О Domaine Burnier, расположенном между Анапой и Новороссийском, до недавних пор мало что знали даже опытные эксперты. Его вина не попадали на открытые дегустации и никогда не участвовали в конкурсах. Кажется, впервые всю линейку можно было попробовать лишь на Всероссийском саммите виноделов, который недавно прошел в Абрау-Дюрсо. Само хозяйство существует уже полтора десятилетия, но все эти годы развивается как будто в параллельной плоскости. «Ленте.ру» наконец удалось побывать на одной из самых загадочных виноделен страны.
Дорога, ведущая к хозяйству на окраине станицы Натухаевская, неуловимо напоминает о Тоскане с ее ухоженными виноградниками на мягких холмах и уютными домиками в тени зеленых деревьев. Только вместо стройных кипарисов и оливковых рощ здесь растут могучие серебристые тополя.
Вокруг ни души. За холмом примерно на семьдесят километров раскинулся нетронутый лес, а перед домом до окраины станицы простирается чистое поле. Въезд на территорию винодельни строго охраняется, без предварительной договоренности сюда не попасть. Хозяева не любят незваных гостей. Впрочем, где их любят? Попадая за ворота, буквально оказываешься в другом мире. Мире, который живет по своим правилам. Мире, который живет в другом ритме. Мире, в котором комфортно его хозяевам — Рено и Марине Бюрнье. Он — швейцарец, она — русская, но на самом деле их не разделить. Здесь все так.
Формально история хозяйства началась в конце 1990-х, когда супруги Бюрнье стали подыскивать на Кубани подходящее место для винодельни. Но сама идея родилась у Рено намного раньше. Происходивший из семьи потомственных виноделов, он и сам в юности изучал энологию в известном швейцарском коллеже Шанжэн. Именно там от своего учителя он впервые услышал о долгой винодельческой традиции и уникальном терруаре Северного Причерноморья, о котором почти ничего не знают на Западе.
Что в конечном счете определило выбор жизненного пути — рассказы наставника, личные амбиции или русская красавица-жена — сегодня уже неважно. Важно, что в 2001 году господин Бюрнье, швейцарец до мозга костей, рискнул перебраться из абсолютно благополучной, уютной, буржуазной Швейцарии в Россию с ее экономической неразберихой, бандитским произволом и еще не зажившими рубцами гражданской войны, и создал винодельческий проект с абсолютно европейским профилем. Собственно Domaine Burnier, да еще «Шато ле Гран Восток», появившийся по соседству примерно в то же время, стали первыми принципиально новыми хозяйствами, с которых, по сути, началась современная история российского виноделия. Это уже потом появились «Гай-Кодзор», «Лефкадия», «Вилла Виктория», «Uppa Winery», «Винодельня Ведерников», «Усадьба Дивноморское» и другие знаковые винодельни, задающие сегодня тон в отрасли. А тогда равняться было не на кого.
«Сначала пойдем на виноградники, — говорит Рено. — Все самое главное начинается именно там». Поглаживая лозу, он подробно рассказывает, сколько времени и сил было потрачено на поиски подходящего места, на изучение почв и микроклимата, на бесконечное согласование документов, на покупку участка. Но усилия себя оправдали. Все начиналось с 17 гектаров, сегодня общая площадь хозяйства примерно в четыре раза больше, и львиную долю, конечно, занимает виноградник.
«На этом месте при советской власти уже рос виноград, а еще были фруктовые деревья. Но после распада СССР землю совершенно забросили. Такого терруара, чистого и вдобавок хорошо отдохнувшего, в Европе не найти даже за очень большие деньги. Нам повезло», — рассказывает Рено.
Под лозой у Бюрнье 49 гектаров, сотни стройных рядов на пронизанных солнцем юго-западных склонах. У подножья больше глины, на вершине почти сплошной мергель. «На глинистых почвах хорошо себя чувствуют красные сорта, — поясняет Рено. — А мергель — раздолье для белых. Во-первых, камни за день напитываются теплом и потом всю ночь продолжают греть лозу. А во-вторых, в ягоде концентрируется минеральность». В винах Бюрнье все это есть — и мягкая фруктовая спелость, и тонкая минеральная нотка.
На виноградниках нашлось место для десятка международных сортов, популярных и не очень. Вопреки ожиданиям, здесь нет горячо любимой швейцарцами Шаслы, зато есть милый русскому вкусу Красностоп Золотовский. Его лозы появились у Бюрнье в числе первых. Рено вывез их из Новочеркасска в 2003-м, затем расширил посадки за счет уже собственных саженцев. Сегодня мало у кого на Кубани найдется районированный и вполне зрелый донской автохтон, а не анапский гибрид.
Сама винодельня аккуратно вписана в окружающий ландшафт. Широкими окнами смотрит на долину. Склоном холма укрывает часть погреба. Виноград поступает под пресс спустя несколько минут после сбора. Сусло не перекачивают насосами, а переливают из емкости в емкость, используя естественную гравитацию. Берегут от перегрузок и стресса, как младенца.
Бюрнье придерживаются принципов органического виноделия, предполагающего максимально уважительное отношение к окружающей природе. На виноградниках используется минимальное количество удобрений и практикуется только ручной сбор. А на самой винодельне, построенной с использованием особых энергоемких материалов, установлены современные энергосберегающие системы и прочие технологические премудрости. Одним словом, на русскую почву перенесено все то, что уже давно и прочно укоренилось в передовых хозяйствах Европы.
Вина Бюрнье по стилистике существенно отличаются от всего, что делают на Кубани. По общей направленности они ближе к южноевропейским винам, особенно итальянским. Есть отличия и производственные. Рено принципиально не выпускает на рынок молодые вина, настаивая на необходимости долгой выдержки в бутылке. Сегодня, пожалуй, ни одно другое российское хозяйство не может похвалиться тем, что продает вина не моложе четырех-пяти, а то и шести лет на регулярной основе. Каберне фран, каберне совиньон и мерло, представленные соло, получаются насыщенными, полными и глубокими. Белые сорта пока работают в купажах. Исключение составляет только Шардоне — Рено наконец рискнул выпустить его в чистом виде. В недалеком будущем подобная судьба с большой долей вероятности ожидает Пино Блан — сорт все еще недооцененный во всем мире, но на Кубани демонстрирующий весьма убедительный результат.
Последние годы своеобразной лакмусовой бумажкой для отечественного виноделия стал Красностоп. Многие хозяйства, большие и маленькие, начали с ним активно работать. Интерес к Красностопу связан с настойчивым поиском национальной винной идентичности. Вероятно, именно этот сорт в ближайшем будущем имеет все шансы занять в России то же место, которое сегодня принадлежит Мальбеку в Аргентине, Карменеру в Чили, Зинфанделю в Калифорнии, Пинотажу в ЮАР или Ширазу в Австралии.
Стилистические параметры вин из Красностопа до конца не понятны. Во всяком случае, разница между тем, что производят, например, на «Винодельне Ведерников» в долине Дона или в «Шато ле Гран Восток» на Кубани, очень велика, и она определяется отнюдь не только терруаром, но также возрастом лоз, длительностью бочковой выдержки, использованием разных типов бочек и т.д.
Красностоп от Бюрнье, поживший в бутылке пять-семь лет, демонстрирует в аромате яркую доминанту спелого кизила, оттененную нотками черешни, терна и специй. Во вкусе он на удивление гладкий и ровный, с мягкими, отполированными танинами, несмотря на всю их могучую и выразительную фактуру. Строго говоря, с этим вином пока нечего сравнивать. Первый винтаж резервного красностопа от «Винодельни Ведерников», хорошо известного ныне отечественным винолюбам, датирован 2010 годом, но в продаже его уже давно не найти. Соответственно, невозможно оценить его эволюцию. Про остальные хозяйства и говорить нечего. Пока мы имеем много молодых вин с неясной перспективой на будущее. Но вполне может статься, что именно то вино, которое зреет сегодня в погребах швейцарского хозяйства на кубанской земле, станет эталонным российским красностопом.