Без Макконахи и Желтого короля, в отсутствие занимательной экзистенциальной философии и массового зрительского интереса «Настоящий детектив» наконец закончил мучения героев своего второго сезона. «Лента.ру» рассказывает, почему все это было не зря и в каком направлении новая история увела сериал.
Придумавший «Прослушку» сценарист Дэвид Саймон в свое время молил не судить его сериал — до сих пор, кстати, лучшее полицейское шоу на телевидении — по отдельным сезонам. Подлинный масштаб его замысла должен был раскрыться только по окончании всего сериала. Создатель «Настоящего детектива» Ник Пиццолатто, наверное, мог бы к Саймону в этом пожелании присоединиться: второй сезон его сериала упрямо противопоставляют первому, вместо того чтобы рассматривать их как части единого произведения.
Конечно, к замешанной на сравнениях с первым сезоном критике располагал выбранный Пиццолатто формат антологии. Переехав из Луизианы в Калифорнию, «Настоящий детектив» сменил и темп, и размах, и, что важнее всего, интонацию. Так что если продолжать параллель с работами того же Саймона, разница между первым сезоном «Детектива» и вторым — как между «Прослушкой» и последовавшим за ней новоорлеанским сериалом Саймона «Тримэй» (поначалу принятым с не меньшим разочарованием). Авторские идеи и управляющие сюжетами силы схожи, но вот способы их выражения изменились, и странно ругать сериал за сам факт этой метаморфозы.
«У меня было ощущение, что все это какая-то сказка», — в самой мощной сцене сезона вспоминает Антигона Беззеридис, впервые заговорив о сломавшем ей жизнь изнасиловании в дошкольном возрасте. Первый сезон именно из этого парадокса, определенного героиней Рэйчел Макадамс, и черпал свою мощь. Выстраивавшие его акты насилия, жуткого, а то и гротескного (как в знаменитой сцене налета на притон в гетто), складывались в историю о почти сказочном, то есть иррациональном притяжении человека к источнику бесчеловечного зла. Желтый король убивал, не осмысливая собственного насилия, — таким он был порожден, причем не только династией потомственных и безнаказанных мучителей, но и дурной, пропитанной кровью землей Луизианы. Встреча со злом столь бессмысленным и столь органичным, конечно, генерировала эффект почти религиозного откровения — как у персонажей Макконахи и Харрельсона, так и у зрителей. Но Пиццолатто не пытается этот эффект повторить и во втором сезоне сериала идет дальше.
Здесь история вновь начинается с убийства, выглядящего ритуальным, то есть подверженным не логике, а высшему, более жуткому замыслу. Но никаких монстров и чудовищ уже не обнаружится — только раздираемые неутолимой болью простые люди. Что не менее важно, само это убийство окажется не центральным элементом истории, а только поводом для настоящего рассказа. Если первый сезон завороженно предъявлял нам акт насилия — снятый как катастрофа мира или разрыв реальности, то второй горько, обстоятельно, настойчиво показывает: именно из насилия ткань реальности и состоит. Насилия будничного — из-за алчности, похоти, глупости, мести, словом, игр разума, а не безумия. Здесь все герои, от второстепенных до главных, еще до начальных титров уже пережили свою страшную сказку — побывав в ней как красными шапочками (Беззеридис), так и серыми волками (Рэй Велкоро, здорово сыгранный могучими бровями Колина Фаррелла). Неразборчивый, путаный сюжет — лишь завеса для того, чтобы каждый из них этот опыт осмыслил, столкнулся с ним лицом к лицу. Неудивительно, что первые две-три серии уходят только на то, чтобы зрителя с персонажами познакомить — а потом сорвать с них маски (в Калифорнии никто не является тем, кем хочет казаться).
Травмированы и обречены, как при этом напоминает Пиццолатто, и жертва, и насильник — да и есть ли разница, когда вот-вот они поменяются ролями в бесконечном цикле страданий? Раст Коул и Марти Харт обнаруживали в лесах Луизианы хтоническую жуть. Велкоро, Беззеридис, а также несчастного бывшего контрактника Вудроу (Тэйлор Китч) и слишком принципиального гангстера Фрэнка (выдающийся, как, впрочем, и всегда Винс Вон) — ждет открытие помасштабнее. Им предстоит узнать, что жуть не только пропитала все вокруг, будто ядовитые испарения заводов богооставленного города Винчи, — но и навсегда, с рождения засела в них самих. И если своих предыдущих героев Пиццолатто манил духовным переживанием, то эти знают, что в лучшем случае им светит только отпущение грехов да возможность уйти на своих условиях.
«В конце каждого сна ждет монстр», — говорил Раст Коул, и ради приближения встречи с этим монстром был готов жертвовать всем. Второй сезон «Настоящего детектива» проделывает операцию менее броскую, в чем-то мучительную, но не менее необходимую — показывает, что разглядеть притягивавшего Коула монстра можно только в зеркале. Сначала шокировав нас столкновением со злом, этот сериал теперь транслирует тот факт, что зло обыденно, повсеместно, непобедимо. Пиццолатто, возможно, тем самым убил в себе детективщика — но, похоже, и его зрители больше заслужили не заигрывающий с бездной детектив, а репортаж из мира, давно поглощенного бездной и не заметившего собственной гибели. Жанр, может быть, менее занимательный, зато куда эффективнее развеивающий иллюзии.