Сирия и Ирак как независимые светские государства стоят, возможно, перед самой серьезной угрозой за все время своего существования. Террористическая группировка «Исламское государство» вполне способна их опрокинуть. Не исключено, что перед Москвой встанет вопрос о необходимости прямой военной поддержки Дамаска и Багдада — чтобы удержать войну вдали от границ России.
***
Эту статью мы включили в число лучших публикаций 2015 года. Другие лучшие материалы можно посмотреть пройдя по этой ссылке.
Именно этим выражением можно охарактеризовать военные усилия США и их союзников по противодействию «Исламскому государству» в последний год. Да, с одной стороны, еще с августа 2014-го США наносят воздушные удары по ИГ. Но с другой — фактически обеспечивают рост боевой мощи террористов. Во-первых, США и их союзники (в том числе Турция) поддерживают отряды антиасадовской оппозиции в Сирии, формально «не связанные» с ИГ или даже воюющие против ИГ. При этом, сознательно или нет, упускается из виду тот факт, что борьба с оппозицией, поддерживаемой из-за рубежа, отвлекает ресурсы вооруженных сил Сирии, вынужденных в результате отступать под натиском главного врага. А значительная часть поставленного «умеренной оппозиции» военного снаряжения, равно как и подготовленных для нее кадров, непрерывно поступает в распоряжение ИГ.
Во-вторых, то же самое происходит с поддержкой вооруженных сил Ирака, деморализованная армия которого демонстрирует крайне низкую боеспособность, оставляя террористам огромное количество военного снаряжения. Так, только в Мосуле иракские войска потеряли больше 2000 автомобилей «Хамви», много боевой техники, включая артиллерию и танки M1A1M «Абрамс», было захвачено террористами в ходе боев в Рамади и т.д. В Сирии боевики ИГ также систематически захватывают снаряжение регулярной армии. Основная проблема в обоих случаях — острый дефицит мотивированного и обученного личного состава, особенно заметный на фоне практически неограниченного пополнения рядов ИГ боевиками из всех районов исламского мира — от западной Африки до Малайзии и от Аравии до постсоветской Средней Азии и Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая.
Постоянное пополнение в сочетании со специфическим подходом к воспитанию кадров позволяет ИГ не обращать внимание на потери и активно использовать смертников, периодически «накапливая» их для крупных операций, когда число самоподрывов может измеряться сотнями. При этом в ход идут как классические «живые бомбы» — обмотанные взрывчаткой «зомби», так и более мощные «снаряды» — нагруженные взрывчаткой грузовики и даже бронетехника. В последнем варианте «камикадзе» используются в боях с регулярной армией, уничтожая самоподрывом укрепления и блок-посты.
Фактически на сегодняшний день можно констатировать, что действующий «западный» вариант противостояния ИГ с одновременным продолжением антиасадовской кампании в Сирии проваливается, а перспектива окончательной победы радикалов в регионе становится вполне реальной. По мнению многих специалистов, США фактически являются главным организатором и прямым виновником возникновения и усиления ИГ. Во всяком случае нельзя не признать, что действия США по поддержке «умеренной» оппозиции в Сирии на протяжении нескольких лет подряд послужили катализатором этих процессов, хотя о грозящей опасности говорили часто — в том числе и в США.
По иронии судьбы единственное достаточно мощное и стабильное государство региона, ведущее борьбу с ИГ, — Исламская Республика Иран, поддерживающая как действующее правительство в Ираке, так и дом Асадов. На территории Ирака иранские силы противостоят террористам непосредственно, в Сирии Тегеран действовал через контролируемую им группировку «Хезболла», поддерживающую сирийские правительственные войска и проасадовские добровольческие формирования.
В начале июня 2015 года СМИ сообщили о планах Тегерана ввести в Сирию вооруженный контингент численностью до 15 тысяч человек из состава КСИР — Корпуса стражей исламской революции. Подобный шаг выглядит для Тегерана вполне логичным — воевать с ИГ необходимо в любом случае, и лучше делать это на территории Сирии и Ирака, чем ждать боевиков на своих границах. Все остальные исламские государства региона либо не обладают соответствующими возможностями и сами являются потенциальными мишенями для исламистов-радикалов, либо тем или иным образом поддерживают их, подобно Саудовской Аравии и некоторым другим странам Залива.
Тем не менее при всех возможностях Ирана его военная мощь серьезно ограничена, в том числе многолетними санкциями со стороны Запада, не позволившими Тегерану своевременно переоснастить свои вооруженные силы новой техникой. В результате иранские подразделения отличаются от большей части иракских и некоторых сирийских лишь более высокой мотивацией. Особенно острый дефицит в авиации — современных боевых самолетов, способных эффективно действовать по наземным целям, у Ирана, по сути, нет, и оказать соответствующую поддержку своим силам в Сирии Тегеран не может. Иранские самолеты вели боевые действия против ИГ, однако их эффективность под большим вопросом.
Все упомянутое выше о мотивах действий Тегерана применимо и к Москве. «Исламское государство» представляет собой прямую и явную угрозу для России как само по себе, так и в контексте обостряющихся отношений с Западом: позволить себе «прозевать» возникновение большой войны в Средней Азии в условиях фактического возвращения к холодной войне с НАТО Москва не может — мало того, что эта война сильно свяжет руки и потребует огромных расходов, слишком велик шанс, что исламисты получат, прямо или опосредованно, военную помощь со стороны Запада.
Нельзя сказать, чтобы эта ситуация не была понятна: Россия поддерживает и иракское правительство, и Башара Асада отнюдь не из альтруистических побуждений, хотя и психологические моменты недооценивать не стоит. Поддержка Дамаска и Багдада в их борьбе против ИГ имеет вполне внятную цель: чем больше боевиков и командиров ИГ будут уничтожены там, тем меньше их придется уничтожать в Средней Азии и, возможно, в других исламских регионах бывшего СССР и самой РФ. В результате снижается сама вероятность большой войны вблизи российских границ и уменьшается ее возможный масштаб.
И все же очевидно, что принятая до сего момента модель поддержки Дамаска и Багдада — поставки оружия — себя исчерпала. Во-первых, слишком велик риск попадания современного военного снаряжения к радикалам, а во-вторых, ясно, что ни Дамаск, ни Багдад не располагают достаточными военными силами, чтобы переломить ситуацию без прямой внешней помощи, а «странная война» против ИГ, которую ведут США и их союзники, не достигает поставленных целей.
Очевидно также, что речь не может идти об отправке в регион российского сухопутного контингента — по сути, это означало бы втягивание в войну с ИГ уже сейчас с огромными расходами на содержание войсковой группировки на столь значительном расстоянии. Войну на земле предстоит вести оставшимся боеспособным соединениям сирийской и иракской армий при поддержке Ирана, но эффективность их действий может резко возрасти, если Россия решит начать свою воздушную операцию.
Соответствующий инструмент у России есть: рост военных расходов в течение последних семи лет дал свои плоды. Боеготовых частей ВВС, располагающих новыми или модернизированными боевыми самолетами и современными средствами поражения, у России достаточно. Что характерно, речь идет в большой степени об ударных машинах: модернизированных фронтовых бомбардировщиках Су-24М2 и новых Су-34, которые в данном случае нужны в первую очередь — собственными ВВС, для борьбы с которыми потребовались бы истребители, ИГ пока не обзавелось. Свою лепту может внести и дальняя авиация, обладающая еще и преимуществом неуязвимости: средствами ПВО, способными «достать» стратегический бомбардировщик на рубеже пуска крылатых ракет или на высоте бомбометания, исламисты также не располагают.
Первый вариант возможного военного вмешательства России в конфликт можно условно обозначить как дистанционный: все ограничивается применением крылатых ракет большой дальности, как с самолетов так и с кораблей Каспийской флотилии, в составе которой имеются сторожевые и малые ракетные корабли, оснащенные ракетным комплексом «Калибр». Также силы флота могут быть задействованы и с другого направления — из Средиземного моря. Достоинство этого варианта в том, что нет необходимости появляться непосредственно над районами, контролируемыми ИГ. Недостатков, впрочем, куда больше. Крылатые ракеты способны нанести значительный ущерб стационарным инфраструктурным объектам типа складов и военных баз, однако вооруженные формирования ИГ — это не армия в классическом понимании. Число подобных объектов крайне ограниченно, а большая часть целей требует, скорее, эффективных средств поражения «по площадям», нежели хирургических ударов столь дорогостоящим оружием.
Кроме того, даже такое ограниченное вмешательство повлечет за собой весь набор политических последствий, так что пытаться избежать их, искусственно урезая собственные военные возможности, вряд ли имеет смысл.
Второй, промежуточный вариант предусматривает сочетание ударов крылатыми ракетами и действий дальней авиации непосредственно над территорией, контролируемой ИГ и союзными ему группировками. Это позволит увеличить эффективность ударов в том числе по маршрутам снабжения боевиков, как непосредственно ИГ, так и отрядов «умеренной анти-асадовской оппозиции», резко ослабив их давление на сирийскую армию.
Наконец, третий вариант — контактный. Это проведение полноценной воздушной операции с задействованием частей фронтовой бомбардировочной авиации, оснащенных модернизированными самолетами типа Су-24М2 или новыми Су-34. В общей сложности в подобной операции можно было бы задействовать до 6-8 эскадрилий фронтовых бомбардировщиков при поддержке самолетов-заправщиков типа Ил-78М, самолетов дальнего радиолокационного обнаружения и управления А-50, а также разведывательных машин разных классов вплоть до новейших Ту-214ОН и проходящего испытания Ту-214Р. В этом случае ВВС смогут оперативно наносить удары, непосредственно поддерживая сирийские, иракские и иранские части в ходе боевых действий, нарушать снабжение боевиков одновременно во множестве точек, не давать им сосредотачиваться в ключевых пунктах и вести разведку в интересах наземных сил. Такая операция в сочетании с использованием спутниковой группировки, применением крылатых ракет и стратегических бомбардировщиков даст сирийской и иракской армии поддержку, не сравнимую ни с чем из того, что было в последние годы, и, вполне возможно, вкупе с поставками вооружения, позволит переломить ситуацию.
Летающие танкеры, в принципе, позволяют применять боевые самолеты с аэродромов в южной части России — в Астраханской области, Калмыкии и Дагестане, однако нельзя исключать и вариант базирования на аэродромах Ирана. В качестве желаемого варианта можно рассматривать достижение договоренности об использовании аэродромов Египта и Кипра — как минимум для базирования вспомогательных (в том числе самолетов-заправщиков) и разведывательных подразделений. При этом необходимо отдавать себе отчет, что базирование в Иране так или иначе потребуется для размещения там спасательных подразделений с поддержкой вертолетов на случай потери самолета с катапультированием экипажа в зоне боевых действий. Для этого может быть использована и территория Сирии — однако мест для безопасного размещения в этой стране подобных сил все меньше, а риск террористической атаки будет куда выше, чем в Иране.
Риск вообще возрастет: подобное вмешательство, несомненно, вызовет шквал критики на Западе, особенно если целями для ударов ВВС России станут поддерживаемые США и их союзниками формирования, что почти неизбежно в случае принятия решения о проведении такой операции. Возрастет и риск терактов в России со стороны агентуры ИГ, которая, очевидно, имеется и активно действует в стране. Цена невмешательства, впрочем, может оказаться куда выше.