашими врагами и друзьями одинаково почетно. Мы никого врагами не считаем из участников международного сообщества, и никому не рекомендуем считать нас своими врагами. Мы воевать ни с кем не собираемся, но будем укреплять, безусловно, свою обороноспособность как раз для того, чтобы ни у кого не возникало никакого желания воевать с Россией.
Я напомню слова императора Александра III, который сказал, что у России есть только два союзника — это армия и военный флот. В напутствии сыну он говорил, что «нашей огромности боятся». Если серьезно, надо видеть угрозы сегодняшнего дня. Это терроризм, ксенофобия, организованная преступность. Есть много государств и людей во всем мире, которые поддерживают нашу борьбу.
Вряд ли сейчас стоит ожидать снятия санкций, потому что это вопросы чисто политического, стратегического характера для некоторых наших партнеров, взаимодействия с Россией и сдерживания нашего развития... Дело в том, чтобы нам самим внутри страны, в своем собственном доме, в экономике выходить на более совершенные способы управления этими процессами. . (...) Не то что терпеть — нам нужно использовать ту ситуацию, которая складывается в связи с санкциями, для того, чтобы выходить на новые рубежи развития.
На самом деле правительству и Центральному банку эти санкции только помогли — можно сказать: «А, вот, мы из‑за санкций вынуждены так себя вести». Не только из‑за этого. А из‑за того, что нам нужно более профессионально, и последовательно, и своевременно корректировать нашу экономическую политику. Это произошло, коррекция произошла.
Не мы их [отношения с Западом] портили, но мы всегда выступаем за нормальные отношения со всеми государствами: как на Востоке, так и на Западе. Им союзники не нужны, им вассалы нужны, — имею в виду США. Россия в такой системе отношений существовать не может. Самое главное условие восстановления нормальных отношений — это уважение к России и уважение ее интересов.
Это не значит, что мы должны надувать губы, сердиться на кого‑то, устраняться, изолироваться. Мы готовы к сотрудничеству несмотря на позицию некоторых стран.
Если человек получает деньги в рублях, а ипотечные кредиты взял в валюте, то он взял на себя и риски курсовой разницы. Курс изменился — и он попал. Помощь не должна быть большей, чем та, которую государство оказывает людям, взявшим рублевую ипотеку.
Невозможно ставить на одну доску нацизм и сталинизм, потому что нацисты прямо, открыто, публично объявили одну из целей своей политики — уничтожение целых этносов: евреев, цыган, славян. При всем уродстве сталинского режима, при всех репрессиях, при ссылках целых народов все-таки цели их уничтожения никогда сталинский режим перед собой не ставил.
Мы столкнулись с определенными внешними ограничениями, и это так или иначе сказалось на темпах роста, на нашем развитии. Но в целом сейчас и рубль укрепляется, фондовые рынки растут. Нам удалось не допустить раскрутки спирали инфляции.
По итогам прошлого года рост цен в потребительском секторе составил 11,4 процента. Конечно, здесь нет ничего хорошего, потому что это отражается на уровне жизни людей. Но в марте в три раза темпы роста инфляции упали. Располагаемые доходы населения прошлого года сократились на один процент, а заработная плата подросла на 1,3 процента. Мы, как вы знаете, проиндексировали пенсии — и социальные, и по старости. Но между тем экономическая неопределенность привела к росту оттока капитала. Здесь я ничего катастрофического не вижу.
Сегодняшнее руководство Украины совершает много ошибок, и результаты будут негативными, но это выбор и президента, и правительства. Мы, конечно, не собираемся вмешиваться, это не наше дело навязывать Украине тот или иной способ поведения. Но мы имеем право высказать свое мнение. Россия ничего не ждет от киевских властей, кроме одного — отношения к нам как к равноценным партнерам по всем направлениям взаимодействия.
Украинские сегодняшние власти своей рукой сами отрезают от себя Донбасс. Вот в чем беда и трагедия.
Украина – самостоятельное независимое государство, и нужно относиться к этому с уважением. Мы их освободили от себя. Но мы сделали это сами, это наше решение было. И если уж мы это сделали, надо относиться с уважением и к их независимости.
Говорю вам прямо и определенно: российских войск на Украине нет. Кстати говоря, о ходе последнего конфликта на юго-востоке, в Донбассе, лучше всего сказал начальник генерального штаба украинской армии, который прямо публично на встрече со своими иностранными коллегами сказал: «Мы не воюем с российской армией».
Я думаю, что в условиях исполнения, я уже об этом говорил, минских договоренностей можно найти какие‑то элементы восстановления какого‑то общего политического поля с Украиной. Но в конечном счете решающее слово должно принадлежать людям, которые живут на этой территории. В значительной степени это будет зависеть от гибкости и политической мудрости киевского руководства.
Хорошие результаты достигнуты в жилищном строительстве. У нас рекордный за всю историю Российского государства результат. Никогда — ни в советское, ни в постсоветское, думаю, что и в досоветское время — такого результата не было: примерно 81, а может быть, и 82 миллиона квадратных метров жилья.
Если сказать по-честному, это [наличие в магазинах продукции, попавшей под эмбарго] несколько смягчает ситуацию на продовольственном рынке. Самое главное — не бороться с жульническими проявлениями, а поддержать рост собственного сельского хозяйства, чтобы экономическим способом, при определенном административном давлении, связанном с антисанкциями, вытеснить иностранные товары с наших прилавков, и чтобы отечественные производители заняли там достойное место.
В каждой стране есть претензии к статистике, но я тем цифрам, которые мне дают, доверяю — у меня нет оснований им не доверять. Вопрос в том, что сделать для того, чтобы ситуация улучшилась? Мы знаем реалии, и, надеюсь, правительство примет соответствующие решения.
Я сейчас не берусь сказать, хороши ли Ваши надои, но в целом в России надои пока низковатые. По сравнению с другими странами, производство‑то, так скажем, малоэффективное.
Нам нужно создавать лучшие условия для работы бизнеса, нам нужно создавать лучшие условия для частных инвестиций, нам нужно совершенствовать свою кредитно-денежную политику, нам, безусловно, нужно значительным образом улучшить систему управления в стране в целом, в правительстве и в отдельных отраслях, нужно совершенствовать работу правоохранительной сферы и судебной системы. Это многовекторная задача. И легче перечислить, чем все это сделать, но, безусловно, делать нужно, как у нас в народе говорят: глаза боятся, а руки делают. Нам нужно так и делать.
Мы действительно подписали такой контракт ещё в 2007 году. А потом в 2010 году указом президента эта сделка была приостановлена. Сегодня иранские партнёры демонстрируют очень большую гибкость и явное желание достичь компромисса по этой ядерной программе. Наши предприятия произвели это оборудование. Оно дорогостоящее, стоит оно под миллиард долларов. Никто нашим предприятиям за это не платит. Нам, правда, намекали, что у нас могут его купить, но никто не покупает. В условиях, которые складываются в регионе, особенно в связи с событиями в Йемене, поставки оружия подобного рода являются сдерживающим фактором.
Партнеров мы не выбираем, но мы в своей работе не должны руководствоваться симпатиями либо антипатиями – мы должны руководствоваться интересами страны, из этого будем исходить.
Это абсолютно позорное явление, трагическое и позорное, – убийство подобного рода. Буквально через день, полтора, может быть, максимум, следователям и ФСБ, и МВД уже были известны имена исполнителей. Вопрос был только в том, где и как их арестовать. Удастся ли выйти на заказчиков и есть ли заказчики? Я пока не знаю. Это, конечно, станет известно в ходе той работы, которая сейчас проводится.
Это выбор каждого конкретного политического деятеля, выбор страны, которую он представляет. Кто-то сам не хочет, кому-то не разрешают из «вашингтонского обкома». Для кого‑то, может быть, даже это, так скажем, чтобы не обидеть никого, стыдно даже. Но это они пускай сами решают для себя.
Правительство всегда надо критиковать, и президента надо критиковать, и губернаторов надо критиковать, и всех надо критиковать. Вообще, когда критика есть, она заставляет взглянуть на окружающую действительность свежим взглядом, всегда по‑другому, это полезно.
Отказ от поставки кораблей по действующим контрактам, конечно, плохой знак. Но с точки зрения поддержания нашей обороноспособности это не имеет никакого значения. В свое время мы и контракты заключали в первую очередь для того, чтобы поддержать наших партнеров, загрузив их верфи. Собирались использовать их на Дальнем Востоке. Я исхожу из того, что действующее руководство Франции и вообще французы — люди порядочные, и деньги нам вернут. Мы не намерены даже требовать неустоек и штрафов запредельных, но надо, чтобы все издержки, которые мы понесли, были возмещены.
Генеральному подрядчику все деньги перечислены, почему они не доходят до субподрядчиков, до исполнителей, почему не выплачивается зарплата — это большой вопрос, который требует кропотливого исследования не только в Контрольном управлении и Счетной палате, но и в Следственном комитете. Надеюсь, что все это будет сделано.
Решение [не публиковать сведения о доходах] связано с тем, что в органах управления советов директоров отечественных компаний работает немало иностранных специалистов. Мы не можем их обязать публиковать доходы, а ставить наших граждан и иностранных в неравные условия некорректно.
Во-первых, Минздрав не собирается отказываться от импортных лекарств. Во-вторых, нам надо развивать нашу отечественную фармакологию. В России производят качественные препараты. К сожалению, наблюдается рост цен. Это связано, в частности, с курсовой разницей.
Если мы сделаем возрастом выхода на пенсию 65 лет, это значит, отработал — в деревянный макинтош — и поехал, что ли? Если и делать какие-то изменения по возрасту [выхода на пенсию], то они не должны касаться тех, кто уже практически заработал свои пенсионные права. Это должно быть мягкое вхождение в систему, и касаться людей зрелых, но еще достаточно молодых.
Конечно, участковые сотрудники полиции не являются секретоносителями, и на первый взгляд это выглядит как мера избыточная. МВД исходило из того, что в отношении всех это должно регулироваться одинаково. Такой общий подход в значительной степени связан с позицией ведомства. Естественно, когда человек работает в правоохранительных органах и спецслужбах, он понимает, что происходит, и может представлять интерес для спецслужб других государств.
Это самый мощный социальный опрос. Миллионы вопросов поступают по разным каналам. Это дает возможность реально увидеть, чем люди озабочены. Когда видишь и слушаешь людей, все по-другому воспринимается. Дает возможность донести до людей позицию руководства страны, дать оценку тому, что происходит.