Что думают о России в Республике Корея (РК), как там относятся к нашей стране? Ответить на этот вопрос не так уж просто — в конце концов, население Южной Кореи сейчас составляет 51 миллион человек, и понятно, что у каждого свое мнение. Тем не менее автор этой статьи, проживший в Корее более 15 лет, попытался сформулировать и обобщить некоторые представления корейцев о нашем отечестве.
Начать надо, пожалуй, с замечания, возможно, не очень приятного для большинства читателей: в южнокорейской картине мира Россия занимает (и почти всегда занимала) весьма скромное место. Наибольший интерес у корейцев вызывают их ближайшие соседи по Восточной Азии — Китай и Япония, а также Соединенные Штаты. В некоторой степени корейцы интересуются государствами Европы и Юго-Восточной Азии. Все остальные — будь то Россия, Латинская Америка или Ближний Восток — проходят скорее по разделу «всякая экзотика, не слишком для нас важная».
Но образ России в Корее сложился положительный. Если уж корейцы и думают о нашей стране, то думают о ней хорошо. Можно даже сказать, что Южная Корея — страна русофильская. Это кажется несколько парадоксальным, поскольку на протяжении последних ста лет Сеул обычно входил в блоки, в той или иной степени противостоящие СССР/России.
В конце XIX века был краткий период, когда российское влияние в Корее было довольно сильным. Можно вспомнить, например, российского посланника Карла Вебера и его семью, которые, в частности, приохотили тогдашнего корейского короля Кочжона к кофе. В стране работали российские военные и финансовые советники, а русский моряк Афанасий Середин-Сабатин даже стал придворным архитектором. Однако это времена давние, нас же сейчас интересует то, как отношение к России менялось после восстановления независимости Кореи в 1945 году.
С одной стороны, в то время СССР воспринимался в первую очередь как главное коммунистическое государство — так сказать, «логово красного медведя». Поскольку Южная Корея до конца 1980-х годов была военной диктатурой, в которой антикоммунизм служил основой официальной идеологии, на отношении к СССР это не могло не сказаться.
Некоторые из действовавших во времена диктатуры в РК ограничений кажутся сегодня трагикомичными. Например, тогда можно было привлечь внимание органов госбезопасности, решив самостоятельно изучать русский язык (да и за студентами немногочисленных русских отделений вузов компетентные органы присматривали достаточно пристально). В Южной Корее была запрещена продажа любой советской книжной и аудиопродукции, включая даже записи классической музыки. Концерт Чайковского, если он был выпущен фирмой «Мелодия», автоматически попадал в категорию «подрывной материал».
С другой стороны, в 1950-1960-е классическая русская литература пользовалась в Корее огромной популярностью. К тому времени Толстой и Достоевский были уже отчасти вытеснены из круга чтения молодых образованных европейцев и американцев, но в Южной Корее русская классика служила чуть не основой литературного канона, по крайней мере, до 1980-х. В результате сегодня практически любой образованный кореец старше 50 лет неплохо разбирается в русской прозе XIX века, и какой-нибудь пожилой инженер способен весьма компетентно рассуждать о «Войне и мире» и «Братьях Карамазовых».
В 1970-е годы в Южной Корее усилилось влияние радикально левых идей, и неожиданно возник интерес к литературе социалистического реализма, в том числе к произведениям, которые, мягко говоря, уже вышли из моды на родине их авторов. В частности, в 1980-е годы бестселлерами среди политически активной (и по определению левонационалистической) южнокорейской молодежи были такие книги, как «Мать» Горького и «Как закалялась сталь» Островского. Мне приходилось наблюдать, как в конце 1980-х южнокорейские студенты (разумеется, радикалы, мечтавшие об освобождении рабочего класса от цепей капитализма), впервые встретившись с выходцами из Советского Союза, признавались им в своей любви к Павке Корчагину. Учитывая то, какие настроения преобладали тогда среди российского студенчества и интеллигенции, реакцию их собеседников представить не так уж сложно. Понятно, что это отторжение «славного прошлого» шокировало южнокорейских студентов.
В начале 1990-х на какое-то время отношение к России в Южной Корее сделалось несколько высокомерным. Надо сказать, что южнокорейцы (как и, рискну заметить, почти все конфуцианские народы Восточной Азии) склонны с презрением относиться к тем, кого они считают неудачниками, — говоря на англо-американский манер, лузерами. Возможно, корни этого — в самой конфуцианской идеологии, один из постулатов которой заключается в том, что воздаяние за высокие моральные качества и упорный труд приходит не на том свете, а в земной жизни (обычно в виде карьерного успеха). Поэтому на граждан Южной Кореи большое впечатление произвело появление в стране многочисленных российских «челноков» и русских хостес в сомнительных заведениях.
Впрочем, к нулевым ситуация стала налаживаться, и к 2005 году корейцы уже знали, что Россия превращается в экономически благополучную страну. Определенное уважение к Москве как потенциальному центру силы, противостоящему Соединенным Штатам, тоже наблюдалось (и наблюдается) в той части корейского общества, которая не слишком хорошо относится к США и американо-корейскому союзу. Сейчас эта часть в явном меньшинстве, но меньшинство это заметное и достаточно активное.
Нельзя не признать, что интерес к российской культуре ощутимо снизился, и южнокорейская молодежь больше не зачитывается Толстым, Чеховым и Достоевским (за исключением, конечно, студентов филологических факультетов). Левые настроения тоже выветрились из южнокорейских кампусов. Поклонников Павки Корчагина в наши дни легче встретить среди тех, кому под шестьдесят. Впрочем, современная южнокорейская молодежь вообще мало читает классику, предпочитая комиксы и компьютерный досуг. Тем не менее Россию по-прежнему считают страной высокой культуры. В Южной Корее общеизвестно, что в области балета и классической музыки Россия «впереди планеты всей». Считается, что учиться тому же балету или актерскому мастерству по системе Станиславского лучше всего в Москве, и неудивительно, что южнокорейских студентов в российской столице достаточно много.
На корейцев, жителей маленькой и густонаселенной страны, производит впечатление романтика больших пространств, в первую очередь гигантской «заснеженной Сибири», — ведь именно Сибирью Россия обращена к Корее. Образ транссибирского экспресса нередко обыгрывается в корейской рекламе, да и вообще в воображении корейца Россия — это страна огромных заснеженных пространств, пустых и величественных.
Подводя итоги, можно сказать, что у России в Южной Корее сложилась очень неплохая репутация. Те мрачные эпизоды в отношении двух стран, которые случались в прошлом, уже позабыты. Мало кто сегодня вспоминает о сбитом в 1983 году южнокорейском пассажирском самолете или о роли Советского Союза в трагических событиях 1945-1953 годов, не говоря уж об имперских притязаниях России конца XIX века. Весь негатив вытеснен на периферию общественного сознания, и сегодня Россия воспринимается в основном как страна классической музыки, великих писателей и бесконечных снежных просторов.