На дизайн-заводе «Флакон» прошел Первый московский футурологический форум «Россия-2030». В ходе него социолог Никита Покровский рассказал о неурбанистическом пути развития сообществ через 15 лет. Эксперт в области инвестиций Владимир Замай дополнил его выступление своим видением рабочего места будущего, а генеральный директор группы компаний «Метапроцесс» Кирилл Лятс спрогнозировал темпы развития транспортной системы. «Лента.ру» записала основные тезисы их выступлений.
Замай:
Тенденции к изменениям в социуме, коммуникациях, предпочтениях, взрывной рост и развитие информационных технологий — все это влияет даже на такие, казалось бы, ригидные и трудноизменяемые отрасли в экономике, как недвижимость. Эти тренды в большей степени относятся к развитым странам, но в конечном итоге они, как мы надеемся, будут применимы и для России.
Подобные изменения станут носить для рынка недвижимости своего рода тектонический характер, потому что под влиянием изменений в социуме, бизнесе, который взаимодействует с инвесторами, меняется и сама бизнес-модель. Большая часть этих тезисов относится к офисной недвижимости.
По существующим прогнозам аналитиков, значительная доля (половина и даже больше) рабочих позиций, занятых «офисным планктоном», вполне может перестать существовать как таковая и будет заменена какими-то программными продуктами, автоматизирующими эти функции. Поэтому ключевой функционал, в значительной степени остающийся у многих бизнесов и арендаторов, — это креативные отделы, представляющие собой совершенно другой тип людей. На таких людях будет в дальнейшем базироваться успешность этих бизнесов, а работодателю придется подстраиваться под них, привлекать, мотивировать на работу.
Традиционный подход, когда эффективность арендных отношений строилась исключительно на размере штата, уже не работает. Здесь же возникает некий конфликт между землевладельцами, желающими сохранить старый порядок, и арендаторами, стремящимися изменить нынешнюю ситуацию. Для последних происходящие с их бизнесами изменения не позволяют им вступать в какие-то долгосрочные арендные отношения. Они хотят иметь максимальную гибкость в вопросе занимаемых площадей, использовать их для привлечения лучших кадров к себе, обладать возможностью шеринга и коворкинга. Происходящее сейчас свидетельствует о том, что эта вторая тенденция начинает превалировать и арендаторы подминают рынок недвижимости под себя.
Если говорить о переносе каких-то центров на периферию, то я пока не верю в возможность децентрализации. Ведь Россия, в отличие от большинства стран, суперцентрализована, в двух столицах сидит примерно 80 процентов всего бизнеса. Но в 2040 году в абстрактно развитой стране для человека появляется множество доступных мест работы: можно сидеть дома, приехать в офис, работать в самодвижущейся карете. Люди получат возможность трудиться везде и проводить гораздо меньше времени на рабочем месте. Соответственно, потребность в содержании огромного офисного пространства становится неактуальной.
Пространство будут планировать не исходя из его эффективности и вместительности, а из того, насколько люди и разные отделы смогут максимально взаимодействовать между собой. Такие «тусовочные» помещения становятся основными для того креативного персонала, который будет находиться в офисе. В конечном итоге все это имеет целью повысить физические коммуникации внутри компании.
Зеленые технологии становятся обязательным условием для ведения новых проектов. В том числе это требование становится стандартом индустрии недвижимости и на законодательном уровне. Поначалу они станут бременем для собственников, вынужденных дополнительно тратиться на них, но в конечном итоге результат окупится. Ведь именно проекты с максимально учтенными зелеными и ресурсосберегающими технологиями будут наиболее продаваемыми и ликвидными — вот тот город-сад, к которому мы уже начинаем двигаться, и он появится гораздо раньше 2030 года. Другое дело, когда это придет в Россию.
Покровский:
Преимущество проживания в городе — это приближенность к месту заработка. Но новые формы дистантной работы станут технологической предпосылкой для выхода из города.
Другие преимущества мне назвать сложно. Некоторые называют город «большим театром», но как часто люди ходят в театры, галереи? Раз-два в год. Преступность колоссальная — все охраняют друг друга, город населен враждующими племенами и не принадлежит его жителям. Все ограничено заборами, шлагбаумами. Это осаждает сознание человека, воздействует на него, вводит в депрессию, которая становится социальным синдромом.
Альтернатива городу — субурбанизация, выезд в пригород, развитие традиции дачного строительства — в США и других странах она появилась уже очень давно. Но лично я эти зоны одноэтажной коттеджной подмосковной застройки называю раковой опухолью Москвы. Она множится и подавляет все — перерубает сообщение с центральными районами города, представляет собой абсолютнейший архитектурный хаос, который влияет на человека, ограничивает его в пространстве. Субурбанизация — это лишь онкологическая мутация большого мегаполиса.
В каких городах мы будем жить? Если посмотреть на Новую Москву, где создаются новые кварталы, то это какие-то фантастические, тупиковые разработки — нормальному человеку там жить невозможно. Это соты, гетто, построенные в полях и небольших перелесках. Такая застройка набирает обороты и происходят исключительно в интересах девелоперов. Никаких социологических обоснований этому процессу нет.
Ответ на это — джентрификация. Возможно, центр города будет восстанавливаться теми, кто придет из среднего или высшего класса в пустеющие сейчас зоны. Символы джентрификации — это «Стрелка», «Винзавод», «Флакон», некая хипстерская культура. Здесь городские жители могут спокойно общаться, чувствовать локоть товарища, здесь для креативного класса существует все необходимое. Но, мне кажется, это все равно очень далеко от того, что можно назвать нормальным, хорошим общением.
Процесс урбанизации в России и других странах даст своеобразное возвратное движение — он продолжается, втягивает жителей отсталых районов во всем мире. Но продвинутые слои населения в действительности будут прокладывать себе путь для выхода из городских территорий.
Речь не о том, что все станут уезжать из городов и они опустеют, но движение идет в направлении реколонизации заброшенных, обезлюдивших территорий, прежде всего на Ближнем Севере России. Процесс будет происходить с применением новейшей техники и высоких технологий — всего того, что уже частично применяется в этих, казалось бы, совсем не интересных для современного человека зонах.
Если в 850 году нашей эры только 2 процента населения жило в городах с численностью более 100 тысяч жителей, то к 2010-м городское население в целом в мире превысило сельское. К 2050 году этот процесс в одном отношении будет продолжаться и дойдет до 70 процентов городского населения в мире.
Но за этими тридцатью оставшимися процентами скрываются две равные части по 15 процентов. Из них одна часть — это люди, которые не смогли уехать в города и навсегда осели там, где родились и пригодились. Вторая половина представляет собой передовую часть населения городов, которая перейдет оттуда во внегородские зоны. Связано это будет с пресыщением городским стилем жизни, ужасно большим числом контактов, интеракций, взаимодействия с другими людьми, вызванных урбанизацией и продолжающимся ростом городов.
Таким образом, мы подходим к термину «дезурбанизация» — это мягкий процесс, без какого-либо политического насилия, идеи принудительного переселения, здесь все идет по естественному желанию людей искать лучшие условия для жизни.
Покровский:
Я избегаю слова «сельский», потому что в нашем сознании «вне города» означает только село с аграрными функциями. Из этого вытекают тезисы о вымирании деревни, упадке сельского хозяйства. Надо сказать, что во многих регионах Ближнего Севера России (Вологодская, Ярославская, Костромская области, юг Республики Коми) сельское хозяйство никогда не будет возрождено — оно там абсолютно убыточно и может носить только очаговый характер, обслуживая то новое население, которое там появится. Для российского рынка оно практически ничего не может произвести. Поэтому мечты о том, что там когда-то будет новое сельское хозяйство, отражают патриархальность взгляда на мир.
Так что «внегородской» — это не обязательно сельский, но и новые дезурбанизированные поселения, это «превращенный город», находящийся за пределами традиционного города. Ростки очаговой экономики уже начинают пробиваться в самых отдаленных, заброшенных частях российского Ближнего Севера: сельский экологических туризм, рекреационный спорт, зоны экологического восстановления здоровья, органическое сельское хозяйство и прочее. Все это создает новое качество жизни для тех, кто там проживает, и в том числе для новых поселенцев.
Вообще, само понятие ПМЖ здесь теряет свой смысл. Человек пользуется прелестями города, добирая недостающее по месту жительства. Для этого будет развиваться мобильная медицина, онлайн-медицина, дистантные формы образования.
Мы уже экспериментируем и рассматриваем выход университета (ВШЭ, МГУ) большими блоками за пределы Москвы. Предлагается делать вахтовые поселения студентов и профессуры в местах экологического благополучия для создания учебного процесса. Мы это делаем совершенно свободно с использованием телемостов, онлайнов, приглашения международного контингента на многонедельные циклы преподавания. Город для всего этого совершенно не нужен, зато в итоге получается совершенно новый вид дозированного общения.
Покровский:
К 2030 году назреет необходимость развить систему современных дорог, транспорт, мобильность. Но переселение во внегородские зоны абсолютно не означает сожжение мостов с городом. Речь идет о новых формах мобильности, так как миграция носит жидкостной характер — она занимает наиболее удобные для проживания лакуны и передвигается в течение определенных периодов.
Аэропорты должны играть все большую роль для того, чтобы пронизывать собой и захватывать внегородские зоны, уходящие за пределы субурбий на расстояния до 600 километров. Мы исследуем регионы, находящиеся на равном удалении от Москвы и Санкт-Петербурга, и чего там не хватает, так это малых местных аэропортов. Там сейчас проходит Транссиб, но этого недостаточно.
Лятс:
В России, к сожалению, пока ничего не делается для модернизации авиапарка в сторону создания скоростных самолетов. Но авиация — это общая всемирная платформа, которая использует достижения различных стран. Практически любой самолет, который будет изобретен в ближайшие десятилетия, можно использовать на российских аэродромах.
Есть несколько проектов, которые реально реализовать уже в ближайшие десятилетия — это пассажирский лайнер «Конкорд-2», способный развивать скорость до 4800 километров в час, и проект Skreemr, близкий к ракетным технологиям и предполагающий достижение скорости 12000 километров в час. В случае реализации этого проекта и, вполне возможно, использования его в России, тот же самый Владивосток будет всего в часе горизонтального лета от Москвы.
Железнодорожный транспорт в России интенсивно развивается уже сейчас. В ближайшей перспективе введут в эксплуатацию скоростную трассу Москва — Казань. Но почему-то с нашим рельефом и желанием использовать собственные железные дороги, железнодорожную колею и технологии мы взяли китайское оборудование. Поэтому перепрыгнуть планку в 250 километров в час пока не удастся.
Мы еще долго будем идти до уже доступных сейчас скоростей 550-600 километров в час. Надеюсь, к 2030 году построят хотя бы одну такую трассу. В этом случае к 2040 году удастся достигнуть скорости в тысячу километров в час (к чему сейчас стремятся, например, японцы). Тогда Владивосток окажется всего в восьми часах езды от Москвы, а железные дороги станут очень конкурентоспособны с точки зрения доставки пассажиров и грузов.
Если говорить об индивидуальных видах транспорта, то одно из направлений, которое, как мне кажется, будет развиваться сегодня наиболее активно — это реактивные ранцы. Впервые они появились в конце 1960-х и использовались в Армии США, но существовали в единичных экземплярах. Сейчас эти технологии развиваются активнее, разрабатываются различные их варианты.
Думаю, к 2030 году реактивные ранцы видоизменятся, станут более безопасными, легкими, и их можно будет использовать как индивидуальный вид транспорта, в результате чего они вытеснят машины. Так как автомобили, например, с крыльями, трудно эксплуатировать в городской среде, а вертикальный взлет к этому времени еще вряд ли будет реализован.
Другое направление — это вертолетные технологии, тем более что квадрокоптеры уже сегодня активно используются. Подобный вид транспорта вполне имеет шансы для развития в будущем, значит, можно предположить, что и вертолетные индивидуальные технологии станут использоваться для перемещения в городском пространстве.
К 2030 году ситуация с моторным топливом изменится: на море суда уже переходят на сжиженный газ, и, скорее всего, эта тенденция сохранится и разовьется в связи с новыми нормативами мореходства. На суше я прогнозирую тотальный захват рынка электромобилями, особенно в городе и на трассах. Дороги могут быть не просто обустроены электрозаправками, но и электрифицированы сами по себе.