На этой неделе президент Украины Петр Порошенко подписал закон о моратории на выплату страной внешних долгов. Этот закон позволяет Киеву в любой момент заморозить платежи в связи с трудной экономической ситуацией в стране. Однако демонстративный отказ от выплат, как показывает история, приносит любой стране больше вреда, чем пользы даже со всеми поправками на обстоятельства. Классический тому пример — решение Советской России не возвращать имперские долги. Выигрыш оказался крайне сомнительным и крайне негативно повлиял на историю страны в среднесрочной перспективе.
В начале 1918 года захватившие власть в Петербурге и Москве большевики оказались перед дилеммой. С одной стороны, идеологическая позиция требовала как «мира без аннексий и контрибуций», так и непризнания долгов перед капиталистической системой, а финансово-экономическая ситуация в революционной стране была тяжелой. С другой стороны, портить отношения с Антантой, не укрепив свою позицию внутри страны, было чревато. В итоге большевистское правительство все-таки решило рискнуть, и 3 февраля был издан декрет об аннулировании всего внутреннего и внешнего государственного долга. К последнему относились почти 18,5 миллиарда рублей золотом, из которых больше половины пришлось на набранные во время Первой Мировой.
Реакция Антанты оказалась предсказуемой. Особенно с учетом того, что спустя месяц большевики подписали сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией. С Советской Россией прервали все экономические отношения, а союзники сделали ставку на белых. Помощь была ограниченной, однако серьезные проблемы у Советского правительства возникли. Итогом была тяжелейшая и разрушительная для страны гражданская война и массовый голод.
Россия оказалась в блокаде, из которой нужно было как-то выходить. Тем более что и бывшие союзники поняли, что коммунистический режим установлен надолго и, значит, следует искать с ним точки соприкосновения. Наибольшие усилия в этом направлении прилагала Великобритания под руководством премьера Дэвида Ллойд-Джорджа, которая уже успела заключить с Москвой торговый договор. В конечном итоге все участники войны впервые договорились встретиться на конференции в Генуе, на которую должны были прибыть и российские представители.
Конференция открылась 10 апреля 1922 года. Советскую делегацию в Генуе возглавлял народный комиссар по иностранным делам Георгий Чичерин, то есть представительство было максимально серьезным. Но разговор оказался жестким. Сразу после того как зашел разговор о возврате долгов, советская сторона выставила встречные требования: компенсация в размере 39 миллиардов рублей за причиненный в ходе гражданской войны ущерб. Кроме того, советские представители отказались вернуть иностранную собственность, национализированную в ходе революции.
Тактика советской стороны заключалась в том, чтобы договориться с разными странами по отдельности. Скажем, Великобритания и Италия, потерявшие в России не так уж и много, были готовы к сотрудничеству. Но были и Франция с Бельгией, категорически недовольные слишком мягким обращением с большевиками. Бескомпромиссная позиция французского премьера Раймона Пуанкаре также сыграла свою роль в неготовности участников договариваться по-настоящему. Великобритания, сильнейший на тот момент игрок в Европе, была готова уступить Франции взамен на ее уступки по Германии, которая на тот момент была более приоритетной целью дипломатии для экс-Антанты.
Кроме того, цели советской стороны были довольно двусмысленными. Инструкции советских партийных органов предписывали делегации Чичерина «в действительности за кулисами переговоров возможно более рассорить буржуазные государства..., преследуя и реальные интересы, то есть создав возможность отдельных соглашений с отдельными государствами и после срыва Генуэзской конференции». При таком настрое не стоит удивляться, что нормального диалога так и не получилось.
В итоге переговоры завершились ничем. Разговор было предложено продолжить спустя несколько месяцев в Гааге, но и там выработать какую-то общую позицию не удалось. Вместо этого советские дипломаты поехали в Рапалло, где смогли уладить все спорные вопросы с Германией. Москва повторила отказ от немецких репараций, но одновременно утвердила за собой конфискованную во время и после войны собственность Германии и ее граждан. Таким образом, именно Берлин стал главным партнером СССР на ближайшие десять лет.
Хотя это было существенно лучше, чем ничего, успехи молодого советского государства на почве финансово-экономической дипломатии были скромными. Веймарская Германия с ее запредельной гиперинфляцией была столь же нищей, сколь и Россия, и ждать от нее помощи на восстановление хозяйства было бы странно. А в 1933-м году к власти пришли нацисты, и Советский Союз оказался в изоляции.
Со временем политические отношения с бывшей Антантой до известной степени уладились, страны Запада в течение 20-х годов признавали СССР одна за одной. Однако вопрос отказа от погашения кредитов висел дамокловым мечом над экономическими связями. Самой большой проблемой стала невозможность перекредитоваться, а также выйти на западные, в первую очередь американские финансовые рынки, хотя советские структуры время от времени выпускали облигации на английских и американских биржах и даже кредитовались под экспорт. Однако все это были не те суммы, на которые можно было рассчитывать при более благосклонном отношении государств-кредиторов.
Скажем, в 1933 году СССР поднял вопрос о кредите в США в размере миллиарда долларов. Эта сумма составляла примерно одну пятую всех затрат по планам индустриализации. Американцы, поколебавшись, сказали «нет». Неудачными оказались попытки кредитоваться и в других странах.
Если бы СССР изначально обладал хорошей кредитной историей, то вероятность получения этих и даже больших сумм была бы куда большей. Возможность занять средства за рубежом в условиях такого дорогого удовольствия как индустриализация была бы для советской власти исключительным подспорьем. С доступом к мировому кредитному рынку государство действовало бы более уверенно и, вероятно, не пыталось бы использовать такой спорный способ изъятия товаров у населения как коллективизация. Последняя, проведенная в спешке и крайне непрофессионально, нанесла тяжелейший удар по советскому сельскому хозяйству (скажем, поголовье крупного рогатого скота не удавалось восстановить в течение нескольких десятилетий).
Но, может быть, другого выхода у Советской России, кроме как отказаться от долгов, и не было? Действительно, сумма обязательств на первый взгляд выглядела неподъемной, превышая весь ВВП страны. В советской историографии этот дефолт оправдывался в том числе и тем, что государство освободилось из-под тяжкого бремени и могло начать с чистого листа.
Однако реальность намного сложнее. Во-первых, по факту не все долги (как оказалось) нужно было отдавать. Большая их часть в случае России относилась к военным, взятым уже во время Первой мировой. И если посмотреть на международный опыт, то мы видим, что практически никто из должников не заплатил не то что полные суммы по этим обязательствам, но даже и половины от них.
После войны крупнейшим мировым кредитором оказались США, которые загнали в долги даже Британскую империю. В общей сложности американцы профинансировали страны Антанты (исключая Россию) на 10,5 миллиарда долларов (более 200 миллиардов долларов в нынешних ценах). Уже к началу 1920-х годов стало ясно, что разрушенные экономики европейских стран такие суммы потянуть не смогут. В 1922 году Конгресс создал комиссию, которая должна была заниматься вопросом урегулирования этой задолженности.
После переговоров с союзниками утвердили новую программу выплат. Европейцы согласились на колоссальных масштабов реструктуризацию. Все долги должны были быть выплачены на протяжении 62 лет, при этом итоговая сумма к погашению составила всего лишь 22 миллиарда долларов. То есть доходность не превышала 1 процента годовых, что даже в наше время сверхнизких ставок просто смехотворно. Фактически это означало списание 51 процента долга.
На самом деле взыскать даже эту сумму не удалось. Какое-то время должники относительно исправно платили, хотя переговоры о послаблениях велись в постоянном режиме. Но тут грянул кризис 1929 года и Великая депрессия, вновь обрушившая европейскую экономику. Президент США Герберт Гувер ввел мораторий на все межнациональные платежи из-за всеобщей паники и бегства капиталов. Когда мораторий истек, европейские страны, ссылаясь на различные обстоятельства, скопом отказали Америке в дальнейших выплатах. К 1934 году дефолт перед США объявили все государства Европы за исключением Финляндии. Тем история «непомерных военных долгов» и закончилась.
Разница между поведением Советской России и стран Антанты, однако, очевидна. Если первая проявила демонстративное упрямство и неуважение к принятым нормам, чем серьезно осложнила отношения с иностранными государствами, то европейцы поступили хитрее. До последнего момента соглашаясь с необходимостью платить, они выбивали из кредиторов различные уступки и послабления. При этом заимодавцы объективно понимали, что все получить им так или иначе не удастся, поэтому были готовы идти навстречу. В конечном итоге европейские должники, выступив единым фронтом, смогли добиться полной отмены долгового бремени.