Причины нынешнего экономического кризиса уходят в ельцинскую эпоху, когда молодые либералы приняли монетаристский вариант экономических реформ. Бывший мэр Москвы Юрий Лужков в издании «Совершенно секретно» пишет, что в 1990-е надо было выбирать вариант, сочетающий план и рынок.
Борец с «номенклатурой», новоиспеченный «демократ» Ельцин крушил устои государства на глазах всего честного народа. «Разинщина» и анархизм в одной линейке с «демократией» и «правами человека». И когда Ельцин, с опаской, возвратился в Москву из Беловежской Пущи с «самопальной» беззаконной грамотой о «роспуске СССР», в Верховном Совете России лишь семеро депутатов имели мужество воспротивиться. Им бы бросить клич: «Вяжите его, ребята!» Но и прямая измена сошла удачнику Ельцину с рук.
Запад только диву давался, как новоявленный Герострат, президент Горбачев и наседавшие «демократы» спелись. Откуда взялись все эти «перестроечные» дантоны и мараты? Известное дело, нагрянули в большую политику из курилок НИИ, да попросту с улицы.
«…В данный момент наиболее вероятным сценарием является ликвидация могущества России, — потирал руки аналитик Мишель Колонн (в книге «Нефть, PR и война»). — Потом можно будет взяться и за Китай».
С Китаем у Запада осечка вышла. А вот сумасбродство опального политика-авантюриста, кремлевского забулдыги, провинциала, уральского «самородка», прибившегося к «демократическому» движению, до сих пор нам горько аукается. Ящик Пандоры, отверстый тогда, в роковом 1992-м году, не исчерпал своих злосчастий и через десятилетия.
«Сколько бы ошибок не было совершено в первый период восстановления русского народного хозяйства. Какие бы оргии хищений и растрат не происходили, ничто не задержит экономического возрождения России», — с верой и надеждой предвосхищал русский философ Георгий Федотов в очерках «Судьба и грехи России». Он покинул СССР в 1925 году. По молодости примыкал к РСДРП. Русский патриот-государственник, один из ведущих идеологов иммиграции, Георгий Федотов терзался мыслями о судьбах России. В очерке «Проблемы будущей России», напечатанном в конце 1940-х годов, он страстно и проницательно размышлял о том, как устроить народное хозяйство России после падения власти большевиков.
Георгий Федотов понимал: не благостным, а драматическим, тяжким будет восстановление капитализма в России. И словно в воду глядел, точно предсказав ущербные черты антикоммунистического переворота в отечестве, искушения, соблазны, заблуждения, моральные и материальные утраты, которые и впрямь испытала наша Россия в 1990-е.
Вот оно, предостережение Федотова: «Не с чисто хозяйственной, но с идеологической точки зрения либеральная экономическая политика была бы в России опасна… Государство должно сохранить в своих руках значительные возможности хозяйственного регулирования. Это «завоевание революции» переживет большевиков — отнюдь не по доктринерским социалистическим мотивам». И такое утверждал непримиримый идейный противник советской власти!
Федотов твердо настаивал: «Государство не должно допускать нового крепостничества на фабрике. Хорошо, если бы оказалось возможным сохранить большевистский Кодекс законов о труде». Ни дать ни взять — в пику теперешним олигархам, которые прямо-таки извелись, лелея думку отменить восьмичасовой рабочий день.
И вот еще: «По природе, по географическому размаху России она призвана стать независимым хозяйственным миром… Вне охранительной национальной политики русская промышленность и торговля будут захвачены иностранцами. России грозит участь колониальной страны».
Вот умная, взвешенная, практичная «лоция» перехода от «единой фабрики» к конкурентному рыночному хозяйству. Гибкое глубокое соединение планового и рыночного начала.
Мысли Федотова драгоценны. Обретаясь на чужбине, вдали от России, он куда зорче, чем «прорабы перестройки», видел, понимал, справедливо оценивал достижения и изъяны экономики социализма. Парадоксальна его мысль: «Ленинизм практически воспитывает в России работников капиталистического накопления. Огромный интерес к хозяйственным и техническим проблемам, которыми живет сейчас русская молодежь, — драгоценный залог хозяйственного возрождения России. Рождается атмосфера, в которой сложится тип нового национального предпринимателя. Нельзя предоставить стихии выработку нового господина русской жизни, успокоившись на том, что процесс "первоначального накопления" — всегда жестокое и грязное дело».
А ведь не одного только Федотова ельцинисты дешево, не моргнув глазом, променяли на Милтона Фридмана с его злосчастным «монетаризмом». Не пригодились им и выдающиеся экономические труды Дмитрия Менделеева. Не все знают, что величайший химик всех времен глубоко разбирался в экономике и народном хозяйстве. Именно он разработал экономические и политические основы протекционизма в интересах молодого российского капитализма. И создал подробную, взвешенную методологию таможенного тарифного регулирования внешнеторгового оборота. А на весь мир известный балансовый метод соотечественника Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева? «Младореформаторы» чурались русских авторитетов экономической мысли, как черт ладана.
Горе-реформаторы на подворье «царя Бориса» изрядно наломали дров. Не колеблясь, они раболепно приняли химеру «монетаризма» и жесткие предписания вашингтонского консенсуса, то есть колониальную модель экономики для новой России.
«Разум каждого отступает перед страстями всех», — метко подметил американский социолог С. Московичи. Таким и было помрачение умов обитателей российских мегаполисов на рубеже 1990-х. Общественное мнение слепо, без оглядки, доверилось «демократам» — ниспровергателям советского строя. Невежество, сговорчивость, плотоядные помышления образованщины, дорвись она до кормила власти, и впрямь демоническая сила.
Признаюсь, меня по-настоящему впечатлило глубокое осмысление Наоми Кляйн «Доктрины шока», ее подноготной. Зерно ее концепции, обозначено в самом подзаголовке исследования «Расцвет капитализма катастроф». Именно так исследовательница определяет суть зловещего «построжания» рыночного фундаментализма в экономической политике, внешней экспансии стран Запада в 1990-е годы. Казалось бы, «расцвет» и «капитализм катастроф» — несовместимые понятия. Однако Наоми Кляйн убедительно доказывает, что в исходном своем «теоретическом» посыле «чикагская экономическая школа» делала циничную ставку на рукотворные, подстроенные катастрофы экономик и обществ стран, которые попали под раздачу монетаристов.
Наоми Кляйн глядит в самый корень: «фридмановская контрреволюция» на всем Западе стала возможной лишь после исчезновения второй сверхдержавы — СССР. Советский Союз был цивилизационным соперником, антагонистом западного капитализма. И вдруг — гора с плеч. Отпала необходимость в накладном для корпоратократии «государстве всеобщего благосостояния». Открылась лазейка, а потом и широкий шлях для крутого перераспределения общественного богатства.