Когда в Голливуде экранизируют что-то неподъемное, то зовут Джо Райта. Британец ударно адаптировал «Гордость и предубеждение» и «Искупление», а три года назад небанально поставил с Кирой Найтли «Анну Каренину». Теперь же он с помощью 150-миллионного бюджета переосмыслил «Питера Пэна» и рассказал об этом «Ленте.ру».
«Лента.ру»: «Пэн» — ваш самый масштабный и дорогостоящий фильм. Но можете ли назвать его самым трудным?
Джо Райт: Нет, все они были трудными по-своему. Все они как дети — каждый со своими проблемами. С этим проектом было нелегко справиться с технической точки зрения. Передо мной стояла задача сохранить в неприкосновенности саму историю, персонажей и актеров, уберечь их от влияния монструозной студийной системы. Не знаю, совладал ли я, но мне очень понравилось всем этим заниматься. Совсем не ожидал, что работа над этим проектом принесет мне столько удовольствия.
Мы тоже совсем не ожидали увидеть подобное кино в вашем исполнении. Особенно после «Анны Карениной».
Как ни парадоксально, «Пэн» стал, пожалуй, самым экспериментальным фильмом из всех, что я когда-либо снимал. Я с удивлением для себя обнаружил, что мне все это нравится — экшен-сцены, зеленый экран, спецэффекты. А еще знаете, последний раз у меня в кино был хэппи-энд аж 11 лет назад в «Гордости и предубеждении». Поэтому для разнообразия было очень приятно снять что-то с позитивным, оптимистичным исходом.
То есть теперь, когда вы поработали с большим бюджетом, будете подобные студийные проекты щелкать как орехи?
Может, не совсем уж как орехи, но мне понравилось то ощущение свободы, которое я мог себе позволить в данном случае. И несмотря на гигантский масштаб, мне кажется, история в фильме рассказана очень личная и деликатная.
Постойте-ка, но откуда у режиссера свобода в большом студийном проекте?
Да, это очень странно слышать, правда? Но чем больше денег, тем больше возможностей, и не надо высчитывать каждую копейку, экономя на важных мелочах.
Вы в «Пэне» намешали разных жанров — тут и фэнтези, и вестерн, и мюзикл, и военное кино, и фильм о пиратах, и драма о сиротах.
Честно говоря, я не рассматриваю фильмы в рамках принадлежности к тому или иному жанру. Но эту историю я хотел рассказать с точки зрения 11-летнего мальчика. А Питер Пэн — парень сумасбродный и хаотичный, он хотел делать все и сразу. И если самая дикая идея приходила ему в голову, он тут же за нее хватался и воплощал в жизнь. Никакого фильтрования, никакой самоцензуры. И это сильно развязывало нам руки при работе над материалом. Мы могли вставить в фильм абсолютно все, что угодно, и при этом сослаться на Питера — ведь все происходит в его воображении, а мы вообще не при делах! Во время репетиций дети начали петь Smells Like Teen Spirit, и мы подумали: черт, а ведь это круто. Почему бы не оставить это в фильме, хотя мы снимаем вовсе не мюзикл? Или, например, кто-то выдает идею, что птицы в Нетландии должны выглядеть так, будто их сбила машина и они неделю пролежали на дороге. Отлично, не вопрос! Курица в открытом космосе, несущая яйца в невесомости? Класс, берем! Все эти идеи просто витали в воздухе, и нам надо было их собрать, затолкать в этот безумный, дикий коллаж.
Сцена с хоровым исполнением хита группы Nirvana была ураганной, конечно. А потом вы еще и Ramones добавили. Как вообще вам удалось напихать в фильм столько анахронистичных мелодий и не переступить черту, за которой все уже превращается в неприглядный трэш?
Черт его знает. Я поначалу переживал, что мне не удастся выдержать фильм в единой тональности. А потом махнул рукой и думаю: «Ну и хрен с ним!» Я раньше пытался делать кино, выдержанное в единой тональности. Но, если честно, оно никогда таким не получается в любом случае. Так почему бы не довести это до абсурда? Вообще, главная фраза, чаще всего звучавшая при работе над этим фильмом, — «Почему бы и нет?» Ну, правда, зачем сдерживаться, когда можно многое себе позволить?
Фильм в целом напоминает один большой кислотный трип. Не в последнюю очередь благодаря ярким до боли в глазах цветам.
Да, цветовая гамма очень важна для этой истории. Как я уже говорил, я пытался все показать сквозь призму восприятия 11-летнего ребенка. А цвета, что обычно используются в современном фэнтези — серый, синий, зеленый, вся эта мрачность и реалистичность, — они очень не детские, скорее тинейджерские. Они громко заявляют о крутости, а я стремился сделать нарочито «антикрутой» фильм. До неприличия яркий и вырвиглазный. Когда мы только начали работать над художественным оформлением, мы подрядили фэнтези-иллюстраторов нарисовать нам концепты. И все как один сделали это в приглушенных тонах. Было сложно вытрясти из них какие-нибудь цвета — розовый, синий, желтый, пурпурный. Но когда они осознали, что единого стиля у нас нет, их уже было не остановить. Как я понял, каждый фэнтези-иллюстратор в душе немножко Энди Уорхол.
Откуда взялся образ Хью Джекмана? Он совсем не выглядит как нормальный человеческий пират. Скорее похож на вампира.
Я думал над тем, как можно сделать пиратов максимально не похожими на тех, что мы видели в «Пиратах Карибского моря». Изучил множество фотографий, и среди них была одна с изображением повстанцев из Сьерра-Леоне. Они носили странные женские одежды, яркие парики, огромные ожерелья — все это было призвано пугать врагов. И они действительно выглядели устрашающе! Мне показалось, что пираты, одетые в женские одежды — отличная идея. Только чтобы они выглядели не как трансвеститы при этом, а мужественно и по-хулигански. Когда мы обсуждали, кого можно пригласить на роль Черной Бороды, всплыло имя Хью. Мы предложили это его агенту, на что получили самый неожиданный из всех возможных ответов: «Хью всю жизнь хотел сыграть пирата». Вот это я называю попаданием в яблочко! А уже потом, когда Хью был утвержден на роль, у Черной Бороды появились детали в виде парика Марии Антуанетты, доспехов Людовика VI, кружевного гофрированного воротника елизаветинской эпохи и дизайнерских брюк от Йодзи Ямамото. Такой вот странный микс разных времен и культур.
Вы вообще часто читали «Питера Пэна»? И нравился ли он вам?
Я много раз перечитывал книгу о Питере Пэне, и мир, созданный Джеймсом Барри, всегда казался мне очень странным и занимательным с точки зрения психологии. Недаром он современник Зигмунда Фрейда. Его проза намного глубже и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Она работает на нескольких уровнях восприятия — взрослым нравится одно, детям другое. Как и должно быть с лучшей детской литературой.
Есть ли у вас любимые книги, которые еще не успели экранизировать?
Хм, не думаю. Почти все достойные книги так или иначе уже нашли дорогу на экран. Другое дело, что некоторые из них нуждаются в новых адаптациях. Я всегда хотел взяться или хотя бы увидеть в чьем-нибудь исполнении обновленную версию «Площади похмелья» Патрика Хэмилтона. Свежая экранизация также необходима роману «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Только нужна по-настоящему хорошая версия, а не фиговая. Эту книгу очень легко запороть.
Возьмитесь сами, чтобы уж наверняка.
Может, и возьмусь, кстати! Хотя я с такой же вероятностью, что и кто-то еще, способен снять фиговую версию. Было бы очень обидно.
Вы помните как, когда и почему перестали верить в сказки?
Никогда не переставал. Верить в сказки очень важно. Причем, им необязательно проявляться в какой-то объективной реальности. Они формируются внутри нас как идеальное средство для эскапизма. Как сказал однажды ваш великий соотечественник Тарковский, кино должно отражать внутреннюю действительность, а не внешнюю. Так что кино и вообще нарративное искусство — это и есть наши с вами взрослые сказки, в которые мы так беззаветно верим.
«Пэн: Путешествие в Нетландию» в прокате с 8 октября