В глазах многих обывателей Техас — это дикие прерии с мустангами и пьяные ковбои, палящие из своих кольтов направо и налево. Однако такие представления о южном штате США, мягко говоря, устарели. Продолжая серию материалов о бывших соотечественниках за рубежом, «Лента.ру» попросила журналистку Динару Гутарову, не первый год живущую в Хьюстоне, рассказать о местной жизни.
Солнце и пальмы — вот что я теперь вижу каждое утро в окне вместо пасмурной, холодной, но такой родной Москвы. Я переехала в Хьюстон пять лет назад. Всегда мечтала жить в большом городе — таком, как Барселона, где есть и музеи, концертные площадки, — и при этом чтобы рядом было море. Теперь мне что до Мексиканского залива, что до музейного района — 40 минут езды на машине. Живу в пригороде, в районе, где находится космический центр НАСА, офис компании Boeing и другие фирмы, работа которых так или иначе связана с космосом.
Уезжать из России я никогда не планировала. Просто так случилось, что вышла замуж. Семья мужа эмигрировала в Нью-Йорк еще в начале 90-х. По счастью, мне не довелось испытать того, что испытали эмигранты тех лет, которые уезжали из СССР навсегда. Никакого драматизма: никто не отдает теперь свой российский паспорт и не готовится к тому, что больше никогда не увидит друзей и родственников. Помню суетливую возню с оформлением документов, сборы чемоданов, а затем многочисленные проводы, устроенные для друзей и родственников.
Хьюстон в ноябре встретил меня солнцем, теплом и радушными улыбками аборигенов. Путешествуя по жарким странам, я давно заподозрила, что солнце дезорганизует человека. Легкомыслие и беспричинная жизнерадостность свойственны жителям юга (в крупных мегаполисах, например Нью-Йорке и Москве, все совсем по-другому). В очередной раз в этом я убедилась, когда переехала в Техас. Особенно поражали некоторые государственные работники: раньше не могла представить ситуацию, когда служащая загса сначала оформляет молодой маме с новорожденным на руках свидетельство о рождении, а потом, отдав документ на подпись, хватает этого младенца и принимается его тискать. В России я не получала электронные сообщения от учителя начальной школы, где училась моя дочь, в которых первой фразой было бы: «Привет всем! Знаете что? Жизнь прекрасна!» А классный руководитель из американской школы писал именно так.
Что же касается «натянутых фальшивых» улыбок американцев, про которые не шутил только ленивый, к ним я привыкла очень быстро, потому что улыбалась и здоровалась еще в Москве, правда, не так интенсивно, чтобы не пугать людей. При этом мне очень не нравятся рассуждения, что американцы любезные и улыбчивые, а русские невежливые и смурные.
И вообще, разговоры про «ужасную дикую Россию и прекрасную райскую Америку» я не люблю.
Ведь все дело не в плохом или хорошем воспитании, а в разнице менталитетов. Когда американец улыбается, это не значит, что он невероятно рад встрече с вами и ждал ее всю жизнь. Так же русский не думает о пожеланиях здоровья, говоря: «Здравствуйте!» Это всего лишь приветствие, условность.
Как отметил один мой знакомый американец, который часто ездит в Россию: «Когда рассказываю русским, что я из Техаса, люди думают, что я по прериям скачу в ковбойской шляпе и с лассо в руке». На самом деле он отлично говорит на русском, объездил в прошлом году всю Сибирь, собирает старые советские почтовые ящики и значки и очень любит нашу (в широком смысле) кухню — сам делает плов, самсу, печет русские блины. По диким прериям здесь никто уже не скачет, и не такие они дикие.
Техас очень большой — занимает второе место в США по территории (после Аляски) и второе по численности (вслед за Калифорнией). По штату интересно путешествовать — здесь есть немецкие поселения и чешские, уникальные чистейшие озера и океан, равнины и холмы, пустыни и пещеры. Также множество виноделен и виноградников, где постоянно проходят дегустации вин.
Ездить на машине по Америке — одно удовольствие: даже долгий путь переносится легко, повсеместно свежая еда, салаты и фрукты. Вдоль дороги расположены специальные зоны отдыха, везде чистые туалеты, в которых всегда, в любой деревне, даже в самой глуши, есть туалетная бумага. Извините, но в туалетах Большого зала консерватории в Москве до моего отъезда туалетной бумаги не было. Надеюсь, сейчас есть.
На побережье в Техасе субтропический климат. Водятся аллигаторы и акулы, ядовитые пауки и змеи — все они могут слегка прикусить, поэтому надо быть очень аккуратным. Также здесь живут броненосцы и опоссумы, которых, к сожалению, в основном видишь сбитыми на автомагистралях. Аллигаторов можно увидеть и живьем: если повезет — в специальном парке-заповеднике, если повезет меньше — на участке собственного дома или под собственной машиной, как это было с одним из сотрудников НАСА. В тот год была сильная засуха, и аллигаторы были несколько не в себе.
Животных тут берегут — в парках даже в городской зоне обитают койоты, олени, утки и другие птицы. Если из гнезда возле твоего дома вывалился птенец или ты нашел на заднем дворе аллигатора, можно позвонить в специальный центр, и их заберут. В центре НАСА, расположенном в зеленой лесистой зоне, птицы однажды свили гнездо в корзине одного из велосипедов — они стоят на территории космического центра, чтобы сотрудникам не ездить на машине от корпуса к корпусу. Все эти велосипеды перегородили специальной желтой лентой, одной из тех, которые полицейские используют на месте преступления, чтобы птицы могли спокойно растить своих птенцов.
Русских в городах Техаса живет не так много, как в Нью-Йорке, Чикаго, Майами или Сан-Франциско. Но вполне достаточно, чтобы они съезжались на слеты КСП (клуб самодеятельной песни), проводящиеся в лесу возле живописного озера недалеко от Хьюстона дважды в год.
Также в Хьюстоне работает Русский культурный центр, издаются русскоязычные газеты, среди которых «Наш Техас». Я работаю в ней редактором, поэтому буду нещадно хвастаться. Мы все делаем сами — занимаемся рекламой, берем интервью, планируем номер, рассылаем газеты подписчикам и рекламодателям, развешиваем картины перед выставками и даже, бывает, сами выносим мусор и прибираемся в галерее и сувенирной лавке. Здесь никто не боится работы, все создавалось на энтузиазме людей, которые хотят, чтобы у русской диаспоры был свой культурный центр.
Газета регулярно выходит уже 15 лет и распространяется бесплатно по крупным городам Техаса: возле магазинов русских продуктов, русскоязычных школ, офисов русских врачей и компаний, где работают много русскоязычных. Рассказывают, что когда издатель брала интервью у Мстислава Ростроповича много лет назад во время его визита в Даллас, он, услышав название издания, шутливо изумился: «А что, Техас уже наш?»
Русская диаспора живет достаточно разрозненно: у всех работа, семья, свой круг друзей. Но при этом многие знают друг друга и после большого мегаполиса чувствуешь себя, словно попал в маленькую милую деревню.
Любопытно знакомиться с людьми, с которыми никогда бы не встретился, живя в Москве. Все они переехали сюда в разное время из множества городов нашей когда-то необъятной родины. Есть люди из Армении, Узбекистана, Украины, Казахстана. Кто-то уехал в 90-е «по еврейской линии», немало ученых и переводчиков, работающих для нефтяных компаний и космического центра.
Особенно интересно разговаривать с ветеранами, которые прошли войну, а к старости оказались здесь, в Америке. Мероприятия в Русском культурном центре — прекрасная возможность повидаться, посетить выставку художника-соотечественника, музыкальный вечер или посмотреть новые российские документальные фильмы, которые показываются в рамках фестиваля документального кино. Но, конечно, ходят в наш центр не только представители русскоязычного населения. Именно здесь я по-настоящему стала гордиться своей страной, культурой, которой так интересуются американцы, и народными промыслами.
Живя в России, не замечаешь всех этих матрешек, гжель и хохлому, но когда видишь, с каким восторгом подобные сувениры рассматривают американцы, или как упорно учат они русский язык, посещая нашу школу, начинаешь смотреть на свою родину иначе. Многие американцы, приходящие к нам на выставки, рассказывают, что, побывав в России, влюбились в нее с первого взгляда. Есть ли здесь люди, не любящие русских? Уверена, что да. Но Русский культурный центр, как вы понимаете, они не посещают.
Жара здесь стоит по полгода, и купаемся мы в океане с апреля по октябрь. Во время жаркого влажного лета многим тяжело, особенно пожилым. Но везде кондиционеры, и если пробираться короткими перебежками — из дома в машину, из машины в магазин, то жить можно. Кроме того, к жаре организм привыкает, и с похолоданием в плюс 10 по Цельсию реально начинает знобить. Однако зимы здесь недолгие и теплые, когда пару раз температура опускается ниже нуля и на пальмах повисают сосульки, это воспринимается как стихийное бедствие.
Настоящих стихийных бедствий здесь тоже предостаточно: видимо, за хорошую погоду надо платить. На Хьюстон постоянно обрушиваются ураганы и наводнения. Урагана мне видеть пока не доводилось, но в этом году я застала сильнейшее наводнение, которое унесло жизни многих людей во всем штате. В Хьюстоне затопило участки города, которые не затапливало более 20 лет. У многих владельцев домов даже не было страховок от наводнений, которые для большинства районов города обязательны. Я стала свидетелем проявлений взаимопомощи. К пострадавшим приходили представители благотворительных организаций, приносили питьевую воду, продукты и моющие средства, чтобы очистить дом после того, как вода отступила. Приходили и соседи, даже приезжали жители из других районов города, а маленькие дети приносили свои копилки, желая отдать накопленные деньги людям, оставшимся без крыши над головой. Русскоязычные жители штата тоже помогали друг другу, собирали пострадавшим друзьям и знакомым деньги через социальные сети.
Некоторым русским в Америке тяжело привыкнуть к отсутствию товарно-денежных отношений с «гаишниками».
Полицейские взяток не берут, хотя и могут простить нарушение по доброте душевной или потому, что им лениво.
А могут и не простить. Многие мои знакомые из России, наполучавшие штрафов за неосторожное вождение во время поездок по Западной Европе и Америке, очень возмущались, что нельзя «договориться на месте». Меня же всегда удивляла и поражала готовность россиян выплачивать гаишникам дань даже тогда, когда они ничего не нарушили. И это помимо регулярной выплаты налогов.
С полицейским у нас связана комичная история, произошедшая спустя пару месяцев после переезда. Муж вез дочку в школу, его остановили за превышение скорости. Хотя в Москве своей машины у нас не было, девятилетний ребенок усвоил, что если останавливает гаишник, то нужно платить мзду. И когда муж вылез из машины, чтобы достать из багажника сумку с документами, дочь спросила (к счастью, по-русски): «Папа, ты за деньгами?»
Самое страшное в эмиграции — ощущение того, что все придется начать с чистого листа. Но в то же время это невероятный драйв. Сделав карьеру на родине, мы становимся заложниками своих достижений и званий, которые все говорят за нас. Мало кому выпадает шанс «обнулиться» и снова доказать, на что он способен, а это очень стимулирует.
В момент, когда слетает шелуха, ты из опытного профессионала превращаешься в эмигранта с плохим английским и сразу многое про себя понимаешь.
Это очень полезный, хотя и малоприятный опыт — почувствовать себя круглым дураком. Как сказал однажды наш бывший соотечественник, журналист и писатель Михаил Идов: «Такое ощущение, что ты вдруг стал глупее. Вроде бы понимаешь, о чем тебе говорят, но остроумный ответ сочиняешь только через полтора часа».
Америка — страна «понаехавших», здесь все говорят с каким-нибудь акцентом. Поэтому от подобных комплексов избавляешься очень быстро, еще на бесплатных языковых курсах программы ESL, где учишься понимать одногруппников из Китая и Бангладеш, которые, как и ты, думают, что говорят на английском. И перестаешь переживать по поводу того, что «как же я, взрослая тетка, учиться пойду».
Здесь садятся за студенческую скамью и меняют профессию до пенсии (а иногда и после), так что у тебя и в 17 лет большие возможности, и в 80. В моей группе, к слову, возрастной диапазон был от 20 до 80 лет, и афроамериканская дама лет 70 собиралась учиться дальше, «потому что делает уроки с внуками и ей не хватает образования». А школьный учитель нашей дочери раньше был компьютерщиком, а затем, будучи уже зрелым состоявшимся мужчиной, получил новую профессию: пошел работать в школу, чтобы быть поближе к дочерям.
Конечно, не у всех получается сделать карьеру в Америке. Особенно трудно тем, кто приехал не в юном возрасте. У меня, например, гуманитарная профессия — проще сказать, бесполезная. Что делать в этой стране «интеллигенту широкого профиля», как писал Сергей Довлатов? Однако успех представителей русской диаспоры невероятно вдохновляет. Какие у нас трудолюбивые, яркие и интересные соотечественники! Какие удивительные, харизматичные женщины, сумевшие здесь и бизнес построить, и детей вырастить. Конечно же, везде, в любой стране есть минусы. Но обращать на них внимание — пустая трата времени. Нашего знакомого, путешествующего по Америке на мотоцикле, обворовали, когда он проезжал Хьюстон. Он пробыл в городе пару часов, но теперь думает, что это самое ужасное место на Земле. В общем, все дело в везении и восприятии.
Этот вопрос мне задал ребенок, когда пошел в школу. Дочка удивлялась, что в ее школе учится много детей с ограниченными возможностями, тогда как в московской школе их не было. Пришлось объяснять, что российские инвалиды не могут иногда даже из собственной квартиры выйти, так как живут в доме без лифта, не говоря уже о том, чтобы доехать до школы, ближайшего магазина и уж тем более отправиться в путешествие.
Глядя на жизнь пенсионеров здесь, сразу вспоминаю моих родителей. Они живут в Москве на крохотную пенсию, хотя оба имеют звания ветеранов труда. С обидой думаешь и обо всех наших российских бабушках и дедушках, еле сводящих концы с концами. Местные пенсионеры о таких проблемах даже не подозревают.