25 и 26 мая поэт, певец, прозаик, композитор и любитель перемены мест Ник Кейв выступит с сольными концертами в России — вначале в московском Крокус Сити Холле, а затем в питерском БКЗ «Октябрьский». Накануне выступлений корреспондент «Ленты.ру» поговорил с артистом о списке «потайных песен» в его новой книге, о столах и кабинетах, важности ошибок, вере — и, разумеется, о Достоевском.
«Лента.ру»: Только что прочел свежую рецензию на ваш концерт. Обозреватель The Guardian поставил вам твердую пятерку.
Ник Кейв: Да, мы сыграли первый концерт этого тура в Глазго. Остались очень довольны.
Вы сейчас в сольном туре, из The Bad Seeds с вами только Уоррен Эллис. Это в некотором роде очищение перед началом новой жизненной фазы The Bad Seeds?
Да, разумеется, все так и есть. Мы начинаем работать над новым альбомом The Bad Seeds. К записи должны приступить в конце года. Я полным ходом сочиняю материал. Сейчас у меня есть возможность поиграть некоторые песни именно так, как мне бы хотелось, но я не могу этого позволить себе с The Bad Seeds, потому что у группы совсем другая концепция звука. Я специально придумал такой вариант гастролей, непохожий на The Bad Seeds. Наконец-то я могу набрать кучу самых разных песен из своего репертуара и сыграть их по-другому.
Недавно вас пригласил выступить на благотворительном концерте Фонд Дэвида Линча. Великий режиссер как-то сказал, что образы приходят к нему, когда он садится в любимое кресло и гасит свет. Какое у вас любимое место для ловли идей?
Полностью с ним солидарен. Сам я не размышляю над идеями, сидя в кресле — но это неплохой способ, можно как-нибудь попробовать. Обычно я все-таки сажусь за стол. Я всегда работал за столом, с тех самых пор, как смог себе позволить его купить — потому что вечно не было или денег, или места. Мне кажется, большую часть своей жизни я провел, сидя за столом.
В точности так, как в фильме «20 000 дней на Земле» (2014), где вы сыграли главную роль?
Именно так. Хотя кабинета, который вы видели в фильме, уже не существует. Самое важное в кабинетах — это то, что их можно менять. Мне жизненно необходимо переезжать из кабинета в кабинет. Теперь я могу себе это позволить. В том кабинете накопилось слишком много барахла — и в фильме это отлично показано — кругом валялась куча вещей периода Push the Sky Away, куда ни плюнь, везде привидения, связанные с тем альбомом. Обычно я в какой-то момент просто выхожу из кабинета и иду на все четыре стороны в поисках нового места. Я уже очень давно живу в таком формате. Так что очередной кабинет — это максимум на год-два, не больше. А потом я переезжаю в следующий. Снимаю новую квартиру. Я сбрасываю старую кожу, как змея.
Вы в разное время жили в Лондоне, Сан-Паулу, Лос-Анджелесе и Брайтоне. Хаос большого города — подходящий фон для трансляции непростых эмоций?
Место жительства, безусловно, накладывает отпечаток на творчество, но в основном я живу в собственном воображении. А по этому адресу меня сложно побеспокоить, там у меня иммунитет к окружающей действительности.
С момента вашего первого приезда в Россию (в 1998 году) здесь многое изменилось. Иногда мне кажется, люди как будто с цепи сорвались. В своих песнях и книгах вы тщательно изучили демонов этого мира — есть ли у вас рецепт по их изгнанию?
Мир абсолютно спятил, тут добавить нечего. Я воспринимаю это как точку отсчета, данность. Так было всегда, и до сих пор для меня это отправной момент. Сложно дать сжатый ответ на этот вопрос, но лично мне кажется, что, вопреки всему, в мире еще осталось довольно много поводов любить. Я пытаюсь по мере сил откапывать эти поводы, добывать их как полезные ископаемые. Конечно, само собой, мир — дерьмо. И при этом многое достойно любви. Разные мелочи. Нужно полюбить мелочи нашей жизни.
Был ли у вас момент, когда вы освободились от власти вселенского психоза?
От психоза внутри себя я до сих пор не освободился. Может быть, я перестал безоглядно отдаваться чувствам. Я упорядочил свою жизнь, и в известном смысле моя жизнь всегда была устроена по определенной схеме, даже в самые безрассудные времена. Сложился некоторый странный наработанный распорядок. И благодаря этому я чувствую связь с реальностью. Иначе не было бы совсем никакого якоря. Мой распорядок жизни — это все, что меня держит в этом мире.
Вы как-то сказали, что песни Fun House (альбом The Stooges) и Slates (альбом The Fall) помогли вам не сойти с ума. Можете поделиться названиями другими целебных книг/альбомов/фильмов?
Да, я обожаю эти альбомы. Со мной вот как было: лет в 14, когда я жил в Австралии, наш провинциальный городок сильно действовал мне на нервы. И еще я не знал, куда деваться от палящего австралийского солнца. Я чувствовал себя как вошь, которую поджигают лупой. Моя знакомая купила альбом Леонарда Коэна Songs of Love and Hate, он тогда только что вышел. И я понял, что, слушая этот альбом, я словно исчезаю. Я стал называть такие песни «потайными», они надежно укрывали меня от этого тухлого городка. У меня был ключ к чему-то секретному. «Потайные» — это, например, On the Beach Нила Янга или Holocaust группы Big Star. Они непохожи на другие песни, в них говорится про тьму и спасительное убежище. Эти «потайные песни» мне очень помогли взрослеть. И в моей новой книге есть целый список таких песен.
Новая книга — это The Sick Bag Song. Она ведь немного проще, чем роман про ослицу и ангела, который местами был почти как Ветхий Завет?
Эта книга началась с того, что я забыл дома блокнот. Пришлось писать текст новой песни на рвотном пакетике в самолете. Потом я решил написать на пакетиках целую книгу и называть ее The Sick Bag Song. Это поэтический рассказ о моих гастролях.
Согласно легенде, название вашей ранней группы The Birthday Party это отсылка к несуществующему эпизоду «Преступления и наказания»?
Обожаю русскую литературу. В школе у нас был один нормальный учитель — по литературе. Остальные не очень, а этот был отличный. Он привил мне любовь к Достоевскому. Я был юношей любознательным и стал открывать для себя русских писателей одного за другим: прочитал Толстого, Гоголя, Тургенева, рассказы Чехова. Я взрослел и набирался ума из этих книг. Все, что я больше всего ценю в жизни, я узнал из книг. И особенно мне нравится Достоевский. По-моему, название The Birthday Party родилось именно в результате ошибки: я хотел вспомнить сцену из «Преступления и наказания», назвал ее днем рождения, а на самом деле там все по другому поводу собрались.
Каждый новый альбом The Bad Seeds — это новая вкусовая комбинация. Давайте представим, что альбомы это коктейли, а люди — ингредиенты. Каковы на вкус Мик Харви, Бликса Баргельд и Уоррен Эллис?
Бликса, как мне кажется — травяной бальзам Fernet Branca. Мик Харви похож на холодное пиво... не очень-то подходит для коктейлей... а Уоррен — крепчайший кофе. Он как трехлитровый, мать его, бак самого крепкого кофе. От него самый сильный эффект. Не просто влияние. Мы с ним действительно пишем песни вместе. На данном этапе он так же вовлечен в создание музыки, как и я. У него, кроме того, масса физической энергии, которая пронизывает все вокруг. С ним работается просто отлично. Я гораздо больше поддаюсь сомнениям, мне не хватает голого энтузиазма, который у него прет наружу в отношении всего подряд. Хотел бы я быть таким, но не получается. Так что мне очень помогает его присутствие рядом, особенно когда он рявкает: «Заткнись, твою мать, все шикарно!»
Вы однажды сказали: «Процесс создания песни абсолютно живой. Он не идеален, но его нельзя улучшить. Мы все как будто вцепляемся в песню изо всех сил».
Основная засада в современной музыке — так называемый «профессионализм». Не знаю, куда делся старый добрый, мать его, рок-н-ролл. Такое чувство, что музыканты — не все, но большинство — не имеют права на ошибку, на провал, на то, чтобы к чертям все расфигачить и прислушаться к собственным ощущениям. Спросите Уоррена, и он вам подтвердит теми же словами, что самые важные открытия в музыкальном плане мы совершаем только путем случайностей и ошибок. Если в студию пришел с чем-то, что уже знаешь, никаких новых открытий не получится. Все самое интересное, от чего мурашки по коже — целиком зависит от случая.
Про австралийский рок мы знаем не так много: Skyhooks, AC/DC, INXS, Midnight Oil, The Go-Betweens, The Triffids. Можете поделиться парой любимых имен?
На меня произвел огромное впечатление коллектив из Брисбена, который назывался The Saints. Мне очень нравились The Go-Betweens. Отличие австралийцев в том, что у них свой уникальный стиль рок-н-ролла. Австралия не может похвастаться собственной поп-культурой, она вся заимствована из Штатов и Великобритании, это перекрестное опыление двух культур. У нас получился сплав американского стиля игры с английской иронией, поэтому австралийский рок такой мощный.
«Я верю в бога, а еще в русалок». Это цитата из вашей песни. Хотелось бы с этого места немного подробнее.
Здесь я имел в виду, что преклоняюсь перед человеческой потребностью верить в существование чего-то вне нас самих. Я не хочу сказать, что сам в это верю. Мне очень близка и понятна способность людей ощущать присутствие внешних сил. Я бы сказал, это такая же базовая потребность для человека, как еда и секс. Так было с незапамятных времен, так было во всех культурах — мы верим, что есть кто-то свыше. Мы так запрограммированы генетически. Цитата, которую вы привели, полна горькой иронии. Людей, которые во что-то там верят, стало модно гнобить только потому, что их вера основана на глупых идеях. Да, разумеется, идеи абсолютно глупые. Но лично мне кажется, что сама потребность в вере — это благородный инстинкт, присущий человеческой расе. Да, глупость. Да, верования абсурдны. Но мне нравится сама идея веры в абсурдное, потому что не все в мире обязано быть логично и научно. Я не уполномочен рассуждать на эту тему, потому что пока еще не умер, но я не верю в загробную жизнь. Я думаю, смерть это все-таки конец, хотя мало ли... Как бы там ни было, я собираюсь просто продолжать жить. Рано или поздно, все закончится, так что лучше наслаждаться жизнью изо всех сил — и прожить ее с пользой.