В мае этого года Московский государственный университет (МГУ) занял пятое место в репутационном рейтинге лучших университетов Европы, составленном компанией Thomson Reuters. Рядом с ним в списке — британские Кембридж, Оксфорд, Королевский колледж в Лондоне и Технологический институт Швейцарии. Что означает этот результат? Когда МГУ попадет в список лучших вузов не только Европы, но и мира? И почему так важно создать сейчас российскую Кремниевую долину? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил ректор МГУ Виктор Садовничий.
«Лента.ру»: Как вы относитесь к рейтингам университетов и тем оценкам, которые получает там МГУ?
Садовничий: Знаете, рейтинги существуют давно. Как к ним относиться? Я не считаю, что их надо обожествлять и приравнивать к спорту, и переоценивать, что вот «Ура! Ура! Мы победили!» Рейтинги — это зеркало. Хорошее или не очень, но оно показывает достижения или недочеты университета. И самое главное, если за рейтингами внимательно следить, то университет может понять, где тот пробел, который отбрасывает его назад. К сожалению, российские университеты пока только ставят себе задачу войти в топ-100, но МГУ с самого начала там был. Сейчас мы входим в топ-50 по ряду показателей, а недавние достижения ставят нас в число ведущих университетов мира. Был рейтинг Times Higher Education — мы заняли 25-е место. Это очень высокая позиция. И нас CWUR (Center for World University Rankings) по качеству образования ставил на 14-е место в мире. А последний рейтинг, который вышел несколько дней назад, определил для нас 5-е место в Европе.
Кто впереди?
Впереди три английских университета и швейцарский.
Сорбонны там уже нет?
Нет. Более того, там нет ни одного немецкого университета, ни одного испанского, французского. Только три английских — Оксфорд, Кембридж, «Империал Колледж» — и Цюрихский университет.
И МГУ на пятом месте.
Да, авторы рейтинга так оценивают успехи МГУ. Знаете, я обычно рейтинги критикую. Но этот рейтинг отражает лицо университета за пять лет.
Ведь если проанализировать список, то станет понятно многое. Четыре года назад мы занимали позиции ниже. И вот постепенно, каждый год набирая, мы вышли на пятое место.
Мы, конечно, считаем это успехом, но вместе с тем, я повторю, что раньше сказал: мы не думаем, что уже всего достигли. Мы видим, где надо работать, работать и еще раз работать, потому что не так просто московскому университету — да и российским — соревноваться в нынешней ситуации.
Тем не менее МГУ сравнивается с Оксфордом и Кембриджем, чьи бюджеты значительно больше.
Мы побеждаем за счет качества образования. Ведь опросили 65 тысяч экспертов. Сравнивали 6 тысяч университетов. Хотя потом их разбили на регионы, все равно это очень весомая оценка системы образования страны.
В свое время вы предлагали создать альтернативный российский рейтинг вузов...
Я исходил из того, что у всех рейтингов свои особенности, достоинства и недостатки. Современные авторитетные рейтинги — их три-четыре — пришли из бизнеса. Рейтинги применялись для оценки банков и других коммерческих структур. И подумали: почему бы не рейтинговать и институты? Все эти рейтинги, безусловно, ориентированы на англо-саксонскую систему образования. Понятно, что постановка вопроса, критерии, сбор материала очень зависят от направленности. Мы начали рейтинговаться лет 6-7 назад. У нас в стране была поднята кампания, порой уж слишком шумная, слишком громко кричали о том, что наши университеты не входят ни в какие рейтинги.
Я понимал истинную ситуацию с самого начала, поэтому, конечно, иногда критиковал эти рейтинги, тот или иной недостаток. Каждый рейтинг есть за что покритиковать.
Так вот, я предлагал создать международный рейтинг со штаб-квартирой в Москве, который отличался бы по параметрам и критериям от существующих. На мой взгляд, он мог бы стать еще одним объективным рейтингом, основанным на количественных и легко проверяемых показателях, без учета экспертной оценки. От этого выиграли бы все. Ведь это на пользу образованию, если и другие университеты посмотрят, как они выглядят по предложенному Россией рейтингу. И мы от идеи не отказываемся. На заседании Российского союза ректоров предложенную идею поддержал Владимир Владимирович Путин.
МГУ безоговорочно первый в рейтинге университетов стран СНГ и стран постсоветского пространства. В связи с этим расскажите, пожалуйста, как поживают филиалы — в Крыму, в Азербайджане...
Для начала скажу, что я противник создания филиальных сетей вузов.
Почему?
Знаете, в вузах в 90-х была мода — создадим филиалы, туда будут поступать, будут платить, будем зарабатывать. Таким образом было создано около трех тысяч филиалов по стране. Причем, как правило, преподаватели переписывались из одного университета в другой филиал. Это, безусловно, понижало и понизило качество высшего образования. В итоге в зарубежных странах сформировалось недоверие к диплому выпускника российского университета и российскому образованию вообще.
Но наши филиалы — другие. Мы много делали для того, чтобы показать наше качество, которое мы поддерживаем. 15 лет назад Нурсултан Назарбаев подозвал меня и сказал, что ему нужен филиал, в котором будут готовить таких же специалистов, как в МГУ. «Можешь сделать?» — спросил он. Я говорю: «Смогу. Но это надо здание, инфраструктура, оплата преподавателей». Так возник первый филиал МГУ в Астане. У него уже тысячи выпускников — элита страны. Нурсултан Абишевич выполнил и выполняет все обещания. Мы не имеем ни рубля дохода от нашего филиала. Мы выполняем нашу миссию, а профессура, которая туда ездит, получает командировочные.
Затем ко мне обратился Ислам Каримов. По той же схеме был создан филиал в Ташкенте. Чуть позже — Эмомали Рахмонов и Ильхам Алиев, и появились филиалы в Таджикистане и Азербайджане. Все эти четыре филиала действуют по одной схеме. Наша профессура, наш диплом, наши стандарты обучения и планы, наш прием, наши требования. Мы ни копейки не получаем, даже немножко тратим, ведь командировочные — за наш счет.
Совсем недавно, после полутора лет обсуждений, я открыл филиал в Ереване. Он еще не работает — всего месяц назад принято решение. Откроется в сентябре.
А как поживает филиал в Севастополе?
Это отдельный разговор. Он появился в те трудные годы, когда дети моряков не могли никуда поступить. Не было русскоязычных школ, детских садов. Не было и университета. Поэтому открытие филиала было для нас, по сути, политической задачей. Меня попросил Юрий Михайлович Лужков организовать филиал, а он там восстановит Лазаревские казармы и построит комплекс. В результате Москва построила комплекс, в это время и крейсер «Москва» восстанавливали, все шло параллельно.
Юрий Михайлович вообще был фанатом Крыма.
Это да.
Филиал работает уже 15 лет. Он выполнил тогда свою задачу, поддержал детей моряков, русскоязычных ребят. Он принимал ребят с Украины, абсолютно не было ограничений, и потому что он был очень качественный, туда охотно приезжали.
У нас был дружественный контакт с Таврическим университетом в Симферополе, и его ректор, только что ушедший Николай Васильевич Багров, мой друг, герой Украины. Мы очень много делали, чтобы вместе работать. Но, конечно, Украина тормозила нашу деятельность, в том числе лицензиями. Но мы находили какие-то личные выходы. Нас поддерживали министры образования Украины. Сейчас они все в опале. Но тогда они все здорово нам помогали, за что я им благодарен.
Я бы не сказал, что филиалу легко, потому что там никакой финансовой поддержки не было. Это собственные деньги МГУ. Украина категорически отмежевывалась и, более того, по возможности тормозила его развитие.
Теперь же это филиал на территории нашей страны, Севастопольский. Мы сейчас уже по-другому там все организуем. Повторюсь, я бы не стал делать филиал на территории РФ, но в любом случае, я рад, что Севастополь и Севастопольский филиал находятся у нас в стране. Это упрощает все коммуникации, денежные потоки.
Кампус — уникальный. Это Лазаревские казармы, отремонтированные, — на самой высокой точке Севастополя, над бухтой. Это построенный комплекс новых научных корпусов. Это спортивный комплекс с бассейном: 50 метров дорожка, вышка — 10 метров. Столовая, общежитие. Это все на территории военной базы, но свободный доступ. По кампусу — может, и в Европе придется поискать университет, который по кампусу мог бы сравниться. Это к тому, что есть резерв для расширения.
Всего в пяти наших филиалах учится 3,5 тысячи человек.
А как будет развиваться сам МГУ?
Университет сейчас требует нового взгляда на будущее. Время ведь требует своих героев и нового подхода. Как жил университет последние 20 лет — скажем, в мой отрезок ректорства? Это мощнейший научный потенциал, 10 тысяч кандидатов и докторов наук, это сильная и требовательная обстановка по уровню образования, такой консервативный в хорошем смысле подход к обучению и в определенном смысле замкнутость. Есть настроение, что мы самые-самые. Люди гордятся!
А что такое современный университет? Я не говорю о маленьких университетах Соединенных Штатов, где 5 тысяч студентов и тесная связь с корпорациями. Я говорю о крупных университетах Европы, например, о Цюрихском. Есть такая теория, я ее тоже придерживаюсь, что университет — это треугольник. Один угол — фундаментальные наука и образование. Без него нельзя. Второй угол — это все-таки науки о жизни, медицинский кластер при университете.
Вроде университетских клиник?
Да, и это не просто. Ну и третий угол — технологическая долина. Вот есть у нас фундаментальные знания, есть талантливые студенты и аспиранты. А что в итоге? У нас пока все заканчивалось тем, что талант собирался и уезжал в другую лабораторию, где все было: и технологии, и лаборатории. Но мы же — страна, у нас свои задачи, и мы должны обеспечивать свое будущее сами. На кого нам надеяться? Поэтому для Московского университета нужно строить третий угол. Мною объявлена программа создания технологической долины «Воробьевы горы». Уже имеется земля, есть проект.
Два последних года над ним работали группы примерно из ста экспертов. Разработаны семь кластеров, которые будут в этой долине, разработана идеология, получены необходимые разрешения, просчитана экономика, и, собственно, проект начинает осуществляться.
На что будет сделан упор?
Этот угол должен быть углом технологическим, направленным на новейшие технологии. Безусловно, необходима кооперация с основными нашими корпорациями. Многие из них уже причастны, участвуют в проектировании или дали предложения.
Это будет аналог Кремниевой долины? Что это даст?
Сейчас мы учим, учим, а потом расстаемся с талантливыми ребятами. И больше не сходятся наши пути. А так они будут иметь возможность организовывать свои исследования, может, и дела, и производства в кооперации с нашими главными государственными корпорациями.
Нам надо выходить на свои технологии. Пока мы в основном покупаем. Вот такой примерно план, если его удастся осуществить — это будет шаг вперед.
Сможем ли мы спустя какое-то время всерьез конкурировать с первой десяткой американских вузов?
В этом моя задача.