Ничто так не меняет представление о мире и не воспитывает в людях толерантность, как близкое знакомство с представителями других культур. Рассказ Игоря Кулагина, который отправился в почти неизвестный для россиян Иран, как раз об этом. Замечательные рисунки, выполненные Юлией Урсул, супругой Игоря, добавляют колорита этой истории. С нетерпением ждем новых рассказов о чудесных местах, увлекательных путешествиях, невероятных приключениях и сильных чувствах. «Конкурс путевых заметок» на «Ленте.ру» при поддержке «Рамблер. Путешествия» продолжается.
— Здравствуйте, идет ли этот автобус до...?
— Подождите-подождите, как вас зовут?
— Игорь. Простите, но....
— Очень приятно. Меня зовут Хосейн. А из какой вы страны?
— Из России. Этот автобус все-таки идет до Имам Хомейни?
— Да, конечно. Это будет через пять остановок.
Учитывая, что за мной стояли две девушки, желавшие оплатить проезд, получалось не очень удобно. Однако я решил, что кондуктор лучше знает, что здесь удобно, а что нет, и продолжил терпеливо отвечать на его вопросы. Юля же, моя жена, начала нервничать: она понятия не имела, туда ли мы едем, тем более что стоять ей пришлось, как и всем женщинам, в задней части автобуса. Я немного рассказал о своей профессии и общем положении дел в России, благо неплохо владею фарси, после чего получил долгожданное приглашение пройти в салон, и автобус тронулся.
Так началось наше знакомство с особенностями иранского менталитета.
Об иранском гостеприимстве и любопытстве к иностранцам нас предупреждали заранее. Но тот факт, что кондуктор не счел возможным ответить на простой вопрос, не узнав моего имени и гражданства, меня удивил. Даже в таком мегаполисе как Тегеран (примерно девять миллионов человек) мой собеседник не поддается суете и просто излучает спокойствие и вальяжность. Как мы убедились впоследствии, такой способностью обладают не только кондукторы автобусов, а почти все иранцы. Если продавец пытается вам что-то продать — он будет ненавязчив, а речь его будет неспешной. Если вы попросите человека отодвинуть мешающий выезду мотоцикл, он сделает это не быстро и не медленно, а ровно с такой скоростью, чтобы выглядеть достойно. Безусловно, присутствие иностранца дисциплинирует, но если быть внимательным, то можно увидеть, что и между собой жители Ирана нормами вежливого общения не пренебрегают.
Иранцы поражают своей естественной красотой: пропорциональные черты и точеный овал лица, миндалевидные глаза, стройная фигура. Причем у зрелых и даже пожилых людей эти черты выражены не менее явно, чем у молодых. Здоровых и красивых людей в Иране видишь практически всегда и везде. На вопрос, как удается им держать себя в такой хорошей форме, Бехназ, наша знакомая, коротко ответила: «Дело в том, что у нас хорошая кухня и нет алкоголя».
Но мы все же решили, что дело тут еще и в эмоциональной атмосфере, создающей настроение людей и влияющей на их поведение и общение. Улыбка и вежливость — не натянутые, не вымученные и не коммерчески ориентированные. Добродушный вид мало зависит и от социального положения: с кислыми лицами в Иране не ходят ни дворники, ни владельцы лавок. И даже офисные работники не выглядят такими закрытыми, как у нас. Иранцы очень любят фотографироваться и не возражают, когда их снимают иностранцы. Даже женщины, плотно закутанные в чадру, и даже в провинции, скорее всего, не будут протестовать против пары снимков.
Благодушное и уравновешенное настроение иранцев неизбежно порождает вопрос: куда они девают отрицательные эмоции? Я могу точно сказать, что на людей, стоящих рядом, они их не сбрасывают. Даже когда на лицах прохожих или продавцов мы видели признаки усталости, это никак не отражалось на их неизменно учтивом поведении. Почему? Этот вопрос для меня так и остался открытым.
Как жителю Москвы и владельцу автомобиля мне не раз приходилось сталкиваться с агрессивностью участников дорожного движения — от привычной для нас ругани до драк. Но тегеранские пробки другие! Никто не сигналит, не кричит, не пытается подрезать. Наша Бехназ трижды спрашивала дорогу, просто высовываясь из окошка машины и окликая кого-нибудь из соседей. В двух случаях нам все подробно объясняли, а один пожилой человек и вовсе предложил ехать за ним и привел нас к нужной развилке.
А в очередной пробке мы умудрились попасть в аварию. Здесь я вынужден несколько пояснить ситуацию с автомобилями в Иране. Вследствие экономических санкций подавляющее большинство автомобилей в стране составляют иранские копии недорогих иностранных (в основном французских) авто. Многим из них далеко за десять, а то и за двадцать лет. Иномарками владеет небольшое число людей, имеющих изрядный достаток. Так вот, наш автомобиль въехал именно в такую иномарку — большой белый джип «Ниссан Кашкай» (кстати, кашкаи — один из этносов Ирана). Виноваты были мы, и джип неслабо пострадал — по нашим представлениям, тысяч на тридцать рублей. Из него вышел одетый в хороший костюм хозяин. Лицо у него было грустное. Я предположил два привычных варианта дальнейшего развития событий: либо он возьмет у нас деньги, и мы разойдемся подобру-поздорову, либо придется ждать пару-тройку часов прибытия полиции. Но в любом случае получим на свои головы тысячу и одно проклятие. К моему удивлению, владелец джипа лишь тихо сказал: «Отодвиньте машину».
— Господин, так что мы будем делать? — робко поинтересовалась Бехназ по завершении маневра. Мужчина окинул взглядом раненую часть своего авто, обернулся и сказал:
— Езжайте с миром.
Сел в свой белый джип и уехал. И мы тоже поехали дальше.
Я поведал эту историю знакомому продавцу московского автосалона. Он до сих пор пересказывает ее своим посетителям, но ему никто не верит. Да и сам он мне, похоже, не поверил.
В Йезде мы с Юлей искали иранские чайные стаканы, и в витрине очередной посудной лавки увидели подходящие. Войдя внутрь, поздоровались с хозяином и, вероятно, его сыном, сидевшим за столом. На мой вопрос, можно ли купить стаканы, молодой человек ответил, что лавка специализируется на сдаче посуды в аренду на свадьбы и другие многолюдные мероприятия. Однако пожилой мужчина, увидев наши разочарованные взгляды, спросил:
— Сколько вам нужно?
— Четыре.
Нам принесли четыре стакана, а на вопрос о цене хозяин сказал:
— Сколько хотите.
Помня, что на рынке такие стаканчики стоили около десяти тысяч туманов за штуку, я протянул ему сорок тысяч. Однако он взял только двадцать, пояснив, что и так много.
Кстати, семейственность в иранском бизнесе — это что-то святое. Чуть ли не в каждой лавке на стене обязательно висит небольшой портрет ее основателя. Если же лавка достаточно старая — рядом будут фотографии его наследников. А в одном из ресторанов Йезда портрет основателя заведения был напечатан в уголке меню. Причем я с удивлением обнаружил, что он здравствует и поныне, только выглядит лет на двадцать старше, чем на фотографии.
Однажды, гуляя по Йезду, мы набрели на хосейние — место собрания мусульман-шиитов для проведения траурных церемоний по имаму Хосейну и другим мученикам за веру. Оно было явно древним и заброшенным — ни людей, ни объявлений о траурных мероприятиях рядом не было. Приоткрыв массивные ворота, ведущие во внутренний двор, мы увидели сидевшего на ковре мужчину лет сорока. Перед ним стоял какой-то кирпич, вокруг лежали кусочки камня и керамики, в стороне — термос и сумка. Поприветствовав его, мы познакомились и поинтересовались, чем он тут в одиночестве занимается. Оказалось, что зовут его Мохаммад, объект находится на реставрации, а он, собственно, и есть реставратор.
Когда я спросил, где его помощники и коллеги, он сообщил, что всю работу выполняет сам. От такого ответа я впал в некоторое замешательство: дел тут невпроворот. Причем, как выяснилось, он работает не только здесь, но еще в одной мечети и одном хосейние.
Мохаммад показал свой нехитрый инструмент (молоток, кирпич-наковальня, бумага и ручка) и пояснил, что занимается восстановлением орнаментированных керамических плиток. Рассказывая, он смотрел как бы сквозь меня куда-то вдаль, говорил не спеша, тщательно подбирая слова. Было в этом человеке что-то не от мира сего, какой-то внутренний свет, который совершенно не ожидаешь увидеть в простом ремесленнике. Не знаю, может быть, это результат одиночества и полной погруженности в свое занятие.
Этот город знаменит огромной площадью Нагше Джахан (она же площадь Имама) и расположенным вокруг нее базаром. Она производит впечатление настоящего рая: светит теплое солнце, на зеленых лужайках устраивают пикники мужчины и женщины с детьми, бьют фонтаны, доносится позвякивание колокольчиков и цоканье копыт. Как истинные скептики, мы не могли удовлетвориться такой картиной и принялись искать недостатки.
Через пару дней пребывания в Исфагане мы увидели на базаре мужчину, торговавшего специями. Внешность ссыльного декабриста входила в явное противоречие с его занятием. Более того, он читал книгу, чем не утруждал себя ни один лавочник. В ходе краткой беседы выяснилось, что он бывший студент, изгнанный из университета за политическую деятельность.
Торговца специями звали Маджид. Около 15 лет назад он учился в университете на инженера-электронщика и параллельно вел агитацию за избрание на пост президента страны оппозиционного кандидата Мохаммада Хатами. В частности, занимался распространением листовок-газет. Кончилось все тем, что его и еще нескольких человек отчислили из университета. А Хатами выиграл выборы и ничем не помог людям, которые из-за него пострадали. С тех пор Маджид торгует на базаре. У него на иждивении жена и двое детей.
По его словам, реальная картина жизни иранца не так солнечна, как нам показалось. В первую очередь из-за политических репрессий. Маджид сказал, что сам он еще легко отделался. Попасть в полицию, а затем и тюрьму — дело нехитрое. Как сказал наш собеседник, для простого человека политика — это путь на виселицу.
Одна из наболевших проблем — безработица. Она настигает даже тех, кто успешно заканчивает университет. По словам Маджида, специалистам трудно найти рабочее место, так как экономика страны недостаточно развита. Не знаю, насколько истинно это утверждение, но по моим впечатлениям это так. Даже легкая промышленность находится в коме: в магазинах одежды 90 процентов изделий — импорт из Китая или Турции. Даже ткани для чадры — одного из символов современного Ирана — чаще из Южной Кореи и Японии, что с горечью отмечают торговцы на базарах Тегерана и Исфагана.
В конце концов большинство дипломированных специалистов приходят в торговлю. Женщинам устроиться на работу еще труднее. Даже в магазинах женской одежды продавцы — сплошь мужчины.
Напоследок мы спросили Маджида, жалеет ли он о своем поступке, повлекшем отчисление? Сдался ли он, считает ли, что был тогда неправ? На все вопросы он ответил утвердительно, и мне показалось, что у него на глаза навернулись слезы. Перед уходом я спросил, что за книгу он читает. «Граф Монте Кристо», — ответил Маджид.
В Иране понимаешь, насколько сильна по-настоящему высокая культура. Мой научный руководитель говорил: «Если человек принадлежит к древней цивилизации, это всегда чувствуешь в общении». В отношении иранцев это совершенно справедливо.
Итог голосования: «+» 676, «-» 668