3 октября Армену Джигарханяну исполняется 80 лет. За количество сыгранных в театре и кино ролей он попал в Книгу рекордов Гиннесса. Но дело не в количестве. Мало кто из российских актеров и режиссеров так любим публикой, как Армен Джигарханян. «Лента.ру» собрала высказывания юбиляра о себе, коллегах и партнерах, человеческой природе, счастье и любви на склоне лет.
«У меня был великий кот — Фил. Он прожил почти 20 лет, я у него многому учился».
«Когда мне хорошо, тогда я и вкусно живу, и вкусно разговариваю».
«Во всех наших жизненных проявлениях первопричинны комплексы. Я много лет страдал от того, что я маленького роста и у меня короткая шея».
«Я по натуре — клоун. Очень люблю шутку, хохму, укусить за зад кого-нибудь. Для меня самая большая трагедия — это руководить театром. Сидеть в кабинете».
«Я не люблю литературу для метро… Есть такая литература, музыка, искусство, которые немножко меня оскорбляют. Они думают, что я очень глупый».
«Самое главное — это любить людей. Любить и все. А это трудно. Вы думаете, что это легко, а вы попробуйте — у вас не получится».
«Я не верю в Бога. Нами никто не управляет».
«У меня ощущение, что Россия во многом крепостная страна — по интеллекту, по желанию. Здесь часто проще не вести за собой, а пойти следом».
«У нас все время получается одно и то же: приходят одни времена — ставим памятники, приходят другие — сносим».
«Пример непрофессионализма. Выяснилось, что у нас в 2018 году чемпионат мира по футболу. Но мало кто задумывается, что мы очень плохо играем в футбол».
«В России есть церковь и театр. Они выполняют одни и те же функции. И нельзя людей этого лишать».
«Мне плохо стало, а нитроглицерин я забыл. Зашел в Далласе в русскую аптеку. В русскоговорящую. Мне дали нитроглицерин, денег не берут — ну, ты знаешь, как меня народ любит... "Счастливо вам, баля-баля..." Вышел, посмотрел — срок годности закончился. Даже в Америке — это только в нашей аптеке может быть».
«Моя мама всегда говорила: "Минут пять отсидись, подумай, а потом принимай решение". Сгоряча, извини за выражение, поднасрать — это каждый может».
«Страх — великая движущая сила. Иногда нам кажется, что мы патриоты — своего дела, своей страны, — а это всего лишь страх. Прикрытый громкими словами».
«Жены режиссеров, их любовницы, подруги — скольким из них обязаны мы, актеры, своими взлетами и падениями! Ведь судьбы чаще всего решаются не за столом заседаний, а дома, на кухне. Условно — жена Захарова говорила Марику: "Была тут в кино, видела нового интересного актера". Этого хватало, чтобы Марк утром приходил в театр и засылал своего ассистента: "А пойди-ка и посмотри на этого Ляпкина-Тяпкина"».
(о Людмиле Гурченко) «Позже я видел много ее проявлений и могу сказать, что более интересной и противоречивой женщины в своей жизни я, наверное, не встречал. И в профессии, и в личных взаимоотношениях. Знаете, как говорят — смотреть можно бесконечно на огонь и воду. В этот список я добавил бы и Люсю».
(о Людмиле Гурченко) «Когда я перед камерой обнимал ее, целовал, было ощущение, что это нужно в данный момент не только Анне Георгиевне Смирновой, которую она играла, но и самой Люсе. Да, это правда, когда мы изображали страсть, было ощущение, что мы оба хотим этого».
«Были хорошие партнерши, а были идеальные. В Театре Маяковского такой для меня была Наташа Гундарева. Она актриса очень высокого класса, штучная. Буду жесток, но очень уж неспокойную жизнь вела. Не подумав, совершала много ошибок — и это ей надо сделать, и то, и вот это хочу попробовать. Нельзя так распыляться. Но в профессии ей не было равных, я обожал ее. Горжусь, что однажды она мне сказала, что я ее лучший партнер. "А знаешь почему? Ты как диван — удобный"».
Человек — это самое интересное. Не как он меняет голос, говоря тонко или толсто, — нет. Мне важно, как в человеке происходят химические явления, а они происходят в реальной жизни! Если вы обратите внимание, то заметите, что у человека в результате каких-то потрясений запах меняется! Запах, понимаете?!
(о фильме «Место встречи изменить нельзя») «Меня спрашивают иногда, зачем я сволочь такую сыграл. А меня так воспитала мама, что не бывает негодяев, есть дети, которых недолюбили. И с этим им потом приходится жить. Вот это я играл».
«Когда-то все сходили с ума по Жеглову, а теперь, возможно, намного симпатичнее Шарапов».
«Если я не разбужу в себе ревность к Дездемоне, то вопрос о том, кто играл Отелло и как играл, отпадает».
«Однажды, переодеваясь, я увидел обнаженные, совсем некрасивые мужские ноги. Оскорбительность этого "костюма" подсказала: "Нерон!" Слова — не все. Оскорбительность поведения, образа жизни, действий, презрения к людям — вот Нерон».
«Максимально достоверно я смог сыграть короля Лира лишь после того, как я потерял свою единственную дочку».
«Мои враги? Нет таких. Есть просто люди, которые ушли из моей жизни по единственной причине: они меня предали».
«Каждый день, одеваясь в гримерной, я хочу быть лучшим актером на сцене. (…) Природа актерская. Зависть!»
«Слава не добавляет счастья. Его ощущаешь только тогда, когда любишь по-настоящему».
«Взаимоотношения режиссера и актера — это страшнее, чем у женщины и мужчины!»
«В театре — как в природе. Извините за натурализм, но вот бегут две собаки. Понюхали друг друга — и побежали дальше вместе. Или не побежали — разбежались. Режиссер, партнер понюхали друг друга — и можно сказать: получится роль, спектакль или не получится».
«Не делаю вид: мол, я и не заметил, когда стал великим. Такого нет. Я все знаю: где взял, где потратил или получил, где я высокий, а где — маленький…»
«Я, когда репетирую, все пропускаю через себя. Каждую роль проигрываю. И, конечно, получаю от этого, извини, свои актерские оргазмы».
«Вот я иду по улице, мне навстречу — тяжелое лицо. Как говорил Довлатов, лицо с признаками вечной мерзлоты. Видит меня — и улыбается. Это самая высокая награда. Значит, что-то во мне есть».
«Главное — не сожрать ближнего, а суметь уйти».
«Не всякое рукопожатие есть признак дружбы».
«Я циничный и хитрый».
«Что такое цинизм? Цинизм — это когда всему знаешь цену».
«Хочу любить! Выйти на сцену и любить. Хотя этот процесс страшнее, чем половой акт. Считаешь, что половой акт прекрасен? Не всегда, особенно когда тебе 80 лет».
«Жизнь такова, что не всегда есть свет в конце тоннеля. Бывает, что там не свет, а лампочка».
«Мы с Инной Чуриковой играли в спектакле с чудовищным названием "Город миллионеров" по пьесе Эдуардо де Филиппо "Филумена Мартурано". Мне стало плохо прямо на сцене, мы прекратили спектакль, и я попал в больницу. Около десяти лет после этого я не выходил на сцену, не играл в спектаклях — боялся, что кризис может повториться».
«Смотрю на фотографию, где мне пятьдесят с чем-то, и думаю: какой молоденький!»
«Я стал замечать то, чего раньше не замечал. Что в лучшем номере самой замечательной гостиницы — скрипучая кровать. Потому что я всю ночь ворочаюсь. Или что в театре откуда-то дует».
«Когда юбиляра выносят в кресле, мне кажется, это нехорошо. Почти как похороны».
«80 лет — это много. Я даже сказал бы: очень много! И во что это выльется — не знаю. Буду просить Господа, если он есть, чтобы я не развалился…»
«С женщинами знаете что самое страшное? С одной и той же женщиной в разных ситуациях чувствуешь себя по-разному. Сегодня — хорошо невероятно. Завтра — противно. Послезавтра — опять хорошо. А через две недели — кто это такая, зачем мне все это?»
«Сегодня много говорят о моих взаимоотношениях с молодой женщиной Виталиной Цымбалюк-Романовской. Скажу так: какое вы имеете право судить, давать рецепты. Не ваше собачье дело, это моя жизнь, и я ее живу».
При подготовке материала использованы тексты следующих изданий: «Российская газета», «Известия», «Семь дней», Esquire, «Гордон», «Факты и комментарии», Inter-view.org, Pravda.ru