Вдоль Лазурного Берега можно путешествовать очень по-разному. Это как кому больше нравится. Кто-то предпочитают шикарные круизные лайнеры, а то и яхты под 100 метров в длину, а кто-то, как Стефан Хмельницкий, — ролики и автостоп. Тут дело вкуса. «Конкурс путевых заметок», организованный «Лентой.ру» при поддержке «Рамблер.Путешествия», продолжается.
Здесь должна быть предыстория. Ждем. Она скоро будет. А вот и она: лежал как-то я на скрипучей кровати в маленьком французском городке Труа. Три пружины терпимо упирались в спину, в руках, перелистывая страницы, я держал «Автостопом по Галактике» Дугласа Адамса. И не закончил еще и предисловия, как тут-то все и началось…
Зубная щетка, паста, плед, гель. Осмотрелся. Гель!? Взял. Отлично. Ноги в ролики. Паспорт! Пошел. Побежал. Поехал. Приехал. Разочаровался. Кассы закрыты, билет не купить.
Французам не хватает немного русской души — немного спонтанности. Не хватает придурка с рюкзаком на роликах, собравшегося на юг Франции за час. Вернулся, накидал маршрут: Авиньон — Марсель — Канны — Ницца — Дом (Труа).
07:00. Отбыл вместе с попутчиком на машине. Без всяких планов, потому что могу. Потому что хочется.
Не надо высокопарных речей, не надо бахвальства, просто поднимись на вершину холма, где в закате солнца стоит средневековый замок. Оглянись кругом. Что ты видишь? Одну из миллиарда картинок, заполонивших просторы инета? Нет. Что-то изменилось. Изменилось где-то внутри тебя самого.
Позади меня стоит белокаменная стена, а подо мной — старинный городок Авиньон на скалистом утесе над Роной, окруженный бастионами. Красота! Здесь слились натура и хомо. Здесь постигается дзен. Можно сколько угодно обзывать людей, что здесь жили столетия назад, тупыми, грязными, необразованными мужланами, но эта роскошь давно уже оплачена людской кровью. Нам остается лишь любоваться их наследием.
Спустившись к подножию башни, встав рядом с монолитными ангелами, что как живые сомкнули руки в молитве перед распятием Христа, а над всем этим золотая Дева Мария одной рукой умеряет гнев людской, а второй указывает им дорогу, хочется верить.
Ситуация, когда на светофоре в Авиньоне поймал машину и в результате оказался в полной темноте, на трассе, за городом, и нет выбора, кроме как двигаться дальше с бумажкой в руках: Marseille s.v.p. (Марсель, пожалуйста).
Наобум я залезаю в черный джип, из которого гремит музыка, а впереди сидят два веселых марокканца. Только я сел, как был оглушен марсельским рэпом и пятьюдесятью граммами мусульманской проповеди русского происхождения.
Пока общались, они раскуривали косячок, водочку «редбулом» разбавляли, да все больше на педаль газа поджимали. На спидометре стабильно — 140. Тот, что был повеселее на подъем, решил со мной подискутировать. Спросил, как я к арабам отношусь, мол, все русские — расисты.
— Как и ко всем людям, персональный подход, — спокойно отвечаю.
— Я понял тебя, — видимо, ответ мой его удовлетворил. — Мы мусульмане — братья все. Все друг другу помогаем.
А лица у них и вправду добрые были. Хотя признались, что грешок один за ними все-таки имеется. Выращивают они гашиш в Марокко и по Европе его продают. Весь трафик, говорит, арабы контролируют. На вопрос, что и как они с охранителями общественного порядка решают, ответили просто и уверенно:
— Валим!
Через 20 минут начали требовать деньги за проезд до Марселя, мол, мы к тебе по доброму и ты к нам так же.
— Мы в Ниццу едем, нам Марсель не по пути будет.
Рассчитав градус поворота событий, я помотал головой и объяснил ребятам, что люди с деньгами ночью на трассе не стоят.
Проехали Марсель.
Стали они меня утешать, да про «их Марсель» рассказывать. Мол, ночью людей на органы сдают, а АК-47 — это как аксессуар для модных дам.
— Лучше в Ниццу! — это французская Ривьера. — Сказал тот, что пообщительнее, и подбавил в динамиках французского рэпа (с голосами черного цвета), затем два пальца вместе сложил и давай пулять по мимо проезжавшим из-за тонированных окон. В такт музыки — бум-бам! Вот она — сила и гордость арабского народа.
Успели они мне и на французов пожаловаться:
— Все французы — расисты.
— Как русские? — уточнил я.
— Нет, хуже, — подумав ответил попутчик. — Мои родители родились в Марокко, переехали во Францию, я здесь родился, то бишь француз я, а они ко мне как к чужому!
Не мог я тогда им не посочувствовать. Трудно было не сопереживать, когда не знаешь, доедешь ли ты целым до Ниццы или уже по частям. В беспокойстве за свое ближайшее будущее и так, на всякий случай, стал я их расспрашивать:
— Какой мне профит в ислам перейти?
— Это хорошо, если ты в Бога веришь. Это лучше для тебя, — последовал аргументированный ответ.
— Коран ты должен почитать, — продолжил мой новый духовный наставник, зажимая в руке свежий косяк. — Он дает направление в жизни…
После такой проповеди высадили они меня в Каннах, что в 30 километрах от Ниццы. Были ли это мои ангелы-хранители, оградившие меня от посещения ночного Марселя, крутые наркодилеры или обычные болтуны, я так и не понял.
— Ребята, как до центра дойти или до пляжа? — спросил я трех расслабленных парней, сидящих на улице, медленными взглядами реющих в просторах ночных Канн.
Пока шел, в голове вертелось — лепота! Иначе и не скажешь, русских тут хоть отбавляй. То тут, то там сверкают яркие платья, дамы в белом, леди в красном. Губки, реснички, каблучки. Чмок, хлоп, цок по мостовой. В Канны не пускают некрасивых, по крайней мере, я их здесь не видел. Все дамы как на подбор модельной внешности, в обнимку с русскими и чеченцами. Любовь здесь не купишь за деньги — дороговато.
Здесь в бетоне отпечатки рук с подписями знаменитых владельцев. Картонный Джонни Депп, с пустой головой, для бедных. Казино для богатых. Для них же в течение пяти дней яхт-соревнования, для других же яхт-любования и слюнопускания — от зависти на берегу.
Шикарно! Вдоль берега пальмы всех форм и размеров, под ними люди спят, вокруг они же — танцуют. Фестиваль проходит только один день в году, но русские с удовольствием ждут его все оставшиеся триста шестьдесят четыре, а иногда даже триста шестьдесят пять дней в году.
06:15. В осенних Каннах начинается рассвет. На рассвете солнце особенно круглое. Это, наверное, привилегия, смотреть нам, людям, на одно и то же солнце, даже не подозревая или просто не задумываясь об этом. Ты, сидя где-то на берегу Дуная, отпраздновав выпускной, даже и не подозреваешь, что кто-то на Средиземном море смотрит на все то же солнце. Мы вообще мало задумываемся о том, какая маленькая у нас планета, когда за сутки можно оказаться в противоположной ее точке. Прекрасное же в том, что солнце действительно всем и всегда светит одинаково.
Не зная того, в Ницце живут самые несчастные люди на земле, каждый день просыпаясь от осознания того, что их, может, больше ничего не удивит.
Прибыв в Ниццу, я пересек ничем не примечательный вокзал и сразу вышел на главную улицу, ведущую прямо к Лазурному побережью. На подходе к берегу передо мной выросли колонны, на которых гнездились светящиеся буддаподобные существа. По обоим сторонам — променад с тропическими садами, старинными дворцами и фонтанами. Из-под каменных плит выпускается пар, чередуясь со струями воды. Полуголые дети, заливаясь ярким и звонким смехом, в восхищении пытаются поймать крупицы влаги, уносимые ветром. Жара здесь не изнуряет, а, напротив, наводит на мысль окунуться в эту беззаботную атмосферу веселья. Пройдя мимо по-юношески подмигивающего Нептуна, я вижу его — Лазурный Берег.
Лазурный Берег действительно лазурный, это не миф. Миллиардами сапфиров рассыпалась передо мной водная гладь. Я богат. Я невообразимо богат! Теперь я точно знаю — Атлантида существовала, ее обитатели покоятся на этом дне. В этих водах есть что-то мистическое, что-то живое, что-то от сущности.
Налево расположилась Английская набережная, уходящая в даль, в бесконечную вереницу пальм и пляжей, каждые сто метров меняющих названия и заканчивающихся улицей США.
Направо предо мной предстает огромная отвесная скала, за которой бухта и порт. Если и до этого у меня захватывало дух от увиденного, то, поднявшись на скалу, чувствуешь, как по телу пробегают мурашки. Именно здесь писали картины Огюст Ренуар и Анри Матисс. Роскошь, покой и нега окружают меня, бьются волнами о берег, ласкают солнцем.
Стоя и любуясь открывающимся видом, я заметил мужчину с палочкой в руках и собакой. Слепой. Что же он увидит? То, что ему расскажут или пролает собака-поводырь? Тогда, закрыв глаза на вершине холма, я слышу музыку струн — то музыкант играет на гитаре. Представляю, как его рот растягивается в широкой улыбке, когда в соломенной шляпе раздается звон монет. Шум моря, переносимый ветром, врывается в левое ухо, вместе с ним доносятся голоса тысячи прохожих. Колокола гремят, отбивая час. Бьются стаканы. Это ветер сомкнул в объятиях хрусталь и каждый атом оттолкнулся друг от друга. Взрыв!
И прозрел незрячий, и увидел под собой старинный город, Английскую набережную и Лазурный Берег, а над ним чисто-синее небо и горы вдалеке, окутанные туманом. В подножие утеса волны бессильно бьются в попытках разрушить то, что однажды уже создали.
Не по праву этому месту было придумано название Французская Ривьера. Впору вернуть чеховское — Русская Ривьера. Изобилие православных церквей и русской речи. «Русское нашествие» оставило здесь свои неизгладимые следы. Здесь в Монте-Карло пел Шаляпин, а Герцен погиб смертью славных. Это испокон веков русская земля. Это, конечно, не серьезно, но в каждой шутке есть...
И поднялась в груди моей гордость. От того, что немало труда простого русского человека вложено было в эту красоту. Не одна вилла была потом и кровью простого русского народа здесь построена, а начальниками над ними были другие русские люди. И все для меня — простого человека, чтобы я вот так приехал и окутал это место восхищенным взглядом.
Сидя на пароме, я смотрел на закат. Как раскаленное ядро, пущенное из вселенской гаубицы, оно мчится на тебя сначала медленно-медленно, где-то там вдалеке. И вот оно, уже окунаясь в море, утопает в нем все быстрее и быстрее, пока в моих глазах не стало совсем темно...
Итог голосования: «+» 636, «-» 501