России нечем ответить на аресты госсобственности по иску экс-акционеров ЮКОСа: на территории нашей страны имущества западных государств практически нет. Поэтому предложенный правительством законопроект, который делает возможным арест иностранного госимущества в России, не станет эффективной контрмерой. В Госдуме это понимают и уже прикидывают, как подобраться к частной зарубежной собственности. «Лента.ру» попыталась оценить перспективы такой войны арестов.
До рассмотрения законопроекта, который кабмин внес в Госдуму 5 августа, дело дойдет во второй половине сентября, сообщил «Ленте.ру» глава профильного Комитета ГД Сергей Гаврилов. «Стоит системная задача, а не только касательно иска в Гааге, — объяснил он. — Возможна лавина исков (к России — прим. «Ленты.ру»), псевдоисков, часть из которых будет носить неправосудный характер, арестов российских активов, часто на незаконных основаниях». Речь идет о перспективах взыскания по иску экс-акционеров ЮКОСа, который был удовлетворен Гаагским арбитражем в 2014 году. Цена вопроса — 50 миллиардов долларов. Плюс проценты за просрочку в размере 2,6 миллиона долларов в сутки, которые начисляются с 15 января 2015 года.
В законопроекте речь идет о непростой правовой материи — снижении «юрисдикционного иммунитета иностранного государства». В переводе на разговорный язык это означает, что государство, совершая гражданско-правовые сделки с иностранными лицами и компаниями, остается неподсудным для судов других государств. Однако на практике из-за активной внешнеэкономической деятельности Россия периодически делает уступки — например, признавая международный коммерческий арбитраж. Это — добровольное ограничение иммунитета. Но и сама Россия имеет право налагать аналогичные ограничения — тут авторы пояснительной записки ссылаются на Конвенцию ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности от 2004 года. Вкратце суть законопроекта сводится к простой формуле: кто наложил арест на наше имущество, тот ограничил наш иммунитет, и тогда мы имеем право сделать аналогичный ход — арестовать собственность данного государства.
«Мы по сути уравновешиваем решения по российскому юрисдикционному иммунитету за рубежом, который существенно снизился по сравнению с советскими временами, с аналогичными ограничениями иммунитета иностранного государства внутри России», — поясняет Сергей Гаврилов. Он подчеркивает, что это надо было сделать лет десять назад — например, после истории с арестами российской собственности за границей по иску швейцарской фирмы Noga. «Я сам удивлен, что такие нормы мы не приняли раньше», — признает парламентарий. Впрочем, из пояснительной записки к законопроекту следует, что поручение о его разработке первый вице-премьер Игорь Шувалов дал еще в декабре 2012 года.
«Ограничение юрисдикционного иммунитета» — звучит пугающе. Однако львиная доля таких ограничений — это просто сам факт рассмотрения дела об имущественном споре иностранным судом. До арестов госсобственности доходит крайне редко. На памяти экспертов разве что эпопея с фирмой Noga, которой в 2000 году удалось арестовать счета Банка России во Франции и парусник «Седов», в 2001-м — самолеты на авиасалоне в Ле-Бурже, а в 2005 году — коллекцию картин из Пушкинского музея. Однако все эти аресты впоследствии были отменены иностранными же судами как незаконные. Еще прецедент: в 2013 году в Кельне, а в 2014 году в Стокгольме с молотка ушли здания бывших советских торгпредств. Право взыскать таким образом с России 5 миллионов евро отсудил немецкий предприниматель Франц Зедельмайер, в 90-е неудачно пытавшийся наладить бизнес в Санкт-Петербурге. Вот, пожалуй, и все.
Июньские аресты российского имущества в Бельгии и во Франции гораздо серьезнее. Часть счетов разблокировали, но история на этом не закончилась: в июле в Великобритании закрыли счет телекомпании «Россия сегодня», в Париже приставы начали описывать принадлежащее Росзагрансобственности здание, в котором находился офис телекомпании.
Россия аналогичных мер по отношению к собственности других стран не предпринимала уже сто лет. «Пожалуй, что-то подобное было только во время Первой мировой войны, когда у нас было много имущества немецких граждан, — припомнил в беседе с «Лентой.ру» замгендиректора Центра политтехнологий Алексей Макаркин. — Например, у нас было представительство Siemens-Schukertwerke, были инвестиции в области электроэнергетики. Все это было взято под секвестр, назначены временные управляющие. Не помню, чтобы доходило до прямой конфискации, но они были изъяты у собственников, а решение их судьбы отложили до окончания войны». После войны, естественно, все национализировали. Однако это касалось частной собственности. Государственного монополистического капитализма просто не существовало в таком объеме, чтобы арестовывать чужие заводы, газеты и пароходы.
В советское время зарубежной собственности на территории СССР не было, зато к внешнеэкономическим связям с иностранными державами относились бережно. Пример: контракт на строительство «АвтоВАЗа» с итальянским концерном «Фиат». «Считалось, что такое сотрудничество — это ресурс, — объясняет Макаркин. — Считалось, что если иностранные компании хотят сохранить экономические отношения с СССР, то они будут продвигать идеи реальной политики. За этими компаниями ухаживали». Зарубежные партнеры приносили СССР, во-первых, валюту, а во-вторых, политические возможности для лоббирования. Во всяком случае, так принято было считать в рамках концепции, что капиталисты влияют на свои правительства, а те пляшут под их дудку. Поэтому о каких-то экономических ограничениях для иностранных партнеров не было и речи.
По законопроекту от 5 августа, аресты могут быть наложены на любую госсобственность, кроме военной и дипломатической. Но что именно сможет арестовать Россия, реализуя свои новые права? «Я думаю, что реально — немного», — признает Сергей Гаврилов в ответ на этот вопрос. Иностранных банков в России, как известно, нет никаких — ни частных, ни государственных: все филиалы Citibank, «Сосьете Женераль» и так далее являются российскими юрлицами. У других иностранных компаний при ближайшем рассмотрении найдутся российские бенефициары: например, французская Total — стратегический партнер «Новотэка». Государственный капитал есть у итальянской энергетической компании «Enel» (13 процентов у Минэкономики, 17 процентов — у госбанка), но это лишь миноритарный пакет. К тому же в современном мире так все перемешалось: в 2007 году «ЭниНефтегаз» (структурное подразделение компании в России) приобретало на аукционе часть имущества обанкротившегося ЮКОСа…
Есть и еще один вариант — все-таки покуситься на имущество частников. «Думаю, мы будем идти на снижение ограничений по защите имущественных интересов иностранных граждан в России, если аналогичные наши интересы будут ущемляться в том же объеме, — аккуратно формулирует Гаврилов. — Это будет касаться гражданско-правовых сделок, трудовых сделок. Надо подключать и суды, работающие на международном уровне, например — суд нашего Евразийского союза. У нас есть Уголовный кодекс, который предусматривает санкции в отношении физлиц, участвующих в незаконном покушении на наши имущественные права за границей, а это конкретные судьи, конкретные приставы, работники исполнительной власти. Это тоже рычаг».
Такой рычаг, однако, может считаться настоящей экономической агрессией, причем несимметричной. В конце концов, на Западе не арестовывали имущество «Газпрома», поскольку он не на сто процентов принадлежит государству. «Россия сегодня» попала под раздачу именно как полностью государственная компания. Арестовать госимущество в компании со сложной структурой собственности — значит завязнуть в судебных тяжбах и вызвать негативную реакцию частных акционеров. В итоге вместо яркого политического жеста мы получим серию нудных процессов с неясным исходом.
А каков потенциальный эффект от атаки на частников? «Уже были проведены подсчеты, их нетрудно провести по официальной статистике российского платежного баланса, — сообщил «Ленте.ру» Сергей Толкачев, директор Центра промышленной политики Финансового университета при правительстве РФ. — Иностранные инвестиции, накопленные в нашей стране, где-то раза в полтора меньше, чем наши ценности за рубежом. 700 миллиардов инвестиций и имущества иностранных лиц на нашей территории и 1200 миллиардов наших за рубежом. Так что если будет произведен взаимный тотальный арест, то мы проиграем миллиардов триста или пятьсот долларов».
При этом вопрос не только в оценочной стоимости активов, но и в том, что с ними делать дальше, отмечает Толкачев. «Предположим, за рубежом будет арестована недвижимость россиян, англичане к этому уже подбираются — чтобы можно было отобрать недвижимость у тех, кто купил ее в Англии на деньги сомнительного происхождения, — рассуждает эксперт. — Так вот, если они национализируют дворцы и угодья, которые купили там наши олигархи, это не нанесет ущерба их экономике. А что будет, если мы национализируем какие-то производственные центры, логистические точки, сборочные предприятия иностранных инвесторов — например, центры по производству автомобилей в Калужской и в Ленинградской областях? Наверное, на первых порах мы получим какую-то ценность в виде станков и производственных корпусов, но потом все производственные контакты с нами прекратятся, поддерживать работу этих сборочных производств будет некому. Активы превратятся в пассивы, не принося выгоды для нашей страны». Это — плата за развитие «отверточной сборки» вместо собственных производственных циклов.
Словом, симметричной меры не получится. Но, может, она и не нужна? Алексей Макаркин обращает внимание на то, что «зеркальные» ответы работают плохо: нашим высшим должностным лицам и чиновникам закрыли выезд на Запад — это удар, визами Нарышкина и Матвиенко вынужден заниматься Кремль. А американцы и европейцы, которым мы сами закрыли въезд в Россию, в ответ лишь пожали плечами. Зато асимметричное продуктовое эмбарго получилось если не эффективным, то хотя бы эффектным. «Поэтому лучше попробовать более простой вариант: в представительство иностранной компании пригласить санитарного инспектора с проверкой, — предлагает Макаркин. — И не надо выделять доли и выяснять, чье это имущество, частное или государственное». И можно быть спокойным: уж такой ответной меры ни Франция, ни Бельгия по отношению к нам принять не смогут.