70 лет, минувшие со дня атомной бомбардировки Хиросимы, изменили не только взгляды на войну, но и восприятие ядерного оружия. Создаваемое как мощный практический инструмент, затем оно превратилось в сакральный ужас цивилизации, а теперь, изрядно потеряв в мощности, может снова вернуться в категорию применяемых средств поражения.
Поначалу ядерный боеприпас воспринимался как «просто большая бомба» с высокой эффективностью. Если посмотреть работы военных, написанные до конца 1950-х годов, эта точка зрения, изначально обозначенная ВВС США, считалась общепринятой.
Стратегическая авиация того периода была полностью поглощена еще довоенной «доктриной Дуэ», ставившей во главу угла массированные бомбардировки промышленной инфраструктуры и городов коктейлями из фугасных, зажигательных и химических бомб. Рейды крупных соединений тяжелых бомбардировщиков предполагалось продолжать до того момента, пока не будет сломлена воля противника к дальнейшему сопротивлению, либо пока промышленное производство и транспортная сеть не будут развалены полностью.
Именно по этой схеме организовывались стратегические бомбардировки Германии и Японии во второй половине Второй мировой, логично завершившиеся Хиросимой и Нагасаки. К слову, эти города отнюдь не поставили печальных рекордов по числу жертв разового авианалета. Скажем, «огненный шторм», устроенный американской авиацией 10 марта 1945 года в Токио с применением обычных «зажигалок», унес свыше 100 тысяч жизней.
Оценка бомбардировок Германии и Японии, проведенная после войны (небезызвестный двухтомный доклад The United States Strategic Bombing Survey), показала их сравнительно невысокую эффективность в разрушении военного потенциала противника — по сравнению с затраченными ресурсами и усилиями. Неудивительно, что, заполучив «абсолютную бомбу», ВВС США увидели в ней средство решения этой проблемы.
Поэтому первая схема ядерной войны, какой она воспринималась в конце 1940-х годов, выглядела просто и примитивно: массированный воздушный удар по промышленным центрам (городам). Это позволяло не только быстро и эффективно уничтожить несколько миллионов или даже десятков миллионов мирных жителей (тем самым нанеся чудовищный удар по моральному состоянию противника), но и произвести по-настоящему действенное разрушение военно-промышленной и транспортной инфраструктуры. В сущности, это не было новшеством, просто военные наконец-то получили по-настоящему хороший инструмент реализации «доктрины Дуэ».
Однако оружие, поначалу в силу своего конструктивного несовершенства доступное только к применению с тяжелых бомбардировщиков, быстро перестало быть стратегическим. И именно это изменило войну в ее обыденном понимании.
Количественное превосходство социалистического блока (с 1955 года оформленного в военно-политический Варшавский договор) в силах общего назначения было головной болью натовских сухопутчиков с самого начала противостояния. Армейские генералы США довольно серьезно рассматривали сценарий, при котором вся эта гигантская махина, «гремя огнем, сверкая блеском стали», пойдет к побережью Ла-Манша.
Поэтому армия США сразу же потребовала себе персональное ядерное оружие, видя в этом средство компенсации своих невысоких боевых возможностей в Европе. Уже в 1953 году проходят первые испытания ядерной артиллерии. К концу 1950-х американская армия получила штатные ядерные снаряды в калибрах 203 и 155 миллиметров. Советская армия, к слову, получила такие снаряды несколько позже — к 1965 году. Заметим, однако, что первые ядерные авиабомбы тактического назначения в войсках начали развертываться минимум на десять лет раньше (причем у обоих оппонентов).
Прогресс пошел дальше. Можно вспомнить замечательный артефакт той веселой и страшной эпохи — безоткатные орудия Davy Crockett (на вооружении с 1961 по 1971 годы). Это была установка, метавшая на дистанцию 2-4 километра (в зависимости от версии) надкалиберный ядерный боеприпас малой мощности (всего 10-20 тонн тротилового эквивалента). Испытания, проведенные в Неваде, показали, что расчет установки мог сравнительно безопасно применять этот «ядерный гранатомет» на дистанции от 750-800 метров.
Придавать Davy Crockett планировалось батальонным взводам тяжелых минометов, то есть это было оружие поля боя. В первую очередь эти установки планировалось развертывать в войсках, прикрывавших Фульдский коридор (Fulda Gap) — участок в центральной Германии, считавшийся главным «танковым шоссе» в полосе возможного наступления советских войск из Тюрингии в общем направлении на Франкфурт. В СССР даже проектировали в ответ аналог (батальонный комплекс «Резеда»), но до готовности он доведен не был.
Таким образом, уже к 1960-м годам сложилась ситуация, при которой прежние взгляды на ведение сухопутной войны безбожно устарели. Высокие плотности войск на участках прорыва постепенно стали уступать место широко расчлененным боевым порядкам, исключающим эффективное ядерное поражение единичным боеприпасом. Массированное применение заранее стянутой к зоне прорыва артиллерии сменилось широким внедрением мобильных самоходок, расчеты которых в интересах высокой боевой устойчивости начали тренировать на скорость быстрого развертывания на новой позиции (и еще сильнее — на скорость свертывания и ухода после стрельбы).
Пунктом разворота стал Карибский кризис 1962 года. В те, без пафоса, исторические «тринадцать дней» великие державы всерьез попробовали своими шаловливыми ручонками остроту ножа глобальной ядерной войны. 1962 год является важнейшей датой в истории международных отношений, поскольку стал едва ли не первым примером кризиса такого накала, который не перешел в крупную войну, а был аккуратно деэскалирован. Но для нас его значимость в другом.
К 1960-м годам до всех окончательно дошло, что массированное применение накопленного ядерного оружия способно не только вогнать противника в окрестности пещерного века, но и попросту уничтожить цивилизацию на планете. К концу 1970-х годов, когда СССР достиг паритета по стратегическим вооружениям с США, речь могла идти об уничтожении человечества как биологического вида.
Нет смысла разбирать реалистичность моделей «ядерной зимы», по полной программе использованных пропагандой в 1980-е годы. Однако трудно отрицать, что массированный ракетно-ядерный удар ничего хорошего планете не сулил. Равновесие страха, сформированное принципом гарантированного взаимного уничтожения (к 1970-м годам — уже многократного), стало военно-политической данностью, породившей сразу несколько военных инноваций.
Оставляя за бортом столь модные ныне концепты «информационных войн», вспомним хотя бы очередную революцию в военном деле, ставшую прямым следствием осмысления всего вышеизложенного. Начатые в 1970-е годы в СССР маршалами Гречко и Огарковым, эти работы были продолжены американцами, создавшими по новым лекалам современную «сетецентрическую» армию. Она опиралась на автономные боевые группы, собранные в единую информационную сеть (прямое воплощение старого принципа колонн Мольтке: «врозь идти, вместе бить»), на автоматизированные системы управления войсками, резко сократившими цикл боевого управления, и, не в последнюю очередь, на высокоточное оружие (в том числе неядерное).
Таким способом была окончательно решена задача, поставленная президентом Кеннеди: армия должна иметь реальную возможность вести полномасштабные боевые действия без применения ядерного оружия. В сущности, именно это требование поставило крест на первом этапе «романа» военных с атомной бомбой, которые, естественно, планировали боевые действия, отталкиваясь от обязательности использования такого замечательно эффективного оружия.
С 1970-х годов задача усложнилась: теперь эскалация в применении ядерного оружия от эпизодического использования тактических боеприпасов к массированному ракетно-ядерному нападению могла произойти очень быстро и с крайне разрушительными последствиями, которые невозможно окупить эфемерной «победой в войне». Поэтому вопросам неядерного сдерживания было уделено соответствующее внимание.
Ядерное оружие, может, и напугало до икоты миллиарды людей, однако военные — люди практичные и циничные. Кроме того, в ряде случаев они еще и прижимистые, что неплохо видно на примере военных США. Кажущаяся дороговизна американских военных программ — следствие высокой доходности американской экономики. Грубо говоря, Вашингтон может позволить себе избыточные траты до тех пор, пока является гегемоном и гарантом мировой торговой и финансовой систем, снимая с них все сливки, — а такая ситуация сложилась уже по итогам Второй мировой войны.
Долгие годы в США ведутся одни и те же разговоры: а за какой, собственно, надобностью нам нужно это, с позволения сказать, оружие, если мы его не можем применить без автоматического перехода в финальный акт пьесы под названием «История Земли и жизни на ней»? Пока Советский Союз производил впечатление живого, вопрос ставился редко — в силу важности ядерного сдерживания, однако после самороспуска «первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян» споры опять обострились.
Военные требуют создать им возможность применения ядерного оружия, иначе они не готовы тратить на него деньги. Плачевное состояние стратегических арсеналов США и ядерно-оружейного комплекса — прямое следствие нежелания Пентагона тратить хотя бы на доллар больше минимума.
Поэтому особый интерес представляет совершенствование ядерных боезарядов по линии снижения мощности и, главное, сокращения выхода радиации. Работы в этом направлении велись с 1980-х годов как в СССР, так и в США (причем в последнее время, похоже, американские военные активнее начали требовать новые боевые части низкой мощности). По сути, мы стоим на пороге создания нового класса мощного и высокоточного тактического оружия. «Чистая бомба» была мечтой военных инженеров с самого начала, как только были получены первые неутешительные данные об уровне радиоактивного заражения местности после ядерных взрывов.
Недавняя история с совершенствованием тактических авиабомб B61 — отличный пример этого тренда. Понижение мощности (на первом этапе — за счет установки самой слабой из имеющихся в распоряжении боевых частей) сопровождается резким увеличением точности за счет превращения бомбы в корректируемую. Многие эксперты (в первую очередь — американские) видят в этом прелюдию к понижению порога применения ядерного оружия, в первую очередь — в отношении третьих стран (неядерных или «недостаточно ядерных»).
«Просто большая бомба» перестает быть символом сакрального ужаса, ее опять попытаются приставить к делу. С одной стороны, на фоне трагедии Хиросимы и Нагасаки это выглядит если не кощунством, то опасной недальновидностью. С другой стороны, логика военно-технического развития неумолима, и рано или поздно должны были появиться маломощные ядерные средства, у которых минимизированы длительно действующие поражающие факторы, приводящие к радиоактивному заражению местности.