Неизвестно, насколько была подкована в экономике и финансах балерина дягилевской антрепризы Лидия Лопухова. Знаменитые «русские сезоны» познакомили ее с будущим великим экономистом, которого сегодня считают равным самому Адаму Смиту, — с британцем Джоном Мейнардом Кейнсом. В Лопухову будущий создатель Бреттон-Вудской валютной системы влюбился во время представления балета Чайковского «Спящая красавица», которое дягилевская труппа давала в Лондоне в 1918 году. Впрочем, речь пойдет не о знаменитой балерине, а об ее супруге, изменившем весь ход истории после Второй мировой войны.
Если бы отели, в которых останавливаются знаменитые путешественники, могли поведать о них несколько больше, чем оставленные ими в журналах отзывы, то почти наверняка гостиницы «Мажестик» в Париже и «Маунт Вашингтон» в Бреттон-Вудсе сегодня получали бы выручку не только от постояльцев, но и от многочисленных экскурсий. В первом Джон Мейнард Кейнс поселился 10 января 1919 года. Во втором — в июле 1944-го. «Краны текут, окна или не закрываются, или не открываются, трубы постоянно чинятся и снова ломаются, и никуда нельзя попасть», — писала сопровождавшая мужа в Америку Лидия Лопухова своей свекрови. В том же письме она отмечала, что конференция в Бреттон-Вудсе была «сумасшедшим домом». «Большинство людей работало за пределами человеческих возможностей», — рассказывала русская балерина, ставшая свидетелем формирования нового мирового экономического порядка.
Жаль, Лидия и Джон Мейнард поженились только в 1925 году. Иначе мы бы получили примерно такое же описание происходившего в отеле «Мажестик». Из книги посетителей теперь известно только, что в тот же период, когда Кейнс участвовал в Парижской мирной конференции, в этой гостинице останавливались дипломат Гарольд Николсон, муж писательницы Виты Сэквил-Уэст, Лоуренс Аравийский, драматург Жан Кокто, писатель Марсель Пруст. А посуду на кухне мыл будущий лидер Вьетнама Хо Ши Мин. Впрочем, и эти факты впечатляют.
Добавим к этому, что и зимой 1919 года и летом 1944-го оба отеля охранялись с особой тщательностью. В парижском «Мажестике» безопасность обеспечивали сотрудники Скотланд-Ярда, а в Бреттон-Вудсе — американского Федерального бюро расследований. И им было кого и что охранять. Тогда еще молодой экономист, выпускник королевского колледжа в Кембридже и лучший ученик Альфреда Маршала (основоположника неоклассического направления в экономической науке), был одним из переговорщиков по поводу германских репараций победителям в Первой мировой войне. Работа была сложная, тем более что мнение служащего Министерства финансов Великобритании по этому поводу сильно отличалось от позиции премьер-министра страны Ллойд Джорджа.
Суть противоречий заключалась в том, что премьер считал: Германия должна заплатить за все. По подсчетам кабинета, размер немецких репараций должен составить не менее 40 миллиардов долларов — колоссальная по тем временам сумма, треть всех военных расходов союзников в Первой мировой. Однако Кейнс в своих подсчетах пришел к выводу, что размер выплат побежденных не может превышать сумму в 3 миллиарда фунтов — 15 миллиардов долларов. Он писал, что требования победителей в три раза превышают довоенную оценочную стоимость золотого запаса Германии, ценных бумаг, кораблей, запасов сырья на фабриках. И предупреждал, что слишком большие репарации приведут к серьезному ущербу для самой Великобритании. Немцы, по его мнению, просто откажутся признать такой долг, а в конечном итоге дело может завершиться новой военной катастрофой. «Месть не заставит себя ждать», — предсказывал экономист.
Впрочем, в 1918 году Кейнс пока был всего лишь «одним из». Доказать свою правоту он не смог. Зато после завершения Парижской конференции опубликовал книгу, получившую название «Экономические аспекты мирного договора». В ней Кейнс назвал парижский мир «отвратительным предательством политических лидеров старшего поколения» и впервые выразил мысль, которая впоследствии стала ключевой в его экономическом учении. Заключалась она в том, что рост благосостояния людей не происходит сам собой, а сильно зависит именно от качества экономической политики правительств, грамотного регулирования рынков, обеспечивающих свободу торговли и конкуренции.
Уже в следующей своей работе под названием «Общая теория занятости, процента и денег», вышедшей в 1936 году, Джон Мейнард Кейнс подверг критике самого Адама Смита. Он попытался доказать, что нестабильность в рыночной экономике и ее периодические кризисы как раз связаны с неумением государства вмешиваться в рыночные процессы, и критикует отказ от такого вмешательства как слишком крайнюю и болезненную меру. Он анализировал соотношение инвестиций и сбережений в экономике, влияние государственной эмиссии денег на инфляцию и благосостояние людей. И указывал, что в разные периоды и в разных условиях государство должно прописывать экономике разные рецепты лечения ее болезней, а не руководствоваться догмами.
В период экономического кризиса 30-х годов, получившего название «великой депрессии», экономист выступал за смягчение денежно-кредитной политики, против роста налогов. Хотя само начало кризиса в 1929 году он пропустил, вложив собственные сбережения в американские акции и во фьючерсные контракты на каучук, хлопок, олово и зерно. Более того, он инвестировал в бумаги и средства Фонда Кембриджа, которым управлял в качестве казначея. В результате его размеры сократились на треть, а сам Кейнс потерял еще больше. Теперь критики Кейнса объясняют его довоенные взгляды о необходимости «дешевых денег» именно этими личными мотивами, но это уже другая история. Факт заключается в том, что сегодня его рецептами пользуются правительства развитых стран, объявившие политику «количественного смягчения» как раз в разгар кризиса 2008 года.
Конференция в Бреттон-Вудсе стала венцом карьеры Джона Мейнарда Кейнса. С началом Второй мировой войны экономист неожиданно выступил против финансирования военных расходов за счет печатного станка. И наоборот — предложил увеличить налоги для финансирования оборонной промышленности. Тогда ученый уже был членом Консультативного совета по военным проблемам при министерстве финансов Великобритании, а затем стал советником министра и членом Палаты лордов.
В то время правительство страны начало финансировать дефицит бюджета за счет выпуска собственных долговых обязательств (в 1939 году он составит 1 миллиард фунтов, или 25 процентов ВВП). Казалось бы, Джон Мейнард должен был радоваться, что государство воспользовалось его рецептом 30-х годов. Однако он вместо этого писал, что правительство, набрав долгов и печатая деньги, чтобы удержать процентные ставки по облигациям, провоцирует рост инфляции. В своих двух статьях в журнале «Таймс» он предложил ввести так называемый военный налог на прибыль. Его суть заключалась в том, что деньги с предпринимателей собирались бы принудительно, но возвращались бы обратно после окончания войны.
Изменил ли Кейнс своим взглядам в тот момент? В глобальном смысле, как считают исследователи, нет. Просто масштаб гения экономиста оказался выше. Тот принцип, что универсальных рецептов в экономике не бывает, в его взглядах оказался превалирующим. Еще свежи были воспоминания о разорении страны в Первую мировую, когда военные расходы точно так же финансировались за счет печатного станка. И то, что он считал допустимым в мирное время, ему казалось слишком опасным в период военного противостояния в Европе.
Конференция в Бреттон-Вудсе оказалась вершиной карьеры ученого. На нее он добирался морем, на корабле «Куин Мэри». Сам он описывал это путешествие, как «безмятежное», хотя проходило оно в постоянных дискуссиях с другими членами британской делегации. Именно тогда родились два самых важных «корабельных проекта», ставших основой будущей Бреттон-Вудской валютной системы, — учреждение Международного валютного фонда и Всемирного банка. Влияние Джона Мейнарда Кейнса оказалось настолько велико, что на конференции его предложения не встретили возражений со стороны представителей других стран-победительниц. Делегация СССР также поддержала проект Кейнса на конференции. Впрочем, впоследствии Советский Союз отказался участвовать в работе этих двух организаций, не ратифицировав подписанные соглашения, а также документ, регулировавший принципы формирования обменных курсов валют. Последний делал американский доллар мировой резервной валютой. В разработке этого соглашения тоже принимал активное участие Джон Мейнард Кейнс.
Получается, что если в 1919 году в отеле «Мажестик» великий экономист был одним из сотен консультантов своего правительства, то в 1944-м в «Маунт Вашингтон» он стал самым влиятельным переговорщиком. Его идея, что мир зависит именно от экономического процветания государств, была наконец услышана. Как и его слова о том, что фашизм в Европе породили инфляция и безработица.
«Единственное, о чем я жалею в жизни, это что мало пил шампанского», — делился своими воспоминаниями в конце жизни великий экономист. Его учение получило название «кейнсианство», его научные работы разодрали на цитаты. Каждый из политиков видит в них то, что соответствует только его взглядам. И забывают главное: универсальных рецептов в экономике не бывает. А споры о том, противопоставлял ли он себя Адаму Смиту, продолжаются не только в России.
В нашей стране, к сожалению, слово «кейнсианство» стало синонимом термина «государственный дирижизм в экономике». Хотя сам ученый в своих работах писал о регулировании экономики «ради бизнеса», а не «против рынка» как такового. Впрочем, не вина Джона Мейнарда, что для российских политиков он стал своеобразной заменой «вульгарного марксизма». Именно вульгарного — известного в пересказах, а не в оригинале. Как, впрочем, и сам Кейнс.