Агентство по страхованию вкладов (АСВ) близко к тому, чтобы взять кредит ЦБ для расчета с вкладчиками рухнувших банков. По утверждению руководства АСВ, в его распоряжении находится около 40 миллиардов рублей. Выбирая между санацией и отзывом лицензии, банковский регулятор должен учитывать, что денег в фонде страхования вкладов практически не осталось. Однако затраты государства на помощь санаторам тоже исчисляются уже не одной сотней миллиардов рублей.
Намерение АСВ вывести на санационный рынок свою «дочку» — банк «Российский капитал» — только разогрело страсти. Лишнее подтверждение тому — недавняя история с кадровыми рокировками: председателя правления «Роскапитала» Михаила Кузовлева, который только в начале июля возглавил банк, в сентябре буквально в течение нескольких дней сначала отправили в отставку, а потом также спешно восстановили в должности.
«Лента.ру» побеседовала с Михаилом Кузовлевым о том, какую роль должен играть «Российский капитал» в отечественной финансовой системе.
«Лента.ру»: Как бы вы сформулировали — в чем суть и выгода санации?
Михаил Кузовлев: Санация — это финансовое оздоровление. Но по сути, для банка-санатора это сделка по поглощению. Решение о ликвидации банка или о его санации принимает Центральный Банк. Но делается это на основании целого ряда факторов, в том числе исходя из социальной значимости и стоимости спасения банка.
Логично предположить, что для банка-санатора самое главное — получить больший пакет госпомощи и более эффективно отработать ее. А также забрать себе бизнес санируемого.
Первое всегда было емким источником прибыли для банков, которые занимаются санацией. В этом нет ничего плохого. Никто не обманывает АСВ и ЦБ, когда, приходя на конкурс, рассчитывает заработать на необходимой госпомощи. Но появление госсанатора должно привести к тому, чтобы расходы государства снизились. Чтобы была конкуренция, которая вынудит частных санаторов получать прибыль на более эффективной работе с проблемными активами, на использовании инфраструктуры санируемых банков, а не на депозите ЦБ.
Можно еще дисконтировать вкладчиков. И на этом выйти в плюс при санации.
Такой бизнес, наверное, всегда существует во времена всех кризисов. Но если мы говорим про санацию, то вам ничего не грозит — ни физлицу, ни корпоративному клиенту. Потому что банк продолжает работать за счет той помощи, которую предоставляет АСВ и ЦБ.
Безусловно, вас могут на это дело подвигнуть сильно предприимчивые люди в тот период, когда еще не определилось, будет банк санироваться или лишится лицензии. Собственники банков, попавших в тяжелое положение, могут по-разному реагировать на ситуацию. Но тут уже вопрос к ним, к собственникам. Тут нет санации.
Кроме того, были случаи, когда якорные крупные клиенты, понимая, что они и так «попали», договаривались с потенциальными инвесторами о размещении своих депозитов на более длительный срок, и, возможно, по нерыночной ставке. Но, опять же, эти сделки заключались до начала санации как таковой.
Из-за вас санационный бизнес может стать нерентабельным для частных игроков. «Российский капитал» останется в одиночестве. И вот тут уже — простор для дисконтирования?
Даже сейчас на этой поляне не так много игроков, если посчитать. С десяток, может, и наберется.
Это совсем не характерный для банков вид бизнеса.
Если ты пережил кризисы 98-го, 2004-го, 2008-го и сегодняшний, значит, у тебя точно есть нормальное подразделение, которое работает с проблемной задолженностью. Значит, ты точно понимаешь, как ее реструктурировать с выгодой для себя.
Но когда есть всего 10 игроков, а не 20 или 30, им проще играть против АСВ и ЦБ. Хотя, конечно, они не играют. Они деньги зарабатывают.
При наличии «Российского капитала» уже не будет необходимости срочно и за любые деньги отдавать проблемный банк частному санатору. Соответственно, сверхприбыли уйдут. Но это не значит, что мы хотим выиграть в каждом конкурсе. Хотя участвовать, конечно, будем в каждом.
Если честно, мы хотим выигрывать только там, где мы можем получить инфраструктуру и технологию, позволяющую сделать наш бизнес более эффективным.
Клиенты банков, нуждающихся в финансовом оздоровлении, могут быть по всей стране. Поэтому нам необходимы представительства как минимум в городах-миллионниках. Нам необходим формат сети, позволяющий не только поддерживать наш регулярный бизнес, но и оперативно подхватывать падающие банки. Но не хотелось бы, чтобы через какое-то время на конкурсе остался бы только один «Российский капитал».
Почему?
Когда нет частных претендентов на санируемые банки, то участие «Роскапа» превращается в административную функцию. А мы все же за рыночные отношения. Но, конечно, возможны случаи, когда для каких-то регионов эти банки надо сохранить, дабы исключить снижение уровня доступности банковских услуг для населения.
Когда ВТБ покупал Банк Москвы, ФАС выдвинула требование по незакрытию отделений в ряде федеральных округов. Такая же ситуация с Социнвестбанком. Там не очень много вкладов — на 10 миллиардов рублей. Для АСВ сумма вполне посильная, если бы наступил страховой случай.
Но в Башкирии это второй по охвату сети отделений банк после «Уралсиба». Я думаю, это отчасти объясняет, почему его решили спасать.
А отчего на Социнвестбанк в результате не было других претендентов, кроме вас?
Это не то чтобы госбанк, но как бывший Жилсоцбанк он исторически имеет довольно тесные взаимоотношения с местной администрацией. Не всякий частный санатор сможет их поддерживать.
А основная его клиентура — пожилые люди в небольших городках. Но это та группа, которая платит до последнего. Самые дисциплинированные заемщики. Помните, в советское время были кассы взаимопомощи? Ссуду на три зарплаты люди еще брали. А на четыре — нет, боялись выговора на партсобрании.
Во второй половине 90-х мы кредитовали «Москвич». Завод уже тогда был не в лучшем состоянии. Но кредитовали рабочих… по поручительству бригадиров. А потом — при согласии профкома. В итоге даже в кризис 98-го резервы пришлось создавать лишь по 5 процентам таких кредитов.
В то время вы работали в Пробизнесбанке и, как я понимаю, с тех пор неплохо знаете его собственников. Это как-то помогло сейчас, когда сам «Пробизнес» лишился лицензии, а аффилированные с ним банки группы «Лайф» попали под санацию?
Собственников «Пробизнеса» я практически не видел, потому что они сразу же после отзыва лицензии уехали. Даже если бы я обладал тайным знанием, где у этого банка «дырка» — это никому бы не пригодилось.
А группа «Лайф» — очень интересная ниша. Это банки, которые, как и Социнвестбанк, работают в городках с менее чем 50 тысячами жителей и ориентируются на ту же возрастную категорию 50+. А вместе с «физиками» на обслуживание автоматически подтягивались и семейные бизнесы.
Это миллионы клиентов, вполне привлекательных для любого большого банка. Пусть даже акционеры где-то промахнулись и не очень аккуратно выстроили внутрикорпоративные процедуры.
Была еще история с банковской гарантией на 600 миллионов рублей, по которой Пробизнесбанк расплатился с «Роскапиталом» за пару дней до отзыва лицензии, а потом деньги все-таки были возвращены. Что тут произошло?
Сделка о предоставлении гарантии была заключена еще до меня. Если я правильно помню, гарантия была на три месяца, потом лонгировалась. А при банкротстве все сделки до шести месяцев будут оспариваться в суде. И получится, что АСВ как аккумулятор требований кредиторов первой очереди станет судиться со своей «дочкой», то есть с нами. Зачем допускать конфликт интересов?
«Российский капитал» взаимодействует и с АСВ, и с ЦБ. Но в совет директоров банка входят только представители агентства. Это как-то изменится?
Мы сейчас разговариваем с АСВ о принципах корпоративного управления. Санация — нерегулярный бизнес. Результаты его отнесены во времени. Поэтому мы считаем, что корпоративные процедуры должны быть еще жестче, чем у любого другого банка.
Допустим, вы взяли проблемный банк в санацию. Что дальше?
Допустим, у банка пассивов на 100 миллиардов. И допустим, все это — застрахованные вклады. Настоящие активы — 20 миллиардов. «Дырка» — 80 миллиардов. Допустим, дали депозит на 10 лет. Но его надо возвращать. Значит, в регионе присутствия санируемого банка, на его клиентской базе надо нарастить кредитный портфель аж в 5 раз.
Надо построить нормальный, живой производственный процесс, который раньше в этом банке отсутствовал. Потому что когда он попал в беду, акционеры решили прессовать баланс. И все его сотрудники продавали депозиты. Рисковики перешли в другие банки. Кредитчики разбежались.
И нам надо это все подхватить. И заставить этих людей опять продавать другие продукты.
А параллельно ухудшается экономическая ситуация. Увеличивается закредитованность физлиц. Корпоративный бизнес не берет кредиты.
При этом конкуренция за платежеспособных заемщиков растет. Перед банками, которые получили докапитализацию от АСВ, поставлена задача наращивать кредитные портфели. Поэтому они все сейчас будут днем с огнем искать хороших заемщиков. Рынок будет расти не так сильно, как раньше. А конкуренция будет ой-ой-ой.
Получается, выход все тот же. Говорить с вкладчиками: «ужмитесь, прижмитесь».
Мы же банк государственный. Мы должны приносить клиентам стабильность, надежность. Мы так с клиентами обращаться не можем.
Если мы стали инвесторами и у вас в банке лежало сто рублей — они там и лежат. Только ставку со временем, скорее всего, сделаем по уровню доходности депозитов в госбанках.
А с проблемной задолженностью как работать? Не с утюгом же ходить по заемщикам.
Это точно не наш метод. Но если мы понимаем, что есть сильная правовая позиция, конечно, мы доводим дело до конца. Можно этому не верить, но мы живем, в принципе, в правовом государстве. Да, судебная система порой дает сбои, которые все критикуют. Но эволюционно феномен правового государства у нас возникает. И с помощью судебного производства (а подчас и уголовного) мы предпринимаем шаги, чтобы средства вернуть.
Заемщика, у которого что-то осталось, надо подвигнуть на возврат средств. Уговорами, убеждением.
А что касается долгов физлиц, то самый проверенный способ — своевременно напомнить человеку, что ему необходимо платить.
С 1 октября вступил в силу закон о банкротстве физлиц. Насколько вам это осложнит работу?
Безусловно, к этому закону можно по-разному относиться. И, конечно, он защищает интересы заемщиков. Должен быть баланс на рынке. Понятно, что человек бессилен перед банком, обладающим технологией взыскания денег. Надо ли граждан защищать именно так, а не иначе? Вопрос в стоимости кредитов. Если банкам совсем станет невыгодно кредитовать физлиц, потому что они направо и налево будут объявлять банкротство, то ставка повысится.
Замминистра финансов Алексей Моисеев недавно заявил, что «Роскапитал» может выполнять функцию не только госсанатора, но и банка плохих долгов. В то же время многие экономисты убеждены, что появление такого института лишь затормозит оздоровление и модернизацию экономики. Поскольку все неэффективные предприятия будут просто «сваливаться» на его баланс.
Тут тоже все зависит от деталей. Если свалили все долги и сидят с ними — это, наверное, неправильно. Но совсем другое дело, если у каждого такого предприятия есть план оздоровления, утвержденный профильным министерством или госкорпорацией, которая за него отвечает. Будет жесткий контроль по всем платежам по кредитам со стороны этого самого банка плохих долгов. И наконец, будет механизм, предусматривающий конвертацию долгов в акции, если предприятие все-таки не смогло расплатиться.
Я же работал со стратегическими предприятиями. Многие из них сильно закредитованы. Хочешь не хочешь, но надо баланс расчищать.
Нужен такой же подход, который мы пытаемся пропагандировать при санации банков. Все эти плохие кредиты по максимуму должны уходить в рынок. Но если баланс кривой, то денег никто не даст. Либо даст по такой цене, что через несколько лет государству все равно придется вмешиваться и платить намного больше.
Поэтому банк плохих долгов нужен. Но это не тот банк, который занимается расчисткой балансов других банков. Все плохое скинули в «помойку» и успокоились. Нет.
Нужно оздоравливать тех, кого государство сочтет системно значимыми. И они через какое-то время должны снова выйти на рынок, чтобы их дальше нормально кредитовали.