Американская группа Limp Bizkit начинает большой российский тур, в ходе которого титаны рэп-метала выступят не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в Хабаровске, Пензе, Самаре и еще дюжине городов. «Лента.ру» поговорила с лидером группы Фредом Дерстом о безграничной любви к России, силе русского алфавита, а также о Дэвиде Финчере и о том, кого Limp Bizkit хотят видеть среди своих слушателей.
«Лента.ру»: Два года назад у Limp Bizkit был тур по России. Но нынешние гастроли удивляют своим размахом.
Фред Дерст: Да, это, может быть, самый большой тур западного артиста по России, и уж точно самый большой для нас. Мы охватим 20 городов, побываем в Сибири. Я люблю Россию, и это по-настоящему. Я влюбился в Россию, когда познакомился с ней. И чем больше я бываю здесь, чем больше я встречаю людей, тем больше люблю вашу страну и тем больше я хочу ее видеть. И я рад, что Limp Bizkit позволяет мне ее узнавать. Столько удивительных городов, столько разных мест... Россия такая огромная — Америка по сравнению с ней небольшая страна.
Чем лично для вас русские гастроли отличаются от тура по Америке?
Большая разница в том, что Россия — гигантская. Расстояния между городами очень большие. Автобус тут не поможет, так что мы летим на самолете. И все оборудование везем на самолете. В Америке мы не стали бы этого делать, мы бы воспользовались автобусом. Человеческие эмоции, страсти в России очень сильны. Люди здесь очень благодарные, любознательные. В Америке энтузиазм уже не тот. СМИ создают интересную полемику между нашими странами. Я американец, и могу сказать, что многое из того, что говорится с обеих сторон, не имеет отношения к реальности. Я могу быть и тут, и там, но не у каждого есть такая возможность — посмотреть с обеих сторон. И мы, Limp Bizkit, стараемся помочь соединить эти стороны. Надеюсь, что через нас люди на Западе смогут увидеть, какие удивительные и прекрасные люди живут в России. Мы все живем на одной планете, в конце концов.
Обычно говорят, что русская публика на концертах долго раскачивается, разогревается...
Знаете, у Limp Bizkit с публикой взаимопонимание происходит без каких-либо слов, с первых аккордов начинаются танцы, прыжки. Так у нас всегда. Я не заметил скованности. Это трудно объяснить. Это просто Россия.
Я повторяю своим друзьям: «Когда ты в России, ты не то чтобы ведешь себя по-русски, ты просто русский. Ты должен быть русским». И в этом нет никакого усилия, ты не то чтобы меняешься внутри, ты просто становишься частью всего этого. Но ты чувствуешь себя совершенно по-другому. Первое, на что ты обращаешь внимание, — это алфавит, кириллица. Кириллица — это нечто очень мощное. Очень сильное. Она выглядит иначе, она притягивает взгляд. Когда ты видишь китайские иероглифы, ты не думаешь о чем-то сильном. Но когда видишь русские буквы, ты думаешь: в них что-то зашифровано, это как какой-то код.
Я женат на русской девушке. И я постепенно знакомлюсь с русским языком, слушая русскую речь, глядя на слова. Так что я знаю много букв и всего такого, но это все еще непросто для меня. Впрочем, McDonald's найти несложно — логотипы полезная штука.
Вы сняли два художественных фильма как режиссер. Собираетесь ли продолжать заниматься кино? Чем именно вам интересна режиссерская работа?
У меня страсть к кино. Я с детства хотел снимать фильмы и, конечно, буду продолжать это делать. Насчет телепроектов в России у меня есть планы. Мне нравится процесс и нравится конечный продукт — фильм. Это так сильно — у тебя есть возможность смотреть на жизнь глазами другого человека. Это чудо, это невероятно! Делать кино — это как собирать огромный пазл. Части соединяются в единое целое. И это чудо, когда фильм получается хорошим, и он работает, потому что для того, чтобы он получился, требуется очень много всего. Понимаю, что сегодня можно просто вытащить свой телефон и снять им кино. И это очень клево. Но фильмы, которые мне интересно делать, — это сложные фильмы. Даже то, что выглядит просто, сделать сложно. Мне нравится процесс и то, как соединяются разные вещи, помогая зрителю почувствовать, что именно я стараюсь передать.
Есть ли что-то общее в том, чтобы играть в группе и работать со съемочной бригадой?
Определенно, это разный опыт. Особенно когда ты — объект внимания, когда множество людей наблюдает за тобой во время выступления. Тогда, бывает, я скучаю по тем ощущениям, которые дает работа над фильмом. На сцене я развлекаю людей, тогда как в кино — не я, а мой фильм делает это. Когда я делаю кино, я могу отступить в сторону, еще отойти, как бы спрятаться в тень. А когда ты выступаешь — ты именно что выступаешь, то есть делаешь шаг вперед в направлении людей. В этом случае ты сам и есть тот фильм, который смотрят.
Мне очень нравится выступать. Я считаю, что я просто посланник, посредник. Сам по себе я ничто, я посредник, передающий чувства другому человеку, которого я, может быть, вовсе не понимаю. Это нечто большее, чем знает мой ум.
Limp Bizkit — очень физический, очень агрессивный опыт. Эта музыка появилась потому, что всю жизнь я был жертвой издевательств, агрессии, бесконечных наездов и унижений. И когда я дорвался до микрофона и начался Limp Bizkit — все это было для того, чтобы дать отпор людям, которые мучили меня. Это был способ постоять за себя. Limp Bizkit — это аутсайдер, жертва, которая поднимает голову. Вот мое назначение.
Со временем вы уже не можете контролировать то, какие люди слушают вашу музыку. Иногда ты видишь, что это люди, которые чувствуют себя так же, как ты сам, ты видишь, что этот человек — тоже жертва. И наша музыка — для них. Она дает им силы встать, выпрямиться. А бывают и другие люди — они слышат в нашей музыке что-то свое, что-то совершенно другое, они абсолютно не понимают того, что мы чувствуем. И мне приходится просто отстраниться от этого, я не могу нести ответственности за то, как моя музыка воспринимается. Диковато смотреть на то, как быки и гопники слушают Limp Bizkit. Я скорее хотел бы играть для аутсайдеров, жертв — людей, у которых есть боль, которых бьют и обижают. Я хотел бы дать им какое-то время побыть счастливыми, расправить плечи. Вот как я хотел бы, чтобы все было.
Limp Bizkit собирается выпустить новый альбом. Уже известно его название — Stampede Of The Disco Elephants («Массовое паническое бегство дискослонов»). Это не шутка? Кто такие «дискослоны»?
Есть некая сила в словах «паническое бегство» — относятся ли они к людям или быкам. Картина, когда животные или люди огромной массой несутся по холмам, наводняя улицы городов — у меня появилось такое видение: образ слонов, сделанных из дискотечных шаров. Какой это должен быть звук, когда они несутся? Этот звук — очень сильный, мощный и в то же время фанковый. Под него можно танцевать, в этом есть ритм. Музыка этого альбома будет звучать так же, как заглавие. Так же, как это звучит и выглядит в моей голове. Надеюсь, что будет так.
Когда выйдет альбом?
Как только закончим, так сразу и выйдет. Я уже почти записал вокал. Мы выпускаем альбом только тогда, когда понимаем, что он действительно готов. Мне все равно, кто там что говорит или ждет. Я не делаю альбомы для кого-то другого. Я делаю их для себя. Как только вижу, что могу верить в этот материал, тогда публикую его. В общем, с этим новым альбомом мы очень близки к тому, чтобы его выпустить. Но когда именно? Мне и самому интересно, когда это произойдет.
Возвращаясь к кино — говорят, вы друзья с Дэвидом Финчером?
Да, я и сейчас с ним работаю — собираюсь снять фильм, который он будет продюсировать. Это будет картина об уникальном человеке Дэнни Шугермане, который в юности познакомился с Джимом Моррисоном, а затем стал менеджером The Doors. С его помощью слава The Doors росла даже после смерти Джима. У меня давно была эта идея: показать историю их отношений с 13 до 17 лет. Один из продюсеров — Ориен Уильямс, он работал на фильме Control про Иена Кертиса. Вам нравится Joy Divison? Мне — очень. Сейчас мы работаем над сценарием, я показал его Дэвиду Финчеру. Иногда нужно столько времени, чтобы сделать что-то, просто безумие.
А почему вы решили снимать фильм про Дэнни Шугермана?
Ориен Уильямс мне сказал: «Прочти эту книгу». Я прочитал автобиографию Шугермана Wonderland Avenue («Авеню Страны Чудес») и пришел в восторг. Это потрясающая книга. Я сказал: «Я хотел бы снять по ней фильм. Я свяжусь с моим другом Дэвидом Финчером». И Дэвид ответил: «Отлично, я бы тоже занялся этим». Дэвид очень крутой, особенный человек, очень мудрый. Находиться рядом с человеком такого ума — большая честь. Но кроме того он еще и просто офигенный парень.
Limp Bizkit повлияла на многие русские группы. Вы слушаете русский рок или русский рэп-метал?
Естественно, я слышал русские группы, встречался с русскими музыкантами. Скажу так: мы похожи. Мы хорошо понимаем друг друга, у нас есть общая страсть к тому, что мы делаем. Иногда русская рок-музыка сильно отличается от западной, иногда очень похожа — строится на тех же чувствах. Чем больше я знакомлюсь с русскими артистами, тем больше убеждаюсь, что современные артисты звучат похоже по всему миру. Но в России есть много традиционной музыки, уникального звучания, которого нет в Америке. В Америке, может быть, есть кантри, но это не одно и то же. История России такая большая и глубокая — Америка очень молода в сравнении с нею. Иногда я ощущаю это в музыке, но сегодня это хип-хоп, рок, поп, электронная музыка — в России всего этого столько же, сколько и везде. Одни русские артисты поют по-английски, другие держатся родного языка, но чувства в музыке те же.