На шоу каталонского иллюзиониста и популяризатора науки Пепа Боу не скучают ни взрослые, ни дети. Фокусы с мыльными пузырями, которые он показывает по всему миру, ловко переплетены с научными опытами. Накануне выступления Боу в Москве «Лента.ру» поговорила с ним о начале времен, работе с детьми и особенностях российской публики.
«Лента.ру»: Пеп, вы на сцене уже тридцать с лишним лет. Как вам до сих пор удается удивлять своих зрителей?
Боу: Я занимаюсь пузырями 33 года. У мыльных пузырей есть такая особенность — они живут между миром реальности и миром фантазии. Когда видишь мыльный пузырь в воздухе, от него невозможно оторваться — он приковывает к себе все наше внимание. Это такой магический момент, заставляющий время остановиться.
Мыльные пузыри недолговечны, их постоянно нужно создавать заново. Это не реквизит, который я могу убрать в чемодан, в чем большое преимущество, поскольку я каждый раз вынужден творить — это магия, которая все время привлекает внимание независимо от того, видели вы что-то подобное или нет.
А как вам вообще пришла в голову идея работать с таким неустойчивым материалом, как мыльные пузыри?
По образованию я архитектор. Я учился, затем работал, но в какой-то момент понял, что эта профессия меня не очень привлекает. И решил заняться театром — так уж получилось.
Хотелось найти нечто, что было бы действительно моим, найти свою нишу. Причем хотелось чего-то удивительного. Нужен был инструмент, который позволил бы напрямую общаться с публикой. Мне хотелось, чтобы по ходу моих спектаклей происходила какая-то метаморфоза.
Я много экспериментировал — пробовал дым, песок, зеркала. В общем, все, что может как-то трансформироваться, менять форму. Пробовал и мыльные пузыри, но всегда получалось плохо — это было начало 80-х, тогда пузырями мало кто занимался, да и вообще о них мало кто знал. Но я не оставлял свои попытки. Закрылся на год у себя в лаборатории со всякими банками-склянками и экспериментировал, пока не получил формулу, позволившую мне играть с размерами и формой. Потом добавил эффекты — свет, дым, музыку. Когда впервые показал свой спектакль, это стало большим сюрпризом для публики, и он имел успех.
Самое важное для меня — то, что я ставлю эксперимент, которым хочу поделиться с окружающими. И всегда есть определенное напряжение, потому что пузырь в любой момент может лопнуть, и все, затаив дыхание, следят за ним. Каждый раз, когда пузырь рождается, когда проходит его короткая жизнь, публика с замиранием сердца следит за ним. И всегда есть этот момент «ах!», когда он лопается.
У вас ведь наверняка не обычное мыло, не те пузыри, что продаются в каждом магазине?
У меня почти обычное мыло — моющее средство одного американского производителя. Его продают и в Европе (в России, кажется, нет). Я много чего попробовал, но с ним получается лучше всего. Самого этого американского производителя искусство совершенно не интересует. Они вообще проводят испытания на животных, и мы сейчас готовим документ, который станет первым шагом к тому, чтобы остановить эту практику.
На самом деле устойчивость пузыря больше зависит от воды. Важна пропорция, но самое главное — не мыло и вода, а воздух. Чем влажнее воздух, тем дольше проживет пузырь.
В детстве у меня, как и других моих сверстников, было такое развлечение — мы пытались надуть самый большой пузырь. Правда, особых успехов добиться не удалось. А каков ваш рекорд?
Меня не очень интересуют рекорды Гиннесса, но в хорошо увлажненном помещении можно надуть пузырь диаметром метра два, а если делать вытянутые пузыри на потоке воздуха, то получается такой трубчатый пузырь, и его длина может достигать десяти метров. Но это будет очень недолговечная конструкция — на несколько секунд.
Еще у меня есть один спектакль, где я нахожусь внутри пузыря, точнее его половины, и вот диаметр этой полусферы тоже около двух метров. Но я никогда не стремился надуть самый большой пузырь. Мне интересно играть и с большими, и с малыми формами. Я как скульптор, мне важно сделать этот объект красивым. Мне интересно наполнять пузыри чем-то новым, интересен переход из одной формы в другую, и моя главная задача — удивить зрителя. Показать ему то, что он уж точно не ждет от пузыря. И момент, когда человек говорит «это невероятно, такого не может быть» — именно ради этого я все и делаю, ради красоты момента.
Что покажете московским зрителям на фестивале «Политех»?
Спектакль, который мы даем в Москве, — это совместная работа труппы Пепа Боу и Хорхе Вагенсберга — знаменитого в Испании человека — физика, музеографа и создателя музея науки (музей CosmoCaixa — прим. «Ленты.ру») в Барселоне. Он предложил мне сделать спектакль о науке. Обсудили. И придумали Bereishit (первое слово Торы, в русском варианте спектакль называется «Начало времен» — прим. «Ленты.ру») с подзаголовком «самая красивая история о космосе».
Там не только пузыри. Спектакль посвящен физическим законам нашего мира, его устройству. Премьера состоялась около четырех лет назад. Обычно мы стараемся показывать спектакль в местах, как-то связанных с наукой, но при этом для нас важно, чтобы в зале присутствовали и совершенно далекие от нее люди. Обычно на сцене мы вдвоем, но поскольку в Москве для шоу требуется перевод, вещать будет в основном Хорхе Вагенсберг, а я немного поддержу его своими репликами.
В начале спектакля на нас падают маленькие пузыри. В какой-то момент я с помощью пузырей показываю разницу между хищниками и травоядными. Кроме того, мы создаем на сцене зеркало из мыльной воды, и Хорхе разговаривает с моим отражением. История Большого взрыва, о рождении Вселенной — все это мы демонстрируем через магию пузырей.
Все, что вы рассказали, интересно, но достаточно сложно. Стоит ли приходить на ваше шоу с детьми, смогут ли они понять спектакль, не заскучают ли?
Детям может быть и 30, и 40 лет. Почему-то когда мы говорим о пузырях, то сразу возникают ассоциации с детьми, но это неправильно. Дети будут прекрасно себя чувствовать на шоу. Мы не делим спектакли по типу аудитории: если будет полный зал детей — это отлично, взрослых детей — тоже хорошо. Понятно, что часть спектакля, относящаяся к физике, несколько трудновата для детей, но ее иллюстративная сторона — мыльные пузыри — будет интересна. А 40-летних детей, кроме превращений, увлечет и та история, которую расскажет Вагенсберг.
Я вообще не сторонник делить людей на детей и взрослых. Ребенок все понимает, иногда, правда, что-то свое. Это такие же люди, только маленькие. Понятно, что совсем малыш не выдержит длинного представления, но я считаю, что ограничивать детей в доступе к каким-либо шоу неправильно.
Ваши представления ближе к театру, чем к цирку?
Циркачи говорят, что я занимаюсь не цирком, театралы — что это не театр. В любом случае конкретно в московском шоу мало театрального, потому что Хорхе Вагенсберг в первую очередь лектор, хотя он очень подвижный персонаж. Театральность всего происходящего на сцене в том, что я создаю пузыри не для публики, а потому что мне это интересно. Это мой эксперимент, который я постоянно провожу и совершенствую, — вот что важно. С другой стороны, безусловно, есть и цирковой элемент. Это похоже на представление канатоходцев, когда все с замиранием сердца следят за тем, что же произойдет в следующую секунду. То есть присутствует элемент манипуляции зрителем.
Сколько времени у вас уходит на создание шоу?
В общей сложности шесть лет — два года на подготовку и еще четыре на обкатку по ходу представлений. Поскольку пузырь круглый, то, кажется, что выдумать с ним что-то новое крайне сложно. Два года уходит на то, чтобы придумать какие-то новые подходы, изобрести какие-то элементы. Каждый спектакль — это, по сути, эксперимент. И как только я завершаю работу над очередным представлением, то сразу же нужно браться за новое, потому что важно постоянно находиться в состоянии эксперимента. К тому же в процессе проката спектакля он постоянно меняется — улучшаются технологии, что-то убираем, что-то добавляем.
То есть вы не возвращаетесь к старым спектаклям, а постоянно выступаете с одним новым?
Мы повторяем наши старые спектакли, но они тоже постоянно меняются. Допустим, мы находим какой-то новый способ делать какие-то трюки или понимаем, что какой-то элемент уже не работает, не смотрится. Меняется видео, музыка. Если мы играем с живыми музыкантами, то процесс эволюции спектакля может зависеть и от них.
Музыкальное сопровождение для вас важно?
Мне нравится работать с живыми музыкантами, потому что они также добавляют элемент непредсказуемости. В спектаклях без текста музыка играет важнейшую роль, она нарастает в нужные моменты, представление развивается вместе с ней. Представление, которое мы даем в Москве, сильно отличается от других наших шоу. Здесь в центре всего — монолог, поэтому музыка идет фоном.
Мне кажется, что музыка и пузыри вообще очень похожи — и то и другое балансирует где-то на грани реальности и фантазии. И это сочетание способно выдернуть нас из повседневной реальности. Оно заставляет трепетать и включаться в эту игру с фантазией.
Есть что-то, что скрыто от зрителей, но играет важную роль?
Трудности, которые недоступны зрителям, просто нельзя увидеть. Это проблемы, связанные с атмосферой, — влажность, потоки воздуха, какие-то примеси, которые не дают пузырю надуться. К счастью, со мной такое происходило крайне редко.
Если влажность низкая, то пузырь продержится, не лопаясь, секунд двадцать (при высокой влажности — до полутора минут). Публика этого не знает, но замечает: что-то идет не так. Из-за проблем с воздухом мне приходится периодически повторять некоторые трюки по несколько раз.
Конечно, мне бы хотелось всегда работать в одном и том же помещении с идеальной влажностью, с прекрасной вентиляцией. Но ведь не зрители приходят ко мне, а я приезжаю к ним. Приходится приспосабливаться к разным условиям. И это всегда сюрприз — условия невозможно предугадать и распланировать. Поэтому я каждый раз загадываю, чтобы была хорошая влажность, чтобы надулись пузыри и все прошло хорошо.
Бывает так, что ничего не выходит?
Это сразу чувствуется. Например, сейчас у меня пересохло во рту — это сигнал. Конечно, как нормальный крестьянин, я всегда слежу за погодой. Есть один тест: нужно сделать небольшой мыльный пузырь, и по тому, как он сжимается, как меняет цвет, понятно в каких условиях предстоит работать. Если пузырь сжимается очень быстро, значит, погода очень сухая и сегодня придется попотеть.
Вы не первый раз в России. Можете как-то охарактеризовать российских зрителей? Чем они отличаются от тех, кто приходит на ваши представления в Испании или других странах?
Мне кажется, что русская публика полна энтузиазма. В моей труппе есть два русских артиста, с которыми мы делали шоу в Екатеринбурге. Я там пробыл неделю на репетициях, и на выступлении публика была в восторге, всем понравилось. Но вообще мне кажется, что на мыльный пузырь, вне зависимости от национальности, реакция у всех примерно одинаковая. Хотя выражают ее по-разному.
Например, в Китае или Японии во время спектакля зрители изредка вздыхают, а в конце очень корректно аплодируют. Немцы молчат, а потом дарят фантастические овации до синяков на руках. В Испании есть традиция разговаривать с артистом во время выступления. Люди подбадривают тебя, дают какие-то советы. В Латинской Америке из-за большого количества индейского населения, из-за культурных традиций, люди очень спокойно реагируют на все. Но надо отметить, что с русской публикой работать все же очень комфортно.