«Лента.ру» продолжает цикл интервью о недавнем прошлом нашей страны. Вслед за перестройкой мы вспоминаем ключевые события и явления 90-х годов — эпохи правления Бориса Ельцина. В первой части беседы кандидат географических наук, создатель аналитической группы «Меркатор» Дмитрий Орешкин поделился своим мнением о достоверности результатов президентской кампании 1996 года. Во второй части интервью он рассказал о региональных особенностях голосования на парламентских выборах 90-х годов.
«Лента.ру»: Можно ли считать парламентские выборы 1993 года и 1995 года честными и свободными?
Орешкин: Результаты говорят сами за себя. В 1995 году убедительную победу одержали коммунисты — им досталось 35 процентов депутатских мандатов. Когда же в 1993 году первое место неожиданно занял Жириновский со своей партией (23 процента), это вызвало шок в политической элите, которая в ночь подведения итогов голосования собралась в Кремле, чтобы с помпой отметить «начало нового политического года».
Это когда из уст философа Юрия Корякина прозвучало знаменитое «Россия, ты одурела»?
Да-да. Только на самом деле тогда не страна одурела, а московская прогрессивная интеллигенция, искренне полагавшая, что вся Россия должна думать так же, как она. Тут вдруг оказалось, что 23 процента уважаемых соотечественников готовы проголосовать за любого шута горохового, лишь бы он нес льстящую их самолюбию пургу. Такого результата в Кремле уж точно не планировали, да и республиканские элиты ни за что не стали бы дуть ему в паруса. Значит, волеизъявление народа подсчитали честно — уж какое оно есть.
Извините, другого народа у нас для товарища Корякина не нашлось. Народ имеет право на ошибку — при условии, что у него в руках остается инструмент для ее исправления через несколько лет. Своих соотечественников и свою страну надо уважать и принимать такими, какие они есть, а прогрессивная столичная общественность тогда этого не понимала.
Да она и сейчас это не особенно понимает.
Конечно, московская публика и поныне убеждена, что Россия — это такая же Москва, только шибко большая и весьма недоделанная. На самом деле у нас в стране есть территории, чрезвычайно далекие от московских представлений о демократии, но зато близкие к туркменским. И что с ними делать? Настоящая Россия намного сложней и разнообразнее, это я могу сказать как географ.
Тогда скажите как политолог, почему Жириновский в декабре 1993 года одержал такой успех?
Жириновский очень яркий и очень талантливый популист, который всегда умел сказать то, что от него хотят услышать. В 1993 году он «на новенького» успешно оседлал почти весь вульгарно-националистически настроенный электорат, имевшийся на ту пору в России. Потом он изрядно поднадоел, и уровень его поддержки закономерно сполз до стандартных 10-15 процентов. Вот, кстати, о естественном исправлении народных ошибок, если для этого есть механизм. Феномен Жириновского помогает понять география голосования: на Дальнем Востоке у него и его партии поддержка всегда была на несколько процентов выше.
Почему?
Наш Дальний Восток по системе ценностей немного похож на американский Дикий Запад: нарочито крутые парни, потомки каторжников, казаков, охотников и золотодобытчиков. Таким людям типаж Жириновского близок: прикольный, резкий, с понтами, но и с юмором.
Кстати, типаж Путина тоже из этого разряда, и он Жириновского понемногу затмил. Когда народные голоса еще считали честно, наблюдалась любопытная тенденция: ЛДПР наибольших успехов постоянно достигала в приграничных регионах (Дальний Восток, Мурманская область, Псковщина). Видимо, это проявление некоторого фронтирного напряжения: романтика, амбиции, обиды, желание утереть нос соседям.
Какие выборы в 90-х годах были самыми свободными и конкурентными?
Парламентские выборы в 1999 году, когда схлестнулись сразу три элитные группировки, имевшие собственный административный и финансовый ресурс. Это были старая коммунистическая номенклатура Зюганова (КПРФ), молодая капиталистическая номенклатура Путина и Березовского («Единство») и региональная номенклатура с «тяжеловесами» Лужковым, Шаймиевым, Рахимовым и «паровозом» в лице Примакова («Отечество — Вся Россия»).
Один из тогдашних высокопоставленных руководителей администрации президента рассказывал мне, как в большой спешке строилась первая тройка предвыборного списка «Единства». Теоретически решили, что непременно должен быть прогрессивный представитель национальных меньшинств (назначили Шойгу), непримиримый борец с коррупцией (назначили Гурова) и еще простая русская «женщина-мать». Но вот с ней, как назло, заколодило — олимпийских чемпионок в Думу тогда еще не было принято приводить, а других персонажей не нашлось. Думали-думали, и в итоге взамен «женщины-матери» назначили простого русского чемпиона по борьбе — Карелина из правильного города Новосибирска.
Формальным победителем осталась КПРФ (24 процента), но это был явный шаг вниз по сравнению с 1995 годом. Стремительно изготовленное на коленке «Единство» благодаря безудержному использованию телевизионного террора (вспомним телекиллера Доренко) уверенно потеснило соперников, набрав целых 23 процента.
Лужковско-примаковское «Отечество — Вся Россия» (ОВР), несмотря на весь свой административно-фальсификационный ресурс, с 13 процентами осталось далеко позади. Позже, уже при Путине, эти враждующие властные группировки сольются в экстазе, объединившись в «Единую Россию». Кроме этого в Думу прошли СПС, ЛДПР и «Яблоко». Чего-чего, а конкуренции тогда хватало.
Говорят, что выборы 1999 года были самыми грязными по методам борьбы с соперниками.
Я бы сказал: по публичному проявлению грязных методов. Тут есть два аспекта. Во-первых, только наивный человек может считать закулисное удушение конкурента более чистой и благородной процедурой, нежели прилюдное макание его мордой в торт, тем более, если и у него есть возможность ответить. Во-вторых, выборы — по определению острый конфликт интересов, наверно, самый острый из всех возможных (если, конечно, не брать в расчет войну). Стилистика разрешения подобных конфликтов всегда на грани, а часто даже за гранью.
Грязные методы — оборотная сторона политической конкуренции. Идея устранить электоральную конкуренцию, чтобы не видеть грязи, — вульгарный самообман. Выборы 1999 года, вместе с их очевидными недостатками, были последними, когда результат не был заранее предрешен. Что, выборы в путинскую эпоху стали более чистыми? Если только снаружи, для дураков.
Конечно, Доренко на ОРТ мочил Лужкова с Примаковым самым бессовестным образом. Но у тех тоже были свои телеканалы — НТВ и ТВЦ, — которые вели свою пропаганду, хотя и не столь разухабистую. Боссы ОВР сделали ставку на старый, добрый, понятный административный ресурс в сверхуправляемых регионах со «своими» губернаторами от Ингушетии до Башкирии. Агитация в средствах массовой информации имела для них второстепенное значение, и это было серьезной ошибкой. Кремль победил, поскольку воспользовался новым эффективным методом предвыборной борьбы — тотальной телевизионной пропагандой.
Вы упомянули, что Дальний Восток всегда тяготел к партии Жириновского. Что можно сказать о других региональных различиях по предпочтениям избирателей?
Сейчас анализ электоральной географии в значительной степени утратил смысл: территориальные цифры отражают не что-то глубинное, органичное, а всего лишь различия в степени наглости и безнаказанности региональных фальсификаторов. В 90-е годы было не так, и даже степень наглости зависела от особенностей социокультурного субстрата — что могли позволить себе элиты Татарстана или Башкирии, было совершенно невозможно в Самаре или в Нижнем Новгороде.
Взять, например, пресловутый «красный пояс» — в основном русское Черноземье (Тула, Орел, Курск, Рязань, Тамбов, Пенза). Это своего рода аналог «библейского пояса» США (обиходное наименование консервативно-религиозных штатов американского Юга, считающихся оплотом Республиканской партии США — прим. «Ленты.ру»), там живут наши русские «реднеки» (жаргонное название сельских жителей южных штатов США — прим. «Ленты.ру»). Такие крепкие, консервативные, здоровые кулацкие регионы, где глубоко укоренились патриархальные традиции. Здесь издавна селились казаки, стрельцы, вояки, землепашцы.
При царе отсюда в Питер завозили казаков бить «жидов и скубентов». Во времена антоновщины (антибольшевистское крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1920-1921 годах под предводительством братьев Антоновых — прим. «Ленты.ру») местные мужики бились с большевиками за свою кулацкую старину, а при раннем Сталине, как могли, сопротивлялись колхозному строительству, гибли от голода целыми деревнями. Позже они приспособились, торговали огурцами на московских рынках, с удовольствием служили в армии (вспомните генералов Руцкого или Макашова), славно рубились с фашистами на Курской Дуге.
Во времена перестройки выходцы из этих мест бились с демократами — на сей раз уже за свою колхозную старину (в которой всегда можно было стырить комбикорма для личных кур или кабанчика и колхозным трактором распахать огород под картошку). В 90-е годы они голосовали за старину коммунистическую (в значительной степени из-за местного административного ресурса, но не только), а в нулевые годы наконец успокоились сердцем на Владимире Владимировиче Путине.
В то же самое время в центре Черноземья стоит город Воронеж, всегда голосовавший немного иначе, чем соседние Курск или Тамбов. Почему? Да потому что это старый торговый, промышленный, университетский город с еще дореволюционными традициями вольнодумства. Воронеж — региональная столица Черноземной зоны. Это до недавнего времени читалось в особенностях электорального поведения.
Другой пример — Ярославль и Кострома. Два старинных города, расположенные недалеко друг от друга, там живут примерно одни и те же русские люди. В 90-е годы ярославцы всегда давали коммунистам пониженный процент, да и сейчас подкидывают Кремлю проблем: то покажут один из худших результатов «Единой России», то не того мэра изберут (потом сажать придется), то покойного ныне Немцова депутатом сделают.
Это сквозь столетия дышит история и воля крупного межрегионального центра, хотя его уж топтали-топтали три поколения подряд, начиная с подавления восстания Савинкова в 1918 году (Ярославское восстание в июле 1918 года против большевиков, организованное эсером Борисом Савинковым — прим. «Ленты.ру»). А вот смирная провинциальная Кострома, не в обиду будет сказано, как все 90-е стабильно поддерживала коммунистов, так и сейчас послушно голосует за Путина.
Был ли в 90-е годы в России регион-эталон, по которому ориентировались, как голосует вся страна?
Наш аналог американских штатов Нью-Гэмпшир или Огайо? Мы с коллегами все 90-е годы пытались вычислить, где находится «русский Нью-Гэмпшир». Сначала на эту роль претендовал Красноярский край (тем более он находится в географическом центре России), затем стали говорить о Новгородской области.
На самом деле серьезной функциональной зависимости здесь нет, просто обычное совпадение — на нескольких выборах подряд итоги голосования в этих регионах оказывались довольно близкими к общероссийским результатам. Хотя, конечно, трудно было бы ожидать, что роль такого «среднетипичного» региона может исполнить Дагестан или, допустим, Магаданская область. Сегодня, когда неясно, что реально стоит за цифрами голосования, такие наблюдения вообще потеряли всякий смысл.