В Центре документального кино в рамках совместного проекта Фонда Егора Гайдара и Вольного исторического общества «Исторический момент» состоялась дискуссия на тему «Опричнина: террор или реформа?», участниками которой стали старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Владислав Назаров и профессор исторического факультета МГУ Дмитрий Володихин. Ведущим беседы выступил историк и телеведущий Николай Сванидзе. «Лента.ру» публикует основные тезисы выступлений историков.
Назаров: Опричнина не была в чистом виде ни террором, ни тем более реформой. Любая реформа предполагает введение неких новшеств в политическом или социальном устройстве страны. Здесь не было ничего подобного. Наоборот, опричнина по внешним признакам представляла собой возврат к устаревшим для середины XVI века архаичным способам государственного управления Московского великого княжества рубежа XIV-XV веков. Именно в годы опричнины и «особого двора» Ивана Грозного (последние 10 лет его правления) самодержавная монархия на Руси приобрела форму деспотии, а на последнем этапе опричнины превратилась в террористическую деспотию. Это было весьма своеобразным явлением русской социально-политической жизни, которое совершенно не было связано ни с укреплением централизованной государственной власти, ни с борьбой с реальным или мнимым сепаратизмом удельных князей и всесилием аристократии, ни со становлением абсолютизма.
Если судить об опричнине по ее катастрофическим последствиям, то ясно, что она была сугубо отрицательным явлением в жизни России. Она привела не только к экономическому упадку и поражению в многолетней Ливонской войне, но и к началу того системного кризиса государства и общества, который в начале XVII века вылился в Смуту.
Правда другим, хотя и непредвиденным, результатом разделения государства на «опричную» территорию и «земщину» стало усиление в последней «земских начал». В том числе заметно возросла роль земской Боярской думы в текущем государственном управлении земскими территориями, а также усилилось выборное начало в отдельных регионах страны. Эти навыки самоорганизации очень пригодятся русскому обществу в годы Смуты, когда возникший в 1611 году и действовавший на протяжении трех лет «Совет всея земли» переломит весь ход этой первой гражданской войны в истории России.
Володихин: Опричнина имела все признаки реформы в аппарате управления и армии, хотя и проводимой террористическими методами.
Как только при Иване III сложилось единое Московское государство, политическая власть в нем была разделена между монархией и аристократией, причем соотношение сил между ними в разные времена постоянно колебалось то в одну, то в другую сторону. В детство и юность Ивана Грозного в силу разных причин влияние аристократии значительно увеличилось. Когда Иван вырос и стал царем, между ним и аристократией сложилось хрупкое равновесие, хотя монархия желала вернуть себе утерянные полномочия, а князья с боярами, наоборот, были настроены расширить свои права и привилегии. Этот политический баланс держался до 1564 года, когда сначала в ходе Ливонской войны Россия потерпела крупное поражение в битве на Уле, затем в Литву сбежал князь Андрей Курбский, а в конце года с трудом удалось остановить крымскотатарское нашествие на Рязанщину.
В результате спазма военных неудач Иван Грозный решился на реформу, в ходе которой часть государства (опричнина) выделил в свое личное управление. В ней он решил создать мобильную, хорошо управляемую и подконтрольную только себе армию. Первоначально никакого террора в духе НКВД образца 1937 года царь не планировал, и в первые три года опричнины (1565-1568 годы) не было массовых казней. Но по мере территориального и административного ее разрастания, а также конфискации земель у прежних владельцев на рубеже 1567-1568 годов в обществе усилилось социальное напряжение, породившее насилие, которое продолжалось до 1571 года.
Опричнина не выполнила поставленных перед нею задач. Опричное войско оказалось малоэффективным на поле боя, в ходе Ливонской войны ему пришлось действовать совместно с земскими полками. Террористические методы подавления сопротивления внутренней политики Ивана Грозного в условиях ведения войны принесли стране только вред.
Поэтому хотя опричнина имела смысл и социальную базу (конфликтовавшие с высшей титулованной знатью старомосковские бояре, второстепенная княжеская аристократия и часть служилого дворянства), но по методам она была слишком поспешной и кровавой, к тому же не достигшей своих целей.
Единственным более или менее положительным результатом опричнины стало некоторое обновление политической элиты и воеводского корпуса. Кстати, в дальнейшем русское самодержавие продолжит эту политику, только иными, более гуманными способами. И первые Романовы, и Петр I, и следующие императоры последовательно будут отстранять от власти титулованную аристократию и окружать себя худородными, но деятельными людьми.
Назаров: Когда говорят о злоупотреблениях и воровстве бояр, которые якобы стремился пресечь Иван Грозный, то это как минимум не совсем корректно, потому что средневековое общество сильно отличалось от нынешнего. Коррупции в современном понимании среди аристократов тогда не было, хотя практику насильственного перераспределения земель и отъема вотчин и поместий вполне уместно сравнивать с так знакомыми нам рейдерскими захватами.
К тому же и особых причин запускать руку в государеву казну при юном Иване IV у бояр не было. Вся политическая элита Московского государства начиная с 1547 года охотно консолидировалась вокруг венчавшегося царем Ивана Грозного. Во-первых, он был арбитром в спорах о насилиях и злоупотреблениях со стороны бояр в отношении служилых дворян, тяглых горожан и крестьян в годы так называемого боярского правления. Во-вторых, огромную роль сыграли успехи внешней экспансии России, особенно на восточном направлении (завоевание Казани и Астрахани), а также весьма удачное начало Ливонской войны в 1558-1563 годах. Эти победы сплотили вокруг царя все слои привилегированного населения от титулованной и нетитулованной аристократии до рядовых боярских детей. Вся военная добыча была дополнительным стимулом для этого сплочения и продолжения активной внешней политики.
Володихин: К сожалению, очень мало сохранилось источников о нашей древней истории, в том числе XVI века. Есть отдельные противоречивые сведения, достоверность которых весьма сомнительна. Некоторые из них свидетельствуют о том, что бояре действительно занимались казнокрадством, другие опровергают это. Как было на самом деле, мы, вероятно, не узнаем уже никогда. Вполне возможно, что эти обвинения были обоснованны.
Володихин: Документально зафиксировано, что за годы опричнины были убиты более 4 тысяч человек. Возможно, число погибших превышает эту цифру, но не существенно. Много это или мало? Для Московского государства XVI века это чудовищно много. Дело в том, что до Ивана Грозного в политической культуре Московской Руси никогда не практиковались массовые казни, да еще и совершаемые с особой жестокостью. За время правления Ивана III и Василия III (дед и отец Ивана Грозного — прим. «Ленты.ру») зафиксированы единичные случаи применения смертной казни, которые касались в основном опальных царедворцев и еретиков.
В ходе первой волны опричного террора, которая началась зимой 1567-1568 годов и продолжалась несколько месяцев, погибли более 400 человек. Для традиций московской политической культуры это было подобно темному фэнтези. Но уже число жертв северного карательного похода на Торжок, Новгород и Псков исчислялось тысячами.
Массовый государственный террор, конечно же, был. Какие бы задачи он ни выполнял, оправдывать его преступно и глупо. Но изначально опричнина создавалась не для этого. Она должна была решать другие задачи, с которыми не справилась. Поэтому в 1572 году царь упразднил опричнину.
Для тогдашнего русского общества опричнина была шоком. Практику массового государственного террора Иван IV Грозный позаимствовал в Западной Европе, где в то время массовое кровопролитие было в порядке вещей (казни протестантов в Англии при Марии I Кровавой, убийства дворян в Швеции при Эрике XIV Безумном, Варфоломеевская ночь во Франции).
Назаров: Вряд ли западноевропейский опыт каким-либо образом повлиял на масштабы и формы террора в годы опричнины. Из тех примеров западноевропейской истории XVI века, которые тут были приведены, практически для Ивана Грозного мог иметь значение лишь «шведский» опыт. В силу разных причин (прежде всего Ливонской войны) царь очень внимательно отслеживал ситуацию в этой стране и был прекрасно осведомлен от русских послов о событиях в Стокгольме после свержения в 1568 году Эрика Безумного. Все остальные упомянутые случаи политического насилия в Европе либо случились позже, либо вообще были неизвестны в Москве.
Способы казней в опричнину отчасти отсылают нас к дохристианским представлениям о человеческой жизни и смерти. Массовый террор в опричнину был сплавом языческих понятий о должных способах казни осужденных с экстраполяцией в реальность представлений о Страшном суде. Ведь Иван Грозный уподоблял опричников воинству небесного воеводы архангела Михаила, которые ведут грешников в ад. Здесь вовсе нет никакого переосмысления передового европейского политического опыта.
Количество жертв опричного террора действительно можно оценить в несколько тысяч человек. Но для того же Новгорода при его населении 28-30 тысяч человек гибель 3 тысяч (одна десятая часть населения!) человек стала, безусловно, колоссальной потерей.
В опричные годы людей убивали не только семьями, но и родовыми кланами (включая женщин и детей) с уничтожением всего движимого имущества. Такое раньше на Руси было немыслимо. Для опричного судопроизводства (а в ряде случаев начиная с 1560 года) типичной стала новая практика заочного суда, без показаний свидетелей и с отменой права церковного «печалования» (ходатайства церковных иерархов перед государем за осужденных или опальных). Оно, правда, было восстановлено примерно на полтора года при избрании митрополита Филиппа в 1566 году.
Володихин: Опричнину породили противоречия между государем, который нуждался в укреплении централизованной власти, и знатью. В Московском государстве середины XVI века ключевые позиции занимало несколько десятков влиятельных родов. В полном соответствии с традициями местничества царь не мог назначить воеводой человека, который к ним не принадлежал. Он мог только заменить воеводу из одного родовитого семейства другим, не менее знатным. А поскольку Ливонская война шла неудачно, Иван Грозный желал полностью обновить командование армии.
Однако легитимных механизмов для этого не существовало. Чтобы избавиться от этих ограничений, Иван Грозный и решился на такой радикальный шаг: создать свой удел земли и власти, подконтрольный только ему. Для этого он формирует собственную элиту, которая ему всем обязана и полностью подконтрольна. Поэтому резоны для введения опричнины у царя были, другое дело, что из этого получилось.
Назаров: Никаких принципиальных противоречий между самодержавием и политическим классом России в период, предшествующий эпохе Ивана Грозного, не существовало. Удельные князья, младшие братья Василия III, не были реальными претендентами на престол при малолетнем Иване IV. Это показали события 1533 и 1537 годов, когда самую активную роль в их аресте сыграли именно бояре. Нечего и говорить о каких-либо серьезных претензиях на трон со стороны князя Владимира Старицкого в 1550-1560 годах. Статусная структура государева двора, их генеалогический и персональный состав, порядок назначения на военные посты, значимые должности в государственном управлении складывались на протяжении жизни двух-трех поколений знати с последней четверти XV века. Эти процессы и политический опыт никак не могли породить непримиримых противоречий между носителем верховной власти и аристократией и знатью. А именно эти противоречия, согласно некоторым историографическим мифам, и привели к опричнине.
Опричнина была для Ивана Грозного способом личного выхода из того кризиса, в который скатывалась страна. По замыслу она должна была стать личным владением царя, где он и его семья могли пребывать в полной безопасности, опричники же были ее живой гарантией. Опричнина серьезно изменила правовое и политическое поле Московского государства. Отныне государь мог по собственному произволу, бессудно распорядиться жизнью и имуществом своих подданных без оглядки на традиции, церковь и тогдашний «политический класс».
Моральную оценку опричнине дали русские публицисты начала XVII века, которые не без оснований связывали причины терзавшей тогда страну Смуты с тем «братоненавистничеством», которое было порождено годами массового опричного террора.