Первая русская революция сломала все стереотипы. Она явно не задалась и посмеялась над всеми своими творцами. Но при всех неудачах уцелело главное ее произведение — Манифест 17 октября и введенный им законодательный парламент. Столь далекие от исторических устоев российской государственности, они канули в Лету лишь с самой трехсотлетней монархией в 1917 году. О событиях того времени рассказывает кандидат исторических наук Федор Гайда.
В ХХ столетие Россия ворвалась со скоростью паровоза, летящего во весь опор по дороге с крутыми поворотами. Выход на первое место в мире по темпам промышленного роста, ставка на дешевые рабочие руки привели к неизбежному — постоянно растущему забастовочному движению. Типичная российская стачка была краткосрочной, но широкомасштабной — как и положено крестьянскому бунту: обычный русский рабочий был «пролетарием» лишь в первом поколении. Деревня, переживавшая демографический всплеск, в свою очередь, столкнулась с острейшим малоземельем, что толкнуло крестьянские общины взяться за вилы. С 1902 года неожиданно для властей начались сельские «иллюминации» — поджоги и разграбления помещичьих усадеб.
«Неспокойная» ситуация требовала ответных мер, и уже не только административных. Со времени Александра III хорошим тоном в правительстве стало полное отрицание необходимости любого взаимодействия с «образованной общественностью». Полный запрет на политическую активность и жесткая цензура не снимали проблему — наоборот, провоцировали радикализм и подполье. В результате выросло целое поколение, имевшее хорошее университетское образование и высокую самооценку, но при этом не получившее никакого политического опыта, закисшее в тихой заводи «непримиримой оппозиционности».
К 1905 году общая ситуация в стране, усугубленная военными неудачами на Дальнем Востоке, сплелась в единый фатальный узел. Разрубить его охотников было много, да только с самим узлом могла быть разрублена и вся страна. Попытки идти на уступки умеренному крылу оппозиции, предпринятые министром внутренних дел князем Петром Святополк-Мирским, привели к печальным результатам. Оппозиция почуяла слабину власти, усилила давление и потребовала кардинальных политических реформ — не только расширения прав местного самоуправления, но и законодательного парламента и всеобщего избирательного права. Стоит отметить, что нигде в мире избирательные права в таких масштабах на общенациональном уровне еще не были введены. Впервые это будет сделано в 1913 году в Норвегии, в 1915-м — в Дании. Третьей страной в 1917 году станет Россия — только это ей не поможет.
Организованный в конце 1904 года оппозиционный протест ввел власть в оцепенение. Произошедшие затем события Кровавого воскресенья 9 января 1905 года были успешно осуществленной провокацией. Жертвами ее стали и брошенные на солдатские цепи рабочие, и власть, загнанная в политический тупик. Провокация удалась — вслед за политическим противостоянием начал раскручиваться маховик насилия.
Забастовки и аграрные беспорядки стали будничным явлением. Терроризм из первоочередной новости превращался в модное и повседневное занятие скучающих гимназистов и курсисток. Повсеместно создавались партийные ячейки социалистического и анархического толка. Либералы приветствовали «друзей слева» и считали революционный террор той мерой, которая поможет самим либералам добиться смены политического строя. Несмотря на запрет партийной деятельности, 12 октября открылся учредительный съезд конституционных демократов (кадетов) — основной оппозиционной силы.
Правительство шло на частные уступки. В феврале 1905 года было обещано введение законосовещательной Государственной Думы. 17 апреля, на Пасху, была провозглашена веротерпимость. Должного эффекта это не приносило — власть была исполнена надежд, что настоящими смутьянами являются верхи общества и уступки нужно делать именно им, но общая картина была намного сложнее. В октябре страну парализовала всеобщая стачка. Встали железные дороги, заводы, типографии. Политическая гомеопатия уже не действовала.
К этому времени из американского Портсмута, где был подписан русско-японский мирный договор, вернулся Сергей Витте. Удостоенный графского титула за удачно проведенные переговоры, он теперь был готов спасать Россию от революции. Два года назад Витте был лишен ключевого поста министра финансов и отправлен на почетную пенсию. Занимаемый им с 1903 года пост председателя Комитета министров был сродни месту свадебного генерала.
Сергея Юльевича это совершенно не устраивало — и теперь перед ним открывались невероятные возможности. Будучи всесильным минфином, Витте являлся сторонником неограниченного самодержавия, поскольку в таком случае получал прямой доступ к августейшему уху. После своего смещения Витте жаждал радикального усиления полномочий главы правительства — а сделать это можно было, лишь создав противовес самодержавию в лице парламента. По этому пути Сергей Юльевич и пошел.
В начале октября им был составлен всеподданнейший доклад, в котором обозначалась альтернатива дальнейшей политики: установление военной диктатуры или масштабные политические реформы. При реализации первого варианта Витте уходил в тень, а диктатором предлагалось назначить великого князя Николая Николаевича — дядю Николая II. Великий князь имел авторитет в глазах царя и консервативных кругов, но в создавшейся ситуации не имел достаточной решимости принять на себя полноту ответственности. По столице ходили слухи, что он угрожал застрелиться, если бы его царствующий племянник не пошел на реформы.
Расчет Витте полностью совпадал с великокняжеским. Но какие реформы предстояло провести? При подготовке соответствующей программы Сергей Юльевич встретился с известным ему рабочим-типографщиком Ушаковым. Начитавшийся книжек представитель «рабочей аристократии» был убежден, что требования либералов вполне созвучны запросам рабочей массы. О чем же еще мечтать рабочим, как не о законодательном парламенте?
Консультации и согласования в верхах продолжались до 17 октября. В этот день наступала семнадцатая годовщина памятной катастрофы в Борках. В 1888 году царский поезд потерпел крушение, превысив скорость на опасном перегоне. Императорская фамилия чудом осталась цела. Витте, служивший тогда молодым инженером-путейцем, заранее предупреждал о подобной опасности. С этого и началась его стремительная карьера. Теперь Витте опять выступал спасителем. Именно в этот день Николай II и подписал знаменитый манифест.
Для устранения «опасной для государства смуты» населению даровались «незыблемые основы гражданской свободы», такие как неприкосновенность личности, свобода совести и слова, право на собрания и создание партий. Государственная Дума получала законодательные полномочия. Избирательными правами наделялись те «классы населения», которые ранее были их вовсе лишены, причем предполагалось «развитие начала общего избирательного права». Несмотря на обтекаемость формулировок, этот документ включал в себя основное требование либералов.
Манифест, о подписании которого знало лишь несколько человек, обрушился на страну как летний град. Улицы заполнились ликующими толпами под красными знаменами. Полиция не вмешивалась, поскольку не имела никаких инструкций, как действовать в новых обстоятельствах. Через несколько дней на улицу вышли совсем иные толпы — с хоругвями и триколорами. Черносотенцы шли спасать поруганное и преданное генералами царское самодержавие. Произошли массовые стычки. Полиция опять не вмешивалась. Таким образом, уже в первую неделю неожиданно провозглашенная свобода оказалась для населения на удивление многоликой и зачастую весьма обременительной.
Не чувствовал обременения лишь граф Витте, для которого наступал настоящий звездный час. Назначенный председателем Совета министров и получивший возможность сформировать кабинет, Сергей Юльевич был уверен, что росчерком пера революция закончилась. Теперь оставалось сговориться с либеральной оппозицией, ввести ее представителей в состав правительства, организовать думские выборы и начать историю России с чистой страницы.
Каково же было его удивление, когда оппозиция оказалась гораздо менее сговорчивой, чем государь император! Манифест был оглашен в разгар проходившего съезда кадетской партии. Конституционные демократы расценили новую уступку положительно, но посчитали ее недостаточной. На повестке дня стояла всеобщая политическая амнистия, включая террористов. Во время переговоров с Витте кадеты отказались войти в состав правительства, потребовав от него организовать выборы в Думу и сложить всю власть к ее ногам. Большего оскорбления для графа нельзя было и помыслить.
Власть опять осталась в одиночестве. Умеренные либералы не торопились ее поддерживать, не чувствуя за собой никакой опоры. Революция продолжала набирать обороты. Манифест не решал никаких социальных проблем, которые для большинства населения страны были основными. Через полтора месяца правительству Витте пришлось подавлять вооруженное восстание в Москве.
Крестьянские волнения продолжались до тех пор, пока 9 ноября 1906 года не вышел указ о свободном выходе из общины и не началась столыпинская аграрная реформа. Кадеты победили на выборах в Первую Думу, но через 72 дня работы она была распущена. Попытки поднять страну на акцию протеста против роспуска ни к чему не привели. Такова диалектика русской революции.
17 октября 1905 года император ограничил собственные законодательные полномочия в пользу народного представительства. Через полгода в опубликованных Основных государственных законах царская власть уже не определялась как «неограниченная», что было традицией еще с Петровских времен. Но по отношению к ней сохранялось понятие «самодержавная». Что означала эта оговорка, оппозиционерам окончательно стало ясно лишь с выходом Манифеста 3 июня 1907 года, символически завершившим Первую русскую революцию.
Первоначальным значением слова «самодержавие», введенного при объединителе России Иване III, было «суверенная, независимая власть». Оставаясь самодержцем, император сохранял за собой суверенное право пересмотра дарованной конституции. Либералы и социалисты, прошедшие в Государственную Думу, сделали все для того, чтобы закон о выборах был вскоре пересмотрен не в их пользу. Но иное дело — Манифест 17 октября. Впоследствии Николай II считал Витте не заслуживающим доверия политиканом, а подписание манифеста — проявлением слабости. Однако кардинального пересмотра положений данного документа так и не произошло. Пожалуй, это главный аргумент в пользу его исторической значимости.
Материал предоставлен журналом «Живая история», №5, октябрь, издается Музеем современной истории России.