В Культурном центре «ЗИЛ» состоялась дискуссия Совета по внешней и оборонной политике «Китайские качели: как Китай виделся России то другом, то врагом», в которой приняли участие доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Александр Ломанов и старший научный сотрудник Центра анализа стратегий и технологий Василий Кашин. Модератор встречи — Федор Лукьянов. «Лента.ру» публикует тезисы выступлений экспертов.
До Октябрьской революции 1917 года, по мнению Александра Ломанова, в русской культуре не было цельного восприятия Китая. В основном образ этой страны у нас формировался под сильным влиянием Европы. Впервые в России массовый интерес к Китаю возник во время восстания ихэтуаней («боксерского восстания») в 1900 году. Тогда повстанцы, помимо всего прочего, массово истребляли китайских христиан. В частности, они убили более 200 православных этнических китайцев, а в Пекине разгромили и сожгли Русскую духовную миссию с ее уникальной библиотекой.
Именно тогда в России впервые открыто заговорили об угрозе китайского нашествия. Например, философ Владимир Соловьев с ужасом размышлял о катастрофе для России и Европы, когда на них двинутся сотни тысяч китайских солдат, обученных и вооруженных японскими офицерами. И поэтому после восстания ихэтуаней в российском общественном мнении одновременно оформились две тенденции по отношению к Китаю: страх перед ним и его огромным людским потенциалом, но в то же время и осознание того факта, что к этой стране надо относиться уважительно. Ведь одной из причин восстания, напомнил Ломанов, было то, что Китай терзали все, кому не лень: и Запад, и Россия, и Япония.
Следующая перемена восприятия Китая в России произошла в первые годы советской власти. После краха надежд на победу мировой революции в Европе большевики обратили свои взоры на Китай. В 1920-е годы советской пропагандой стал формироваться образ героического китайского пролетариата и китайских коммунистов, которые ведут борьбу за народное счастье.
Когда в 1930-е годы против Китая началась японская агрессия, героический образ китайского пролетариата был перенесен на весь китайский народ, независимо от классовой принадлежности. Теперь уже вся страна воспринималась у нас как союзник Советского Союза в борьбе с фашизмом. И хотя в Китае в это время, помимо борьбы с японскими оккупантами, шла гражданская война между гоминьдановцами и коммунистами, СССР оказывал военно-техническую помощь и тем и другим.
Официальная советская пропаганда тех лет формировала однозначно положительный образ китайцев, которые противостоят японским агрессорам. Сейчас в научном сообществе существуют две точки зрения на тогдашнюю политику Советского Союза в Китае. Одни исследователи считают, что СССР всячески поддерживал единый фронт Гоминьдана и КПК (Коммунистической партии Китая — прим. «Ленты.ру») в противостоянии милитаристской Японии, а прежние идеи классовой борьбы и пролетарской революции замалчивались. Другие ученые уверены, что именно в 1930-1940-е годы советской пропагандой началось восхваление вождей КПК и Мао Цзэдуна лично, что потом будет с успехом продолжено в самом Китае. Но в любом случае, именно в то время был создан базовый образ светлого, стойкого и дружественного китайского народа. Именно тогда были заложены основы советско-китайской дружбы, расцвет которой пришелся на 1950-е годы.
Продолжая экскурс в историю, Василий Кашин заметил, что в отношениях между нашими странами очень многие вещи имеют давние традиции. Например, корни российско-китайского военно-технического сотрудничества восходят к эпохе Крымской войны 1853-1856 годов, когда Россия пыталась оказать Китаю помощь оружием (не совсем, правда, удачно) в его военном противостоянии с Англией и Францией. Многие принципы нынешней российской политики в отношении Китая были сформированы еще в дореволюционный период и сохранялись во времена СССР с некоторыми изменениями. Например, в 1920-1940 годы в рамках этих традиций Советский Союз стремился использовать Китай в политической конфронтации с западными державами и Японией. В последующем советское руководство, пытаясь сохранить контроль над своими китайскими товарищами, постоянно стремилось играть на внутренних противоречиях и конфликтах между ними.
После смерти Сталина СССР заигрался в эти игры и утратил контроль над ситуацией. Кроме того, в Москве перестали отслеживать и каким-либо образом учитывать особенности внутренней политической и социально-экономической жизни Китая. Непонимание китайской специфики, нежелание найти общий язык с КПК, догматизм и волюнтаризм советского руководства в итоге привели к полному и неизбежному разрыву отношений. Это был катастрофический провал советской внешней политики, который в стратегическом плане резко ослабил позиции СССР на международной арене.
Еще одной важной причиной скандального разрыва отношений между СССР и Китаем, по мнению Кашина, стало то, что советское руководство в конце 1950-х годов своими необдуманными действиями ставило под удар позиции Мао Цзэдуна во главе страны и партии. Поэтому его дальнейшие шаги во многом диктовались стремлением сохранить свою власть. Если бы Мао не чувствовал этой угрозы, а советские вожди проводили бы более разумную и взвешенную политику, то Китай в течение некоторого времени был готов терпеть роль «младшего брата СССР». Ведь последующие события, связанные с нормализацией отношений с США в начале 1970-х годов, показали, что для накопления внутренних ресурсов Китай согласен довольствоваться статусом второстепенного игрока на мировой арене. Безусловно, отметил Кашин, такое положение вещей самим Китаем всегда рассматривалось как вынужденное и временное.
В продолжение темы Ломанов добавил, что дополнительным фактором разрыва стало осознание китайским руководством в середине 1950-х годов того факта, что советская политическая и экономическая модель развития им не подходит. Поэтому Мао Цзэдун стал проводить радикальную ультралевую политику «Большого скачка» и «Пусть расцветают сто цветов». Все эти эксперименты вызывали раздражение в Москве, поскольку не были с ней согласованы. В ответ Мао Цзэдун стал открыто критиковать СССР, а чтобы больнее уязвить его, называл советскую политику «социал-ревизионизмом».
Говоря о причинах конфликта на острове Даманском в 1969 году, Кашин напомнил, что советско-китайские отношения, вопреки ожиданиям, не улучшились даже после отставки Хрущева. Серьезную роль в этом сыграл скандал во время визита в СССР в ноябре 1964 года председателя Госсовета КНР Чжоу Эньлая. Во время торжественного приема в присутствии западных журналистов к китайскому гостю в состоянии изрядного подпития подошел министр обороны маршал Малиновский и сказал: «Мы своего дурака убрали (имелся в виду Хрущев), а когда вы разберетесь со своим (Мао Цзэдуном), вот тогда мы и помиримся».
В условиях резкого охлаждения отношений с СССР Китай постоянно пытался наладить контакты с США. Однако американцы долго не замечали сигналов из Пекина о готовности начать сближение и продолжали активно поддерживать повстанцев в Тибете и режим Чан Кайши на Тайване. Поэтому Мао Цзэдун стал осознанно нагнетать внутри страны антисоветскую истерию. Одной из целей инцидента на Даманском была именно попытка «достучаться» до Вашингтона, чтобы наглядно показать американцам, как безнадежно ухудшились отношения Китая и Советского Союза.
И ему это удалось. В 1969 году через посольство в Варшаве сначала прошли американо-китайские консультации, а затем началась «пинг-понговая дипломатия», которая увенчалась в 1972 году сенсационным визитом в Китай американского президента Ричарда Никсона.
Это привело к резкому изменению геополитической ситуации в мире. Для СССР стратегический союз КНР и США стал полной неожиданностью. После сближения Китая и США Советскому Союзу пришлось срочно разместить вдоль китайской границы десятки дивизий, закопав при этом в тайгу огромные средства. Издержки холодной войны для СССР при этом многократно выросли, что серьезно подорвало экономику и ускорило его крах.
Всю цепь эпизодов, которая привела к событиям на острове Даманском, Кашин объяснил как ошибками и недальновидностью советских и китайских руководителей, так и вполне целенаправленными действиями Пекина, который стремился подтолкнуть американцев к сближению. Потепление отношений с США во многом обусловило успех стартовавших через несколько лет в Китае экономических реформ.
Советская внешняя политика на китайском направлении потерпела неудачу, потому что в Москве плохо представляли себе внутреннюю ситуацию в Китае и преувеличивали степень проблем, стоящих перед этой страной в 1960-е годы. К этому времени из-за поспешного разрыва отношений с КНР советское руководство утратило практически все источники информации о внутрикитайской обстановке. Оно было растеряно, дезориентировано и плохо представляло, насколько далеко может зайти конфликт с Китаем.
Именно в эти годы в Китае стал формироваться образ нашей страны как врага и извечного агрессора, добавил Ломанов. В 1960-е годы в Пекине начались разговоры о пресловутом миллионе квадратных километров, якобы отторгнутых Российской империей у Китая в XIX веке. В стране вновь стали востребованы образы довоенной гоминьдановской пропаганды о России как «северном медведе», который вечно точит свои зубы на Китай и хочет разорвать его на части. Советскому Союзу также припомнили, что во многом его стараниями от Китая отделилась Монголия и чуть было не отделился Восточный Туркестан (Синьцзян).
После конфликта на острове Даманском в Китае появился новый антисоветский лозунг «Долой новых царей!». Прежние идеологические споры о правильности трактовок марксизма-ленинизма перешли в геополитическое противостояние с северным соседом. Советское руководство в китайской пропаганде стало именоваться не иначе как «брежневской кликой социал-империалистов», которая под эгидой социализма проводит такую же агрессивную захватническую политику, что и Российская империя.
Но в начале 1980-х годов, заметил Ломанов, началась медленная нормализация отношений. Отправной точкой этого процесса стала ташкентская речь Брежнева в 1982 году, где он публично напомнил, что Китай тоже является социалистическим государством. В свою очередь, китайцы поняли, что в отношениях с США наметился прочный и необратимый прогресс, а потому нет смысла поддерживать прежний уровень враждебности с Советским Союзом. Обоюдная критика постепенно шла на убыль. Руководство обеих стран осознавало ненормальность подобных отношений между ними. В Пекине решили сделать ставку на проведение политики тонкой балансировки между Советским Союзом и США. Но настоящий прорыв в отношениях между СССР и Китаем наметился лишь при Горбачеве в конце 1980-х. По словам Ломанова, именно в это время усилился взаимный интерес между странами. Китайцы пристально отслеживали ход перестройки и пытались понять, можно ли из ее опыта взять что-нибудь полезное. В свою очередь, в СССР внимательно изучали реформы Дэн Сяопина.
Распад СССР и то, с какой легкостью он произошел, произвел на китайскую элиту очень сильное впечатление, сказал Ломанов. Чтобы не допустить подобного сценария у себя в стране, руководство КНР затратило огромные пропагандистские усилия. Населению внушали, что Россия после распада СССР бедствует, в стране чуть ли не голод, она отказалась от своей исторической памяти, унижена и растоптана. Постсоветская Россия стала выступать в роли некоего «пугала», наглядно показывающего, что может случиться со страной, которая отказалась от марксизма-ленинизма и руководящей роли коммунистической партии. Постепенно такая риторика сошла на нет, а с начала XXI века возобладала официальная установка представлять Россию страной, которая «поднимается с колен».
Кашин подтвердил, что, действительно, после распада СССР в Китае была очень мощная кампания по описанию ужасов постсоветской России. Своего пика она достигла в начале 1990-х годов, когда многие в Китае искренне верили в массовый голод в России, хотя на тот момент средний россиянин жил намного лучше среднего китайца. После того как во второй половине 1990-х годов власти обеих стран взяли курс на стратегическое сотрудничество и партнерство, эта кампания постепенно пошла на спад.
Хотя отдельные ее рецидивы время от времени дают о себе знать, добавил Кашин. В качестве примера он привел прошлогодний инцидент, когда в рамках идеологической борьбы по усилению роли компартии и патриотического воспитания молодежи в китайской прессе появилось несколько статей, где в крайне пренебрежительном тоне рассказывалось о современной России и ее месте на международной арене. Это вызвало возмущение российского посольства в Пекине, и публикацию подобных материалов сразу же прекратили.
Параллельно с этим в китайских СМИ и блогосфере неоднократно звучат призывы, что Китаю в действиях на международной арене нужно брать пример с России. Все чаще слышны голоса тех, кто считает нынешнюю китайскую внешнюю политику чрезмерно осторожной и беззубой. Кашин пояснил, что эти люди рассуждают так: «Если Путин смог это сделать с Грузией и с Украиной, то почему Китаю нельзя то же самое сделать, например, с Филиппинами» (с которыми у Пекина застарелый территориальный спор — прим. «Ленты.ру»). Поэтому сейчас Россия и ее внешняя политика стали важным фактором внутрикитайской политической дискуссии.
По мнению Кашина, если текущая международная обстановка не изменится и в течение следующих нескольких лет Россия останется в изоляции со стороны Запада, то у нее сложатся такие экономические, промышленные и инфраструктурные связи с Китаем, что потом разорвать их будет нереально. И хотя до самого последнего времени наши отношения с Китаем носили в основном политический и военно-технический характер, то сейчас стремительно растет товарооборот между нашими странами. Поэтому, уверен Кашин, сближение с Китаем для России (прежде всего, в экономической сфере) будет иметь необратимый характер.
Ломанов рассказал аудитории, что сейчас в официальных программных документах китайской компартии зафиксированы «две столетние цели»: к столетию образования КПК в 2021 году завершить строительство общества средней зажиточности и сделать китайскую экономику первой в мире, а к столетию КНР в 2049 году — превзойти США и по уровню ВВП на душу населения. Насколько эти планы являются достижимыми, сейчас трудно предсказать. Также тяжело прогнозировать, какими в будущем будут российско-китайские отношения. Для этого сначала нужно хотя бы иметь представление, какой будет в будущем Россия, что сейчас мало кто себе может вообразить.
Наши страны сейчас входят в ту реальность, которой никогда раньше не было, потому что сегодняшний Китай становится сильнее и богаче, а Россия, наоборот, слабее и беднее. И поэтому сейчас в китайской блогосфере стали появляться опасения, что Россия будет завидовать успехам Китая и стараться препятствовать его дальнейшему процветанию (в Китае это называется «болезнью красных глаз»). Отношение к России в нынешнем Китае в целом благожелательно, но исторические тени прошлого никуда не делись, и на политику они тоже влияют.
Затем Ломанов процитировал слова американского китаеведа Люциана Пая, который назвал Китай «цивилизацией, которая претендует на роль нации». Действительно, Китай — древняя, самобытная и уникальная страна, которая, тем не менее, настроена общаться со всеми. Но и сами китайцы тоже хотят, чтобы их воспринимали не как чужеродный организм, а как страну с самобытной культурой и своим образом жизни. Китай, по мнению Ломанова, искренне заинтересован в партнерстве с Россией. Другое дело, какой характер это партнерство будет иметь. Впрочем, тут многое зависит от нас самих.
Кашин согласился с этой оценкой и добавил, что прогнозировать российско-китайские отношения в будущем трудно еще и потому, что неясно будущее политических систем обеих стран. Никто не знает, в какую сторону они будут эволюционировать, хотя всем понятно, что их нынешнее состояние является переходным и промежуточным. И потому в Москве и в Пекине сохраняется некоторая настороженность друг к другу и «на всякий случай» существуют соответствующие обоюдные планы военно-стратегического планирования.
Сейчас среди китайских русистов широко распространено мнение, что идеалом для будущих отношений Китая и России должна стать нынешняя модель взаимодействия США и Канады. Разумеется, России в этом тандеме отводится роль Канады — холодной северной страны, где мало населения и много природных ресурсов.
Что касается отношений Китая с США и другими западными странами, то, по мнению Кашина, важно понимать, что по мере дальнейшего развития Китая его интересы неизбежно вступят в противоречия с ведущими мировыми игроками. Пока Китай еще очень бедная страна, и население там живет беднее, чем в России. Но уже сейчас Китай импортирует больше нефти, чем ее экспортирует наша страна. И когда Китай достигнет даже весьма скромного российского уровня благосостояния, его потребности в ресурсах и рынках многократно возрастут. Для дальнейшего развития он должен стать крупнейшим мировым инвестором, игроком на сырьевых рынках и экспортером сложной продукции уже под своими брендами.
Это будет означать, что нынешним ведущим мировым странам придется подвинуться, чтобы освободить для Китая место. Любой компромисс в этих вопросах возможен лишь при условии, если они уступят добровольно, что очень маловероятно.
И поэтому, считает Кашин, сейчас мы имеем перед глазами перспективу нового глобального противостояния, поскольку Китаю неизбежно предстоит завоевывать себе место под солнцем. Его нынешнее положение в мире напоминает кайзеровскую Германию конца XIX века. Особенно много исторических параллелей в вопросах, касающихся строительства флота. Некоторые последние заявления нынешнего председателя КНР Си Цзиньпина по проблемам морской политики удивительным образом перекликаются с выступлениями адмирала Альфреда фон Тирпица в рейхстаге в 1890-е годы во время утверждения германской судостроительной программы.