В середине августа москвичка Елена Коробова пожаловалась правозащитникам на органы опеки, которые забрали у нее двух сыновей. Соцработникам не понравилось, что в квартире живут более 20 кошек, нет телевизора и неисправен водопроводный кран. Смутило их и то, что старший ребенок обучается на дому, а младший не ходит в детский сад. Уже более полугода двое мальчиков шести и 12 лет находятся в приюте. В беседе с многодетным отцом, соцработником и правозащитником «Лента.ру» выясняла, можно ли оградить свою семью от вмешательства государства и самостоятельно решать, в каких условиях жить детям.
Разобраться в истории с «кошкиным домом» пообещал уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов. Позднее в своем Instagram омбудсмен написал, что дети жили в антисанитарных условиях, а его помощник и вовсе заявил, что женщина не намерена избавляться от кошек, потому что они ей «как дети». Однако спустя несколько дней Астахов сообщил, что Коробова осознала свою ошибку и готова исправиться. «Она поняла, что подошла к такой опасной черте, за которой уже не увидит детей», — рассказал омбудсмен. По словам правозащитников, случай Коробовой не уникален. В группе риска не только любители домашних животных, но и просто многодетные семьи, чье материальное положение не позволяет обеспечить каждого ребенка всем необходимым.
Сергей Пчелинцев, координатор центра помощи и защиты семьи «В защиту детства»
Отбирать детей за кошек или отсутствие телевизора, конечно, нелепо. Это надуманные ювенальные причины, чтобы оправдать свое самоуправство. Придраться можно к кому угодно. У сотрудников опеки нет четких формуляров, они поступают на свое усмотрение, действуют, как считают нужным. Для поселковых — это одна ситуация, для городских — другая.
Сколько семей из-за этого пострадают, еще неизвестно. Даже в самих органах опеки говорят, что каждая многодетная семья в группе риска. Потому что на все, что требуется детям, у родителей зачастую не хватает средств. Кроме того, там, где много детей, всегда присутствует небольшой хаос. Это тоже привлекает внимание опеки.
Многие семьи с тремя и более детьми не могут добиться пособия, потому что их формальный доход на несколько рублей выше положенного. Можно помогать этим родителям, вместо того, чтобы чинить им препятствия и отбирать детей. Но так, конечно, гораздо проще, чем возиться с каждым.
К большому сожалению, детей у нас используют еще и как инструмент давления. Например, по политическим мотивам. Приходили к оппозиционным деятелям и обещали забрать детей под разными предлогами — в частности, из-за долгов по квартплате или кредитам. Очень удобно. Доносят соседи, которые даже сами не понимают, какой вред могут нанести. В следующий раз это может и их коснуться.
В 2010 году и у меня пытались отобрать троих детей за то, что мы живем в одной комнате. Хотя эта комната была чистой и после ремонта. Теперь я знаю все их уловки, все, чем они могут аргументировать изъятие детей. С тех пор мы много семей защитили.
Во-первых, нужно знать, к чему могут придраться чиновники. Иметь справки из поликлиник, социальных служб, пригласить друзей и соседей, чтобы они подтвердили, что семья нормальная. У участкового взять письменные свидетельства, что вы не алкоголик и не наркоман. Это бюрократический аппарат, и бороться с ним нужно справками. Для этого и нужны родительские организации, помогающие друг друга прикрыть. Чтобы люди могли сразу придать дело огласке или помочь юридически. Но некоторые родители не хотят вступать в такие организации. Думают, что их это не затронет.
Как многодетный отец я неоднократно слышал со стороны чиновников, мол: «Вот вы понарожали...». С экранов телевизора они говорят совсем другое. Пытаются в глазах общественности делать вид, что всячески поддерживают многодетность. Но на деле многодетность ведет к дополнительным расходам бюджета, а чиновники делятся им неохотно: это и материнский капитал, и родовые пособия. Им вообще это невыгодно.
Власти действуют не мытьем, так катаньем. Не прошла напрямую ювенальная юстиция — они ее внедряют под видом социального патроната. Государство пытается контролировать людей через их семьи, это хороший инструмент управления. Гайки тут будут лишь закручиваться под разными предлогами.
Светлана Комкова, начальник отдела опеки и попечительства Пресненского района Москвы
К сожалению, у нас нет никаких единых стандартов содержания детей. Мы отталкиваемся от основополагающих потребностей ребенка — в еде, в образовании. Ни количество животных, ни число комнат на это не влияет. А грязь и вонь нельзя отнести к объективному критерию.
Вмешательство органов опеки возможно, если родители нарушают те самые основные потребности ребенка. Например, препятствуют получению образования. Если родители решили самостоятельно выполнять эту функцию, считается, что потребность ребенка не выполняется. Поскольку образование должно быть системным, нужен правильный подход. Но вмешательство — это необязательно изъятие. Забрать ребенка можно, лишь если есть угроза его жизни и здоровью.
Жизнь детей должна быть комфортной именно в семье. У нас был такой случай: мать устроила в квартире собачий питомник. Запах стоял безобразный и в квартире, и вокруг. От ребенка так пахло, что с ним в школе никто не хотел за одной партой сидеть. Забеспокоились соседи, и мы применили нормы административного воздействия — инициировали дело об ограничении родительских прав. И это сработало. В итоге мать убрала этот питомник и оставила только двух собак. Изъятие — крайняя мера. С родителями нужно разговаривать. Как правило, семья не видит, что у нее есть проблемы с детьми. Они другой жизни-то не видели никогда.
Чтобы решить, может ли ребенок и дальше находиться в семье, мнения одного специалиста недостаточно. Нужно заключение целой группы экспертов. Они определяют, если ли у семьи ресурсы для восстановления или изменения ситуации. Нужно помочь семье выйти на приемлемый уровень. Причем для каждого субъекта на законодательном уровне должно быть свое понимание того, какие условия считать допустимыми.
Кроме того, нет разъяснительной работы со стороны органов опеки. Нужно обучать их, как работать с семьей. Средства массовой информации выставляют органы опеки в негативном свете. Из опеки делают подразделение СС. А ведь на самом деле наша функция заключается в помощи. Как ГИБДД помогает водителям на дороге, так и опека помогает детям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Если бы об этом говорили в СМИ, не было бы такой истерии вокруг изъятия детей.
Знаете, почему в Белоруссии в этой области все хорошо? Они согласились пригласить западных специалистов, и те построили им модель, которая работает. Если органы опеки забирают детей, они обязаны платить государству средства на их содержание. У нас этого нет. Каждый делает, что хочет. Поэтому и возникают кривотолки.
Элина Жгутова, член общественного совета при уполномоченном по правам ребенка
Органы опеки очень субъективны в своих оценках. Они заходят в квартиру и смотрят. Если чистота белья и посуды, содержимое холодильника и запах не соответствуют их личным представлениям о норме, ребенка могут забрать по акту безнадзорности. И если за ним не последовать, то выяснить, куда именно его увезли, весьма непросто.
Проблема в том, что запах кошек, как и запах после пожара, вывести очень трудно. А делать большой ремонт многим не под силу из-за недостатка средств. Какой-то запах обязательно останется. Поэтому в случае с семьей Коробовой судьба детей зависит от того, учуют ли сотрудники опеки не понравившийся им запах. Так что весь этот хоровод с ремонтами затеян ради конкретной сотрудницы, принимающей решения. Но у нее тоже есть какое-то начальство, которое диктует свою политическую волю, держит какие-то рычаги.
Сейчас начинают расформировывать детские дома. Но это не всегда хорошо. Например, в некоторых регионах в патронатной семье полагается до тридцати тысяч рублей в месяц за каждого ребенка, взятого из детского дома. И не всегда этих детей берут ради любви и заботы. По-настоящему любящих приемных родителей немного. А мать восьми детей получает сейчас пособие всего несколько тысяч на всех. В результате этот процесс принимает такие вот уродливые формы. Если в семье не могут нормально содержать ребенка, то государство будет искать ему приемных родителей. Они получат на него пособие вместо того, чтобы отдать эти деньги его родной матери. Такой вот парадокс. И речь тут вовсе не о родителях-алкоголиках.
Если сегодня вы разрешите забрать у матери ребенка из-за 20 кошек, завтра они придут к вам из-за пяти. Вы придете с корпоратива, а они скажут, что вы алкоголик. Это с экрана телевизора все кричат о поддержке семьи, а на деле получается ювенальная юстиция в самом худшем ее понимании. Когда заявляют, что мать недостойна воспитывать детей из-за антисанитарных условий — это классический пример.
Нужно вводить ответственность органов опеки, разрешать изъятие детей только после судебного решения. Тогда им придется доказывать, что угроза жизни ребенка действительно существует. А пока они ходят по квартирам и ищут грязь, то они ее найдут, если понадобится. Ведь объективных параметров уровня грязи нет. Вообще никаких критериев не существует. Мы не знаем, сколько можно держать кошек и что должно быть в холодильнике. Это все дано на откуп кучке людей. Они ставят условия, при которых конкретная мать может вернуть своего ребенка, обеспечив ему достойное существование. Но что понимать под достойным? У меня нет ответа на этот вопрос.
История Коробовой не единичная, такое происходит постоянно. Радует, что на это наконец обратили внимание. У нас сейчас общество рассуждает обо всем с точки зрения материальных ценностей. Такие понятия, как материнская любовь и наличие ковров в комнате ставятся в один ряд. Один параметр убирают, другой вставляют. Ребенка лишают матери, зато он попадает туда где есть ковры, игрушки и сбалансированное питание. Они говорят, что главное, чтобы дети были социализированы. Вот они теперь и социализируются в приюте, где их бьют, отбирают сладости и навязывают свои жизненные приоритеты.