Многоженство в современном мире — одна из самых волнующих тем, причем для обоих полов. Споры в судах и парламентах, приложения для поиска второй жены и новости о скандальных браках заполняют первые полосы СМИ. Однако эти дискуссии идут главным образом в странах западного (или христианского) мира, которым эта практика исторически чужда. А как работает многоженство там, где оно включено в сбалансированную социально-экономическую систему? Какую пользу оно приносит мужчинам, женщинам и обществу в целом? Насколько справедлива критика полигамии с позиций защиты прав женщин? Об этом рассказывает Анна Зелькина, научный сотрудник Школы изучения стран Азии и Африки при Лондонском университете.
В отношении полигамии существует масса околонаучных теорий. Одна утверждает, что полигамия необходима, чтобы удовлетворить естественные биологические и психологические потребности мужчин, которые постоянно ищут новых сексуальных партнеров. Априори считается, что единственная форма полигамии — это многоженство, однако это не так. Существует еще и полиандрия, система семейных отношений, при которой у одной жены много мужей. В Тибете, например, женщина выходит замуж одновременно за всех братьев из одной семьи и становится их общей женой, а дети, рожденные в таком браке, признаются всеми братьями как родные.
Согласно другой точке зрения, институт многоженства отождествляется с ущемлением прав и свобод женщин. Поскольку полигамия распространена во многих мусульманских обществах, ее существование объясняется особенностями исламской идеологии, которая закрепляет зависимое положение женщины в семье и обществе. До сих пор многие западные исследователи и представители международных правозащитных и неправительственных организаций отождествляют полигамию с социальной несправедливостью и нарушением прав женщин. Однако эта связь не абсолютна: до недавнего времени в европейском обществе, официально не допускавшем многоженства, женщина была в полной зависимости от мужчин — сначала от отца, а потом от мужа, брата или взрослого сына — и не имела никаких имущественных и юридических прав.
Распространенность полигамии в Африке, как правило, объясняется «примитивностью» местных племен и воспринимается как одно из проявлений их «дикости». Отождествление в сознании европейца полигамии с доисторическим варварством восходит к работам этнографа середины XIX века Льюиса Моргана, публикации которого легли в основу знаменитой работы Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Первые путешественники, колонизаторы и миссионеры, оказавшиеся в Африке, отмечали, что полигамия — повсеместное явление, и считали ее искоренение частью своей «цивилизаторской» миссии. В результате вопрос многоженства приобрел идеологический, а затем острый политический характер и стал чуть ли не мерилом успеха модернизации и социально-политического развития в различных африканских странах. Попытки политиков завуалировать полигамию (чтобы повысить «рейтинг» своих стран) ведут не к исчезновению этого явления, а к его видоизменению, при этом, как правило, именно женщины оказываются в наиболее уязвимом положении. Длительное существование полигамии в традиционных обществах выработало механизмы поддержания равновесия не только между полами, но и между разными возрастными и статусными группами, а нарушение этого баланса часто приводит к тому, что страдают наименее защищенные члены общества — прежде всего женщины.
Во время своего путешествия по Танзании я впервые столкнулась с «неолитическими» племенами, у которых семейные отношения сохранились на уровне, отождествляемом с первобытно-общинным. В глобализирующемся мире последние островки культурной обособленности подвергаются быстрой эрозии и меняются буквально на глазах; традиции, существовавшие на протяжении тысяч поколений, видоизменяются и теряют свою устойчивость.
Объединенная Республика Танзания состоит из двух обособленных географических и культурно-исторических территорий: континентальной части (бывшая Танганьика) и острова Занзибар. Хотя обе части признают общую конституцию, 99 процентов населения Занзибара исповедуют ислам, остров имеет свое законодательство, основанное на шариате. Вопросы семейного права рассматриваются в местных кадиятах (религиозных судах), которые в соответствии с исламскими законами признают полигамию. Разрешение иметь четырех жен оговорено в шариате условием, что мужчина должен материально обеспечивать всех жен и их детей одинаково, а также относиться к ним с равным вниманием. Несмотря на это требование и на то, что ислам был первой религиозной системой, давшей женщине право на развод и гарантировавший ее экономические права, в реальной жизни женщины в семье находятся в строгом подчинении мужчинам и фактически существуют вне секулярного законодательства республики.
В отличие от Занзибара точных данных о религиозной картине континентальной Танзании нет: с 1967 года правительство запретило вносить параграф о вероисповедании в переписи и опросники. В конце 1960-х примерно треть населения исповедовала ислам, треть — христианство и треть — традиционные африканские религии. С тех пор под воздействием христианских и мусульманских миссионеров ситуация, безусловно, изменилась, но чтобы понять, какова она сейчас, необходимо специальное исследование.
Проводить исследования в Танзании непросто прежде всего из-за исключительной этнолингвистической пестроты населения. Здесь проживает 125 разных этносов, говорящих на более чем ста языках четырех африканских лингвистических групп, не считая европейских переселенцев и китайской общины. Помимо этого на уклад жизни и семейные отношения танзанийцев влияют и условия их жизни.
Масаи — наиболее многочисленная этническая группа, проживающая на территории северной и центральной Танзании и южной Кении. Это одно из самых архаичных племен, сохранившее патриархальные отношения и традиционный образ жизни полукочевых скотоводов. На примере масаев можно понять, почему полигамная семья является наиболее оптимальным социально-экономическим институтом, необходимым для физического выживания каждого члена такого общества.
Масаи никогда не практиковали земледелие, а религия запрещает им убивать диких животных, поэтому основная их еда — молоко и кровь коров, по особым случаям — мясо коров или овец. Неудивительно, что благосостояние и статус каждого члена общества и всей семьи в целом зависит от количества коров; до сих пор коровы являются основным, если не единственным мерилом богатства и социального положения.
Масаи пасут свои стада полукочевым способом, преодолевая огромные расстояния и переходя с одних пастбищ на другие. Только те женщины, у которых умер муж и нет взрослых сыновей, занимаются выпасом коров; обычно это дело мужчин и мальчиков, причем мальчики начинают «ходить с коровами» с пятилетнего возраста. В примитивном обществе, которое постоянно находилось в борьбе с соседями за пастбища, количество «воинов» и «пастухов» определяли силу семьи: чем у человека больше жен, тем, как правило, больше у него детей, тем больше помощников и защитников интересов семьи. Поэтому помимо числа коров социальное положение взрослого мужчины определяется количеством жен и детей, которые могут сохранить и приумножить это богатство.
Многоженство обеспечивает экономическую и социальную защиту не только мужчинам, но и женщинам. Среди масаев существует четкая и жесткая социальная стратификация, где роль каждого члена общества зависит прежде всего от пола и возраста. Весь жизненный цикл жизни масаев связан с переходом из одного социального состояния в другое. Взросление и переход в категорию полноправного члена общества отмечается обрядом обрезания (для обоих полов). Незамужняя женщина находится на самой низкой ступени социального положения и становится полноправным членом общества только после замужества и рождения детей.
Социализация мужчин и женщин проходит внутри их статусных и возрастных групп; мужчины редко бывают дома, и отношений между мужем и женой в том виде, в каком мы привыкли их понимать в западном обществе, не существует. Каждый выполняет свои функции, имеет свои обязанности и свои права. В условиях примитивного существования на долю женщины выпадает множество дел — от строительства жилья, поддержания порядка, приготовления пищи, рождения и воспитания детей до ухода за скотом. Поэтому жены часто приветствуют, а иногда и инициируют появление второй или третьей жены, с которыми они могут разделить и обязанности, и досуг.
Брак у масаев, как и все остальные ритуалы, «скрепляется» коровами: во время свадьбы семья жениха передает семье невесты заранее оговоренное число коров, а семья невесты дарит жениху определенное число коров в качестве приданного. В отличие от многих азиатских обществ, где дочь воспринимается родителями как обуза (что до сих пор приводит к массовым убийствам новорожденных девочек, например, в Индии), масаи приветствуют рождение девочек: институт многоженства гарантирует, что если не все, то большинство женщин выйдут замуж, а их родители получат за дочь определенное число коров.
Масаи практически никогда не разводятся: мужчина должен содержать жену всю жизнь. Даже если женщину уличают в неверности, к разводу это, как правило не приводит. Чаще всего дело ограничивается штрафом (конечно, в виде коров), который должен выплатить либо человек, с которым женщина изменила, либо ее отец. Решение о разводе не может быть принято без совета старейшин, и даже если виновата жена, семья мужа должна вернуть коров, полученных от семьи жены во время свадьбы, что для большинства является неприемлемым условием. Легче взять новую жену, не разводясь со старой, чем проходить сложную и накладную процедуру развода.
Если же развод все-таки происходит, женщина оказывается практически вне закона: никто не возьмет ее снова в жены, дети, рожденные после развода, не будут принадлежать никакой семье и станут изгоями. Если мужчина и может в исключительных случаях оставить жену, то развод по инициативе жены у масаев невозможен — однажды выйдя замуж, женщина навсегда остается в семье мужа.
Колонизация Африки сопровождалась активной миссионерской деятельностью, и полигамия стала краеугольным камнем при христианизации местных племен. Христианские церкви рассматривают полигамию как один из наиболее пагубных пороков и требуют от мужчин перед крещением выбрать одну жену и развестись с другими.
Существует немало историй, которые демонстрируют, насколько эти требования оказались неприемлемы не только для мужчин, но и для женщин. По рассказам миссионера, старейшина одного из племен, принявший христианство, решил строго следовать требованиям новой веры и обратился к своим пяти женам с предложением решить, какая из них останется с ним, а какие получат развод. Возмущенные таким предложением жены ушли от него, а сам старейшина, несмотря на свой бывший статус и богатство (он имел 800 коров), стал изгоем общества, всеми отверженным и презираемым.
Среди танзанийцев бытовало мнение, что христианские миссионеры «спасают душу, но губят общество». А первый танзанийский доктор теологии посвятил свою диссертацию совместимости африканской полигамии и христианской доктрины. Его проповеди были с энтузиазмом встречены новообращенными танзанийскими христианами, но далеко не все из них, крестившись, отказались от многоженства.
Согласно последним статистическим данным, в Танзании 25 процентов женщин находится в полигамном браке, причем процент таких браков за последние 25 лет уменьшился всего на 2,5 процента. Семейное право до сих пор рассматривается в рамках «обычного» права, а закон о браке (Law of Marriage Act) в Танзании официально закрепляет институт многоженства.
О полигамии в Танзании идут жаркие споры. Некоторые активисты выступают против института полигамии как такового, приравнивая многоженство к дискриминации женщин и ссылаясь на то, что правительство Танзании ратифицировало в 1979 году Конвенцию о запрещении всех форм дискриминации в отношении женщин, и требуют юридически запретить полигамию.
Другие, наоборот, считают, что надо принять полигамию как факт семейных отношений, но пересмотреть законодательство о семейной жизни и разводах, чтобы законодательно закрепить равные права всех жен в полигамной семье. Они указывают на то, что в традиционном праве развод не предусмотрен, а в условиях городской жизни многоженство теряет патриархальный характер и напоминает то, что происходит в западных обществах: мужчина заводит вторую жену, но обе они живут раздельной параллельной жизнью. Разница между такой второй женой и любовницей лишь в том, что муж открыто признает ее и ее детей, содержит их, не делая из этого тайну, но при этом жены и их дети не составляют единой семьи.
Интересно, что среди тех, кто поддерживает полигамию, немало женщин: они считают, что этот вид семьи отвечает их интересам в не меньшей степени, чем интересам мужчин. Возникает вопрос, почему они не видят в многоженстве ущемления своих прав? Обычное право защищало интересы женщин: предотвращало разводы, определяло экономическую ответственность мужчины за каждую из жен, распределяло ответственность за экономическую деятельность в семье между всеми женщинами поровну, определяло степень автономности и права каждой женщины в семье.
Любопытно, что среди аргументов в защиту полигамной семьи именно женщины приводят тот факт, что в условиях эпидемии СПИДа ликвидация многоженства может привести к более хаотичной смене сексуальных партнеров. Многочисленные табу, запрещающие половые отношения супругов в разные периоды жизни женщины (например, до и после рождения ребенка), могут толкнуть мужчину на поиски приключений вне семьи.
Танзания объединяет архаичные полукочевые племена и земледельческие общины, крупные города и районы, население которых практически полностью занято в обслуживании дорогостоящих отелей и курортов. В такой стране найти универсальный ответ на вопрос о том, какой тип семьи оптимален для общества и может гарантировать права женщин, невероятно трудно, а принятие законов, распространяющихся на всю страну, либо приведет к потере культурных особенностей, либо станет априори невыполнимым и оставит «дыры» для злоупотреблений. Поэтому и исследователям, и активистам, и политикам нужно понимать, что лежит в основе существования разных социальных институтов, в том числе и полигамии, и не спешить с заранее заготовленными шаблонами и рецептами «на все случаи жизни».